Мурный лохмач (СИ) - Преображенская Маргарита
Базиль, как признанный умелец развешивания лапши на подходящих ушах, решил воспользоваться этим для своих целей. На Чёрном Рынке Затерянных Душ он, прибежав туда в образе кота, незаметно вскрыл когтем замок клетки и выпустил на волю тридцать восемь самых языкатых попугаев по ту сторону, которые, улетев от продавца, догнали уже принявшего человеческий облик Базиля, рассевшись у него на голове, плечах и спине.
Мурный Лохмач потратил дня три на то, чтобы научить этих птиц кричалкам о Великом Окочуре. Попугаи старались изо всех сил и вскоре полностью копировали голос их освободителя. После этого жизнь города стала напоминать развесёлое представление балаганных комедиантов, в роли которых нежданно-негаданно оказались кромешники. Базиль периодически отпускал птиц на улицы, где те орали на каждом углу быстро полюбившиеся народу лозунги, перелетая с места на место и внося революционный хаос как в умы народных масс, так и в массы кромешников, буквально сбивавшихся с ног в поисках наглого мятежника, да и ушастым призракам доставалось, потому что от некоторых эпитетов в адрес наместника их уши сворачивались в трубочку. Попугаи оказались очень шустрыми птицами, ловко уходя от преследователей, и продолжали орать на весь Потусторонний Париж:
«Окочур в натуре слаб:Он любить не может баб,Взять мятежников в тискиТоже руки коротки!»
Во время создаваемой таким образом общей сумятицы и неразберихи, Мурный Лохмач, встречался с Клодиной, каждый раз меняя место встречи, чтобы их не могли вычислить даже старьёвщики Хозяина Потустороннего Парижа. В этот вечер Базиль, как обычно, оставив кромешников гоняться за попугаями, направил свои стопы на окраину города, где некоторое время назад снял небольшой дом. Ожидая прихода своей возлюбленной он собственноручно приготовил немудрёный ужин, состоящий из жареных стейков, омлета и вина и зажёг огонь в камине, созерцая, как пляшут алые сполохи, похожие на всплески страсти.
– Эх! Главное-то я забыл! – пробормотал Базиль, хлопнув себя по лбу, и помчался в сад за цветами.
Их здесь росла целая грядка, синих трогательных васильков. По ту сторону все цветы увядали, превращаясь в сухоцветы, но в этих удавалось поддерживать иллюзию жизни. Базиль поливал их своей кровью, в которой бушевала страстная любовь. Он, как раз собрал небольшой букетик, когда тучи, ходившие по небу весь день, разрешились от беремени проливным дождём. Базиль, пряча цветы за пазухой, помчался в дом, где у порога столкнулся лбом ещё с кем-то, неожиданно вышедшим из тёмного тоннеля.
– Ай! Базиль! У меня же теперь будет шишка! – воскликнула Клодина. – Как я объясню это Хозяину Потустороннего Парижа?
– Скажешь, что обезвредила опасного преступника! – сказал на это Мурный Лохмач и жадно приник губами к её устам.
Так они и стояли под дождём, промокнув до нитки, а потом мокрые, но счастливые, вошли в дом, сбрасывая одежду прямо на пол. Ужин успел остыть, дождь – смениться лунной ночью, одежда – высохнуть, только цветы не увядали, а Базиль и Клодина всё не могли оторваться друг от друга. В такие моменты их не волновало, какие перемены ждут их в грядущем, потому что они пребывали в своём прекрасном мире, существовавшем только для двоих, и в этот мир не могли войти ни кромешники, ни даже сам Хозяин Потустороннего Парижа, ведь и по ту сторону настоящую любовь никто не отменял, потому что она всегда была сильнее смерти и страха.
