Любовь Романова - Дети пустоты. Пройти по краю
Марат встал в центре огороженного трибунами овала. Медленно повернулся на месте, изучая лица глав фратрий. Поджатые губы, нахмуренные брови – последние дни изрядно потрепали нервы руководству Края. Кирилл следом за крыланом задержал взгляд на каждой из трибун. Которая из рас взорвется первой? Кто окажется безрассудным настолько, чтобы объявить войну человечеству?
– Люди перешли черту, – наконец заговорил Марат. – Они взяли в заложники наших детей. Наших лучших детей! Самых умных. Самых талантливых. Самых старательных. Они взяли в заложники наше будущее! И не просто держат его взаперти. Нет! Мне стало известно, что ученые людей ставят на пленниках опыты. Проверяют реакцию на боль, холод, радиацию…
По трибунам прокатилась волна возмущенного ропота, сдобренного осторожным сомнением: «Это правда?», «Откуда такая информация?». В отличие от остальных, Кирилл хорошо знал, откуда. Теперь стало очевидно, что Марат не просто находился под влиянием Ларса – эти двое действовали заодно.
– Кирилл, он сказал правду? Про опыты? – перебила крылана Марта. Взгляды участников Конклава сошлись на начальнике СКК.
– В настоящий момент все научные исследования на территории «Синих камней» остановлены, – Кирилл постарался, чтобы его ответ прозвучал как можно спокойнее.
– Пока не починят электричество, – тут же добавил Марат. – То есть до завтра.
Трибуны снова зашумели. На этот раз ничто не могло сдержать негодования глав фратрий. «Звери!», «Садисты!», «Надо действовать!», «Давайте обсудим…» Рассерженные голоса метались над деревянным Колизеем, словно крики растревоженной птичьей стаи. Если так пойдет дальше, Конклав может закончиться раньше, чем планировалось.
– Ты прекрасно знаешь, Марат, – сказал Морок, вставая. – СКК сейчас работает над тем, чтобы все уладить миром. Ни один ребенок не пострадает.
– Не пострадает? – в голосе крылана прозвучала издевка. – И кто за это поручится? Ты? Да ты, Морок, даже собственную дочь не смог уберечь! Что уж там о чужих детях говорить.
– Вы про Женьку? Что с ней? – Чухонь попытался вскочить со скамьи, но Ус в последний момент ухватил мальчишку за плечо и заставил сидеть на месте.
– О чем ты, Марат? – тихо спросил Кирилл.
– А ты не знаешь? – крылан криво улыбнулся под усами. – Привратник, мне нужен экран!
Герберт качнул шипастым гребнем.
– Что ты будешь показывать? Прошлое, настоящее или будущее?
– Прошлое. Это видеозапись, которую только что скинули на мой телефон.
Привратник молча протянул руку, и крылан вложил в сухую ладонь свой мобильник. Прошло секунд десять, прежде чем над площадью возникли клочья тумана. Они плыли со стороны моря нестройным стадом. Над трибунами небесные барашки сбрасывали скорость и сбивались в плотную кучу. Вскоре над Конклавом зависло в меру лохматое облако. Оно напоминало огромное ватное одеяло.
– Чудеса чудесатые, кошки полосатые! – потрясенно забубнил Север. – Ногу отдам за то, чтобы узнать, как он это делает. Магнитное поле? Дымовая машина? Лазерная проекция?
Но ни Кирилл, ни Ника не проявили интереса к ноге изобретателя. Вместе с участниками Конклава они, запрокинув головы, смотрели, как над трибунами появлялся гигантский экран.
Вот облако-одеяло стало неподвижным.
Вот по нему пробежали всполохи зеленых молний.
Вот проступило смазанное изображение.
На первом плане Кирилл разглядел серо-синие камни, дальше лежала подернутая дымкой глубина.
– Это же… это же… – заволновалась Ника.
– Это Крконош. Берег реки Синька, – медленно произнес Морок. Всё нормально, попытался он успокоить себя. Пока ничто не противоречит придуманному им с Женькой плану.
Изображение ожило, задергалось, наполнив дубль-пространство далеким шумом реки. В объектив попала Женька. Она стояла спиной к камере, слегка сутулясь. Под черным комбинезоном итальянских кошек явственно проступали очертания лопаток. Светлые волосы на затылке сбились в колтун – последние сутки ей было не до расчески. У Морока защемило в груди. Как всегда при виде дочери он испытывал смесь нежности, гордости и чувства вины.
Неожиданно в кадре возникла чья-то рука. Смуглая, с карминными ногтями. Тонкое запястье перехватывал желтый браслет блокиратора.
На доли секунды изображение смазалось. Камера ушла в сторону, выхватив кусок голубого неба и частокол еловых макушек на другой стороне расщелины. Когда же объектив вернулся в прежнее положение, Женьки в кадре уже не было. Только промелькнула, исчезая за краем пропасти, растрепанная шевелюра.
Не оставалось никакого сомнения, дочь начальника СКК столкнули вниз.
Камера заглянула за каменную черту. На облачном экране появилась белесая река между галечных берегов.
И Женька.
Скрюченная фигурка на фоне серо-синих камней.
– Разбилась! – сдавленно произнес женский голос.
Остальные молчали. Все было ясно без объяснений.
Кирилл попытался справиться с накатившим страхом. Торопливо вытащил телефон, активировал сенсорный экран, коснулся пиктограммы конверта. Ничего. От Женьки так и не пришло ни одного сообщения. Оставалось надеяться, что виной всему проблемы со связью.
Надеяться и действовать по плану.
– Откуда у тебя эта запись? – прорычал Кирилл, порываясь выскочить на арену. – Кто тебе ее прислал?
Его удержала Ника. Она вцепилась в полу пиджака Морока и потянула назад.
– Не надо, Кирилл Михайлович, – зашептала девушка. – Может, это не она! Нужно проверить!
Марат сделал вид, что не услышал вопроса начальника СКК.
– Вы видите, его дочь погибла, – уверенно сказал он, обращаясь к Конклаву. – Погибла, пытаясь освободить заложников. Служба Контроля Края расписалась в своей беспомощности.
* * *– А где Женька? – Едва ступив на знакомую поляну, ту, на которую сутки назад его перебросило из Рима радужное лассо, Тим наткнулся на вопросительный взгляд Федора. Маленький целитель сидел у костра в компании кошек-близняшек. – Бармалей скоро дерево с корнем вырвет. А ему, между прочим, лет триста.
Поодаль, привязанный веревкой к смолистому стволу старой сосны, суетился белоснежный щенок вардака. Он подпрыгивал, извивался, точно рыбешка на леске, и оглашал лес жалобными воплями. Рядом лежал Боров. Черно-белый бульдог грустно наблюдал за мучениями собрата и время от времени выражал солидарность тяжелыми вздохами.
– Она там, около Синьки осталась, – Тим неопределенно мотнул головой. – Сказала, что посидит и придет.
– Посидит и придет! – тут же передразнил его шедший следом Бруно. – Ну ты додумался! Бросил девчонку одну в лесу! Умник!
– Заткнись, а! – огрызнулся Тимофей. – Тебя не спросил!
Итальянец доставал его всю дорогу от реки до поляны с костром у поросшего зеленым мхом валуна. Отыгрывался, гад. Мстил за слова, брошенные Тимофеем в недрах римского мицелия. Что, мол, надо было остаться у Исси вместо Женьки, а не стоять и смотреть, как ей уродуют лицо.
Тим страшно злился. Нет, не на Бруно – на себя. Чего уж! Этот недоделанный мачо прав – Женьку нельзя было оставлять одну. Особенно после подвигов под маской толстопузого Озерова. Где он, кстати?
– Вон сидит, – одна из близняшек указала на кривую сосну, слегка заслонявшую вид на башенки «Синих камней». Под ней со связанными за спиной руками, привалившись к стволу, дремал бывший аналитик СКК.
Выглядел он помятым. Щегольской костюм был весь в грязи, узкий бордовый галстук заброшен на плечо, жидкие волосы торчали в разные стороны унылыми сосульками, еще совсем недавно нежно-розовая физиономия теперь отливала болезненной желтизной.
– Гляньте, это же тот, толстый, который Тимура Сергеевича застрелил! – услышал Тим тонкий, не то мальчишеский, не то девчоночий голосок за спиной.
Чуть отставшие воспитанники «Синих камней» друг за другом выходили на поляну. Одни растерянно озирались, другие занимали место у костра. Кто-то из девчонок уже тискал покорного, как плюшевый медведь, бульдога и пытался приласкать злобного вардака. Но стоило пареньку лет восьми привлечь внимание к спящему Озерову, как вся поляна встрепенулась и потянулась к грузной фигуре у сосны.
– Это он хотел нас расстрелять!
– Сволочь!
– Харя сытая!
– Убийца!
Спасенные заложники обступили бывшего аналитика плотным кольцом. Сначала из рассерженной толпы летели злобные выкрики, но постепенно все смолкло. Дети и взрослые молча стояли и с ненавистью разглядывали спящего врага.
Озеров открыл глаза. Потряс головой, пытаясь прогнать неприятное видение. Пару раз испуганно икнул. Наконец выдавил.
