Бесобой - Кутузов Кирилл
— Да так… Я наверняка знаю: просто так почти никто ничего не делает. Пытаюсь нащупать какие-то подводные камни.
— Разуй глаза, Данила-Бесобой! — Шмыг встрепенулся. — У тебя один такой камень на шее висит! Тебе велели мочить демонов, добывать из них чёрный песок и наполнять им волшебные песочные часы — «Часы Жизни», а если песок в них иссякнет, то тебе кранты!
— Шмыг, если б не они, я бы так и лежал в госпитале, возвращаясь в сознание раз в месяц, и то только для того, чтобы ощутить адскую боль, — грустно отозвался Данила. — Это не камень на шее, это большое одолжение. И шанс отомстить этим тварям.
— Ну, они не все твари-то… Демоны в смысле.
— Те, что лезут сюда, вселяются в людей и ищут последователей — они все твари.
— Ну, с этим спорить не буду.
Оставшуюся дорогу Шмыг молчал и как-то дёргано косился по сторонам.
Дома Данила принялся прогонять Шмыга подальше от плиты:
— Вот сейчас иди играй, я потом компьютер займу. Не мешайся. Пельмени надо варить умеючи.
— Чего там уметь? Кинул в воду — и варишь, — бурк-нул в ответ чертёнок.
— Они тогда будут на вкус как рыба, про которую ты сегодня рассказывал. А вот если немножко бульонного кубика в воду покрошить и кинуть укропа…
— Ему сказали пельмени приготовить, а он так, глядишь, рататуй сварит! По краям картошка, а посерёдке…
— Иди играй уже! Или вообще жрать не сядешь.
— Я тогда у тебя сгущёнку всю твою драгоценную выпью.
Данила погрозил Шмыгу пальцем:
— Тронешь неприкосновенный запас — я тебя в этой сгущёнке и замариную.
— Вот почему я никогда не угрожаю тебе физической расправой? Потому что я ростом не вышел, или?..
Конца фразы Данила не услышал, потому что Шмыг уже полетел в соседнюю комнату к компьютеру.
После ужина, за которым обсуждали в основном то, почему Шмыг, несмотря на малый рост и вес, жрёт столько же, сколько его напарник, Данила сел к компьютеру и начал мониторить районные группы во Vmeste.
Шмыг поглаживал набитое пельменями пузо и медленно летал вокруг, изображая купальщика, плывущего на спине:
— Ты опять своих городских сумасшедших читаешь?
— Ну извини, в новостях про демонов не рассказывают. А там публикуют любую ерунду. Кто-то пришельцев ловит, кому-то померещилось, что в детских мультиках сообщения с того света зашифровывают. Но, если грамотно отсеивать откровенный бред от такого, которого нарочно не придумаешь, можно кое-что выцепить… Ну, то есть смотри: если мать жалуется, что её ребёнок поклоняется Сатане, потому что футболки с пентаграммами носит и странную музыку слушает, — это фигня. Ну, то есть ребёнок, очевидно, не наш клиент. А вот если ребёнок пишет, что у него родители двинулись на какой-то сектантской фигне и на кухне бутылки в форме пентаклей расставляют, то…
— То они, скорее всего, алконавты, раз у них столько бутылок, — закончил утверждение Шмыг.
— Не исключено, конечно. Но я бы всё равно проверил. Главное, ты понял принцип. Без этих городских сумасшедших нам бы пришлось на тачке Москву каждый вечер кругами объезжать, чтобы хотя бы на треть Часы наполнить. Причём за рулём был бы ты — я бы трясся над жетоном и пытался понять, это он правда похолодел на полградуса или мне показалось. Не каждый день везёт так, как сегодня, когда тварь сама, можно сказать, к нам в гости зашла…
— Ну да. Фронт работ, конечно, впечатляет… — Шмыг со вздохом осмотрел огромную карту Москвы, висевшую на стене: она вся была истыкана канцелярскими булавками, и лишь кое-где виднелись намалёванные красные крестики — знаки того, что в этом месте недавно стало на одного демона меньше.
«Сюжет о городском мстителе входит в число наиболее расхожих. Отражая тревоги маленького человека, этот сюжет преломляется в зависимости от обстоятельств, от исторического и культурного контекста. Когда-то мститель мог быть благородным разбойником или честной воровкой, чьи примитивные представления о справедливости казались горожанам более простыми и понятными, нежели сложные мотивировки фискальной политики в том или ином государстве. Образ мстителя в разных условиях может сближаться с фигурой революционера или, напротив, стража порядка. Если в том или ином отрезке времени активизируется борьба за души людей, то мстителем может выступать идеализированный (или, напротив, нарушающий косные каноны) священнослужитель. В современном нам мегаполисе мститель — это чаще всего вывернутая наизнанку фигура бандита. Герой, от которого поначалу не ждут ничего хорошего. Мрачный незнакомец, скрывающий своё лицо под капюшоном, который появляется в решающий момент и, к примеру, спасает заблудившуюся горожанку от насильника или уничтожает чудовище, то есть борется с тем злом, искоренить которое традиционные институты по какой-то причине не могут. Нужно, однако, понимать, что все эти образы, во-первых, схожи в своей сути, а во-вторых, не имеют к реальности никакого отношения».
«Книга Заплат»
ГЛАВА II «Семь грехов»
Когда-то здесь располагался заводской цех. Потом производство закрылось, и в здании обосновались торчки. Потом пришёл он — дядя Саша Зеленин, выкупил цех у города за символический рубль. Выкупил с обременением, пообещав устроить тут диагностический центр, но на обременение сразу забил. И теперь тут открылся шикарный клуб. Два бара, две лаундж-зоны и три танцпола — всё вместе называется «Семь Грехов». И вот вроде бабок сюда вложено немерено, а тут всё равно одни торчки. Только раньше, когда тут были облупившиеся стены с обрывками плакатов по технике безопасности, торчки молча лежали, тащились и умирали, а теперь они трясутся под модную долбёжку и лапают торчих в мини… Гадость, короче.
Зеленин специально заказал подрядчикам громадное панорамное окно в кабинете, выходящее внутрь его клуба, чтобы можно было видеть, что там происходит. Теперь уже начал жалеть. Окно это ещё здоровое, круглое. На него жалюзи не повесишь. Даже занавески не присобачишь толком. А если закрасить — снаружи некрасиво будет смотреться. Поэтому он, конечно, периодически подходил полюбоваться на своё детище, которое приносило какие-то адские доходы, но вместо гордости Зеленина пронимало отвращение. Но дядя Саша был умным, он знал — за такие бабки можно и потерпеть. Авторитеты, которые были в чести, когда он только начинал, уже червей кормят, потому что не успели под новое время перестроиться… А он стоит у себя в роскошном кабинете, смотрит на молодняк, который только за вход по два косаря платит (это ещё без товара), и, как старая бабка, думает, что они все тут — наркоманы и проститутки.
— Ничего не как старая бабка, хайло своё заткни. И вообще, у нас с тобой уговор. Хочешь что-то сказать — говори прямо, а мысли мне нашёптывать не смей.
— Да я же в шутку, ты чего. Смешно же: сам построил этот вертеп, можно сказать, моими руками, а теперь ему ещё и не нравится что-то. Ты ещё скажи, что душа болит.
— Даже если и болит, это меня больше не колышет. Теперь мои душевные терзания — это твоя головная боль, шеф.
— Ну… Это да. Я сейчас по своим делам свинчу. К тебе когда новый кандидат на собеседование придёт? Не хочу веселье пропускать.
— Через полчаса должен. Я тебя призову, если что.
— Ну давай.
Мыслям в голове тут же стало просторно, будто Зеленин до этого стоял посреди людного вокзала: отовсюду доносились обрывки фраз, гудки поездов и объявления по громкоговорителю, и вдруг шум смолк, хотя за тонким стеклом продолжали ухать басы. Внезапно захотелось убежать отсюда, обнять внуков (если бы они у него были), а потом купить на базаре пряжу, повязать на голову платочек, сидеть вот так на лавке и вязать, вязать… И просидеть так до конца своих дней, вместе с другими ба…
— Шеф, заманал.
— Всё, больше не буду.
И захохотал так, что у Зеленина уши заложило.
Мордоворот-охранник заметил перемену в лице у патрона и сразу достал из кармана фляжку:
