Аноним - Канал имени Москвы
Женщина промолчала. Теперь ей пришёл черёд смотреть в сторону.
— Пусть сами разбираются, — проронила она.
— Я не хочу, чтоб из нашего сына делали недотёпу, мать. Нечего держать Фёдора на побегушках, а самой…
— Кто хоть?
— Поняла наконец? — Он кивнул. — Хороший вопрос. В этом всё дело. Бузинский сынок. Тот самый, купчишка. Чтоб пересчитать, кто в Дмитрове побогаче Бузиных будет, хватит пальцев одной руки.
— Поди узнай, что там Вероника себе думает, — рассудительно заметила она. — Девка-то ухаживаний его не отвергает. Вон, завтра на танцы собрались.
— Разве это ухаживания? — вздохнул мужчина.
— Решение родителей молодым сейчас не закон, Макар, — попыталась она успокоить. — Может, ну… может, сама-то она…
— О чём ты? Не та уже Вероника. Надо поговорить с парнем.
Она подняла руки в протестующем жесте, да так и застыла. Он был прав. Перемену в Веронике видели все. Кроме Фёдора. А он по-прежнему выходил у неё за порученца, ухажёра и носильщика её вещей. Так повелось у них ещё с детства, со школьной скамьи. Только и детство, и школьная гимназия давно остались в прошлом. Но передавливать в этом деле нельзя.
— Разве это ухаживания? — повторил Макар. И сделал к жене ещё один шаг. И вдруг глаза его весело блеснули. — Или ты забыла, какие бывают ухаживания?
Он ухватил её за руку, приобнял, чуть отклонив, словно приглашая к танцу, и нежно пощекотал:
— А? Забыла?!
— Прекрати. — Она еле заметно порозовела.
— Забыла?
Его щекотания всё больше превращались в ласковые поглаживания. У Макара были большие, крепкие и чуть усталые, как и его глаза, руки с задубелой кожей; тёмные от солнца руки гребца, сильные и нежные.
— Прекрати! — хрипло и весело прошипела она, попытавшись вырваться, впрочем, не прикладывая особых усилий. Потом с сожалением поняла, что вырваться придётся. — Прекрати, вон уже Федор идет.
Это было правдой. Сын возвращался с большими четвертями холодного сидра, и Макар прекратил.
— За вами теперь должок, — он ей подмигнул. — Как стемнеет.
— Увалень, — отрезала она, ещё больше розовея.
— Ничего. Попытаюсь справиться, — пообещал мужчина.
Она хихикнула. Потом серьёзно посмотрела на мужа:
— Макар, прошу тебя, не надо ему ничего говорить. Если всё подтвердится, если это правда и Вероника тоже так решила…
— А у тебя остались сомнения?
— Тогда она ему сама… Пообещай мне немного подождать. Дай им возможность объясниться. И ему, и ей.
— Три ярмарочных дня они будут на людях. Ты хочешь, чтобы нашего сына продолжали водить за нос?
— Именно поэтому — они будут на людях. И им придётся… Понимаешь? Теперь Вероника просто будет вынуждена объясниться, чтобы, ну… не было двусмысленности. Всё решится в самые ближайшие дни. Да и Бузины не потерпят, чтобы их будущая невестка… Понимаешь?
— Не потерпят — что? Чтоб якшалась не пойми с кем?
Глаза Макара блеснули, а в низком хрипловатом голосе мелькнула жёсткая нотка. Как ей нравился этот голос!..
Она улыбнулась.
— Нет, — произнесла она с достоинством. — Я этого не говорила. Чтобы их будущая невестка продолжала принимать ухаживания другого. Вот и всё.
Макар смотрел на неё, а Фёдор уже приотворил калитку.
— Наверное, ты права, — наконец сдался мужчина. — Я просто не хочу… Парню двадцать скоро, нельзя так. Не по-людски. Вот… выставлять его мальчишкой на посмешище. Ну, ладно, права ты. Пусть так и будет. Три дня ждём.
— И Макар, — она снова улыбнулась, она умела обставлять свои победы незаметно, так, чтобы последнее слово оставалось за мужем. — Зря ты его, по-моему, с этим бухучётом мурыжишь. Не по нему это, и к другому парня тянет.
— К другому…
— Фёдор по твоим стопам пойти хочет. Неужто не знаешь?
— По моим стопам… Много ли мы добра моим ремеслом нажили?
— А по мне так в самый раз. — Она развела руками, вроде бы обводя двор и их нехитрое хозяйство, но на самом деле указывая на мужа и идущего от калитки Фёдора.
Мужчина бросил быстрый взгляд на юношу и наконец тоже улыбнулся. Потом вздохнул:
— Дурь это у него в голове. Сам таким был. Ты же знаешь, мать, если из дюжины гребцов хоть одному подфартит, считай, хорошо. Удача к нашему брату сурова. Знаешь ведь.
— Знаю. Но Фёдор всегда был смышленым и…
Упрямым? И это тоже, но не совсем так. Она не нашла правильных слов. Упрямый — да, но и… Где-то там, очень глубоко, внутри весёлого, отзывчивого и всегда покладистого Фёдора скрывался камень. У их мальчика была очень твёрдая сердцевина. Она всегда чувствовала это. Словно внутри него был какой-то совсем другой человек, о котором юноша, возможно, и сам не догадывался. Порой это её озадачивало. Порой немножко пугало.
— Софья Спиридоновна взялась обучить бухгалтерии, — сказал Макар. — Это всегда твёрдый заработок. Надёжный. Парня надо на ноги ставить, мать. А вся эта дурь…
— Макарушка, неужели не видишь, что наш сын восхищается тобой?
— Вот тоже…
— Ты видел его глаза, когда… ну, когда вы с парнями рассказываете?..
— Я уж пеняю на себя за свой болтливый язык, — в сердцах обронил мужчина. И бросил взгляд на Фёдора. Было видно, что в душе-то он польщён.
— Не пеняй. Нашлось бы кому рассказать.
«Дело говорит за себя», — любили повторять гребцы. И снова уходили по каналу. Труд их был тяжёлым и опасным. И почти всегда за копейки. Её муж знает, что это. И боится за Фёдора. Только не усидит их парень на тёплом бухгалтерском стуле.
Упрямый? Бесспорно. Но вот и то, что её пугало… когда ей казалось, что внутри Фёдора скрывается кто-то ещё. Не просто тайный характер, который ещё проявится. И тогда она думала: «А вдруг это правда?» И лезли в голову тёмные мысли, и тяжесть ложилась на сердце. Умом она понимала, что всё это бессмысленные глупости, невозможная чушь, но иногда думала: а что, если так оно и есть? Вдруг все эти байки, что ходят про гидов, — правда?
На канале болтали о вещах самых невероятных, плели столько небылиц, особенно про учёных и гидов.
Оно и понятно, люди их не понимали и побаивались. По крайней мере, относились с настороженностью к тем, кто ходит в туман, хотя и видели, что это необходимо. Львиная доля всех этих россказней оказывалась нелепой выдумкой. Только в эти тёмные минуты ей казалось: «Но как, если хоть что-то из этих невероятных, а порой и безумных фантазий окажется правдой?» И тогда её мальчик… У неё были более чем веские основания прислушиваться ко всем этим историям. К сожалению, были. Основания, связанные с Фёдором, с их Фёдором. Ей даже думать не хотелось о том, что Фёдор может стать гидом. Вещи, которые она слышала, были пугающими. О том, что может произойти в тумане. И особенно о младенцах, которые… не совсем младенцы. И в эти тёмные минуты, когда подкрадывалось шершавое безумие и тяжестью ложилось на сердце, она думала, что если это сможет его уберечь, пусть уж лучше идёт в гребцы. Порой она сама смеялась над собой, порой чувствовала, что балансирует на грани и уже не знает, чему верить. Но уж лучше в гребцы. Потому что если это так и во всей этой болтовне есть хоть крупица правды, то никакой бухучёт его уже не удержит.
Она взглянула на мужа, и тут же оба услышали весёлый оклик Фёдора:
— Мам, пап, если не видите, я вернулся!
Она поняла, что необходимо взять себя в руки. Обычно они шутили друг с другом, и когда женщина обернулась, на губах её играла улыбка, а тени, залёгшие у глаз, были почти незаметны.
— А ты кто? — поинтересовалась она.
— А кто обычно зовёт вас «мам-пап»?
— Мам-папом?
— Но вы можете считать меня разносчиком сидра.
— Ладно. Договорились. Поставьте в погреб. И ступайте своей дорогой.
Она бросила взгляд на мужа.
— Может, мы покормим его? — И поняла, что ещё чуть-чуть, и улыбка её будет выглядеть вымученной. — Ужин скоро. — Она добавила в голос строгости. — Но за стол у нас пускают только с чистыми руками.
— Знаю, — насупился Фёдор. Поднялся на крыльцо и вошёл в дом. В их совсем крохотный, но чистенький двухэтажный дом, который они делили с ещё одной семьёй такого же неразбогатевшего гребца.
Женщина вздохнула. Макар пристально смотрел на неё.
— Не думай о плохом, — вдруг попросил он.
Она ответила мужу долгим настороженным взглядом. Щёки её уже какое-то время не казались порозовевшими.
— Как скажешь, — негромко отозвалась она.
4
Ворон Мунир доставил своё послание по назначению. И когда перед адресатом побежали буквы, его лицо преобразила тихая счастливая улыбка.
— Наконец-то, — прошептал он.
Сообщение было сухим, сдержанным, ни одного лишнего слова:
«Его манок цел и действует. Сегодня с утра манок выглядел совсем как новенький. Я вызвал Мунира при помощи его манка.
