Тайные тропы (СИ) - Васильев Андрей Александрович

— Да что вы на меня набросились? — жалобно пробормотал юноша. — Просто сказал!

— А мы просто ответили, — жестко пояснила ему Светлана. — «Не хочу» и «не буду» в Москве остались. Тут ты или со всеми, или сам по себе. Правда, в последнем случае к словам Маргариты «когда мы выберемся наверх», смело можно в скобках добавлять «если». Уловил?

— Да, — буркнул Стрелецкий.

— Тогда лезь первый, — велел я.

— Почему? — опешил молодой человек.

— Как что? — тихонько уточнила у меня Марго.

— Как паллиатив. Это когда полное лечение невозможно, применяют некую полумеру, для того чтобы хоть маленько проблему решить — пояснил я

— Я знаю, что такое паллиатив — усмехнулась Марго — Все-таки врач, пусть и бывший. Тебе-то откуда это слово известно? И не очень ясно, как оно к нашему дитяте великовозрастному применимо.

— Он лоб уже здоровый, всю дурь из него нам никак не выбить, но немного мы себе жизнь облегчить можем — ответил я, а после рявкнул — Да рюкзак сначала сними, горюшко! И его вперед себя пусти!

— Это как? — совсем уж растерялся Аркаша.

— Толкать будешь перед собой, — пояснила Метельская уже более миролюбиво. — Тут тебе и рычаг, и дополнительная защита. Змеи внутри гор хоть и редкость, но все же встречаются. Если она тебя в лицо тяпнет — беда. А если в рюкзак — так и печали никакой.

Юноша, пыхтя, запихнул в лаз рюкзак, а после сам полез внутрь. Через пару минут после того, как ноги Аркаши скрылись из вида, Метельская тихонько мне сказала:

— И всякий раз надо будет пускать его первым.

— Ясное дело, — поддакнула ей Марго. — Его, если что, не так жалко. Не сказать, совсем не жалко.

— Ты ко мне клинья не бей, — холодно заметила оперативница. — Если что, я тебе пить его все равно не дам. Да, типок мутный, но он под защитой закона.

— Вообще-то я на это даже не намекала, — возмутилась вурдалачка, после нагнулась к лазу и гаркнула: — Ну, чего там?

— Темно и тесно, — донесся до нас спертый голос Аркаши. — Но двигаюсь! Ой!

— Чего «ой»?

— Свалился! Тут не пол в пол! Блин, криво объяснил. Тут…

— Да ясно уже, — крикнула в лаз Светлана. — Ладно, теперь я поползу.

За ней пришла моя очередь, и вот тут я понял, почему она называла этот лаз «шкуродером». Точнее определение ему не придумаешь, «шкуродер» и есть. Ползешь, точно червь, в узком пространстве, скребешь всем, чем можно, о стены, которые окружают тебя со всех сторон, а в голове только одна мысль: «А вдруг именно сейчас где-то там, наверху, вылетит из какой-то каменной плиты ма-а-а-аленький такой камушек, после чего вся эта механика придет в движение, расплющив меня тут в блин». Умом понимаешь, что вероятность подобного не то что мала, а просто ничтожна, но выбить ее из башки нереально. И — время. Оно тут идет как-то по-другому. Ведь протискивался-то всего несколько минут, а по ощущениям — пару дней.

Впрочем, под землей время на самом деле движется немного иначе, в первую очередь по той причине, что ты не ощущаешь его хода. Нет зримых признаков того, что оно движется, вокруг все одно и то же — темнота да камень вокруг. И — тишина, которую разве какая капель нарушает. Нет, антураж периодически меняется, после лаза из штольни мы, например, попали в небольшую пещеру, стены которой были исчерчены какими-то темно-блестящими жилами неизвестной мне горной породы. Может, это кварц, может, еще чего. Я не геолог, не знаю. Смотрелось в свете фонарей это красиво. А через час мы уже шлепали по густой жиже, оказавшись в очередной штольне, которую, похоже, подтопил вчерашний ливень. Хотя, может, тут и всегда так?

Но все равно — вокруг одно и то же, что, конечно, здорово долбало по психике. Плюс отдельно донимало осознание собственной недальновидности. Уже спустя сутки я понял, каким же забавными и нелепыми были все мои недавние суждения вроде: «Поедем на Урал и там, под горами, разберемся, чьи в лесу шишки». Отчего я был так уверен в том, что здешние подземные чертоги это что-то вроде Силикатов или «Партизанки» в Подмосковье? Там все изведано, исхожено, на стенах есть куча разных знаков, по которым можно дойти куда угодно. А тут… Права Светка тогда в лесу была. Это не просто камень, лазы и пещеры. Это отдельный мир, отдельная вселенная, живущая по своим законам и плевать хотевшая на все, что происходит вне ее. И в которой нас, кстати, никто особо не ждал в гости.

Представляю, что бы по этому поводу сказал мне Мирослав. Он всегда умел найти такие слова, вроде бы и не осуждающие, но пробирающие до самого нутра, до последней жилки. И аргумент вроде «так это все делается не для меня, а для тебя» к рассмотрению бы не принял, бросив свое привычное: «Я тебя об этом не просил».

Да, не просил. Но о некоторых вещах просить и не надо, они сами собой подразумеваются. Есть долги, не вернуть которые хуже, чем умереть. Или даже так — лучше умереть, пытаясь вернуть такой долг, чем долго жить с осознанием собственной ничтожности. Я не самый лучший из людей, сам про то знаю, но вариант с долгой жизнью, заполненной поисками оправдывающей аргументации из серии «Это просто невозможно, потому что…» точно не мой.

Вот только осознание подобного тут, в поземных переходах, мне никак не помогает. В какой-то момент я окончательно перестал понимать, куда мы идем. Да и не я один.

— Хрень сплошная, — сказала Светлана на очередном привале, в не знаю какой раз перелистав в телефоне десяток имеющихся карт. — Они все одинаково подходят и не подходят. Вот — «шкуродер», пещера с ручьем, переход. Вроде все так?

— Так, — оторвалась от гемокона Марго. Она, кстати, в какой-то момент перестала стесняться питаться на наших глазах, чем здорово шокировала Аркашу. Нет, он про нее все знал, но все же вид утоляющего кровью голод вурдалака на него, как на свежего человека, произвел неизгладимое впечатление. Просто потому, что это не кино, это происходит здесь и сейчас — клыки, потемневшие глаза, багровая жидкость, которую жадно пьет твоя спутница… Я и сам, помню, по первости испытывал то странное чувство, которое его здорово торкнуло, эдакую смесь отвращения, страха и невозможности перестать на происходящее смотреть. Потом привык и перестал воспринимать сие действо как экзотику, приняв душой аксиому, которую опять-таки мне в голову вколотил Мирослав: «Неважно, кто и что ест. Главное, что не тебя».

— Вот только пещеры, в которой мы сидим, тут нет! — хлопнула ладонью себя по ноге Метельская. — Тут вон три выхода. Два явно ведут вниз, один наверх. Такое не отметить не могли.

— Так на какой-то карте была пометка «пещера с тремя вых». — Я хрустнул галетой. — Сам видел. Еще тогда, на входе.

— Есть такое, — подтвердила женщина. — Вот она. Но тут ведь еще и затопленная штольня значится, причем перед пещерой. Ладно, предположим, вода высохла. Но «шкуродерка»? Она куда делась? Короче — ну на фиг, не буду я больше мозги себе ломать. Идем и идем. Куда-то да выйдем.

— Так себе план, — возразил ей Аркаша. — Вообще-то мы тут не на прогулке, а по делу. Нам нужно достичь определенной цели, а не просто потаскаться по этим подземельям, а после усталыми, но довольными вернуться домой. Максим, ты чего молчишь?

— А что тут скажешь? — Я отпил воды из фляги. — Вы оба в чем-то правы, вот только от того никому не легче.

— Сомнительная позиция! — возмутился Стрелецкий. — Вообще-то ты нанят с определенной целью и должен приложить все силы для выполнения поставленной задачи.

— Уже прилагаю, — я обвел рукой небольшую пещеру, где мы расположились, — вон куда забрался. Поверь, дружище, доброй волей я бы сюда сроду не полез.

— Твои слова смахивают на оправдания, — заявил юноша, — а действия — на саботаж! Разве нет Походить недельку по этим шахтам, и потом сказать: «Не получилось»! Нехорошо! Некрасиво!

— Будет истерить. — Светлана растянулась на синем каремате, глянула на часы, а после выключила фонарь на каске. — Дай покою. Наверху ночь, давайте и мы маленько покемарим.

— Правильное решение, — согласился с ней я, убрал флягу в напоясный чехол и хлопнул Аркашу по козырьку каски. — Утро вечера мудренее. Авось завтра будет веселее, чем сегодня.