Как приручить дракона (СИ) - Капба Евгений Адгурович
Думал позвонить Прутковой, но решил, что глупая это затея. Что мне ей сказать: я дерусь, потому что дерусь? Припрется еще, мешать станет… Или опричников пришлет, настоящих псов государевых. Они и меня мордой в бетон ткнут, и всех остальных, непричастных и невиновных. А потом разбираться будут…
Так что шел я по нижней набережной в самом решительном настроении. Время приближалось к 19, до часа «икс» у меня оставалось минут пятнадцать, но я хотел прийти заранее: например, размяться. Идиотизм? Нет уж, совершать резкие телодвижения лучше после разминки, это я вам как мужик, которому на самом деле далеко за тридцать, говорю…
Однако, никакой, к бесам, разминки мне не полагалось. Три очень-очень знакомых мне бугая ухватили за шкирки очень-очень знакомого шкета по фамилии Белов и подняли его высоко над землей. Над Твердь. Один из них страшно пуча глаза что-то матерно сообщал пацаненку, брызжа слюной ему прямо в лицо, второй — крутил хлопчику ухо. По-садистски крутил, а не с воспитательными целями.
Я тут жеперешел на бег.
— А ну, поставьте пацана! — прохрипел я, приблизившись на кинжальную дистанцию.
— О! Фи-лан-троп образовался! — повернулся ко мне тот самый, которому я расквасил нос. — Тот самый лесной олень, который типа детишек за бесплатно тут учит. Оборзел рыжий, думает — ему тут все можно. Ты че, с луны свалился, не знаешь, чей это город?
Он и до сих пор походил на енота: под глазами рэкетира виднелись фиолетовые отеки, нос опух… Я скинул рюкзак с одного плеча и сунул в него руку, нащупывая черенок лопатки. Конечно, дубасить их прямо тут, на виду десятков людей мне не с руки. Да и им наезжать на меня при свидетелях — тоже. Хотя — всем этим свидетелям совершенно наплевать на то, что три бандюка щемят пацана дай Бог чтоб тринадцати лет! Все просто проходят мимо и отворачиваются. И ни одного мента на горизонте…
— Пацана в покое оставьте, — еще раз повторил я. — Я уже тут. Зачем, к бесам, вам пацан?
Тот, который держал Белова за шкирки, разжал пальцы и парнишка больно упал на резиновое покрытие площадки.
— Серафимыч, они спрашивали сколько вы за занятие берете! — тут же заявил этот мальчиш-Кибальчиш, отползая в сторону. — Я им говорил, что нисколько!
— Ты зачем приперся сюда, Белов? — досадливо скривившись, спросил я.
— Так как же? Вы один, а их — много! Нечестно!
Однако! С понятием парень. И другие тоже — с понятием. Или просто любопытные? Вон, все ивы на склоне оккупировали, сидят на ветвях как куры на насесте. Интересно, чего ждут? Что я тут раскидаю троих бандитов как Джеки Чан?
— Ну че, рыжий, или как тебя? Серо что-то там… Давай, делись доходами. С тебя двести — и можешь дальше детишек извращать, — енотовидного бандита отодвинул в сторону другой.
Он был с ними в ателье, но не наезжал на меня у магазинчика Рыбака. Непуганный.
— Какие, к бесам, деньги? — поднял бровь я. — Что с вами не так, мужики? Вам пацаны вроде бы сказали: никаких денег я тут не беру, ребята приходят, занимаются, я просто подсказываю.
— Ты че, терпила, за лохов нас держишь? — вызверился бандюк.
— Вы по-русски понимаете? Не беру денег. Просто занимаемся, — внутри моей груди уже жгло огнем.
— Да мне пох ваще! — наконец признался бандит. — Гони бабки!
Им просто сильно-сильно хотелось, чтобы я прогнулся. Вот и все. Непривычно таким типам видеть какого-то хлыща с модной стрижкой и ухоженной бородой, который их не боится.
Ну, то есть это они думали, что я не боюсь. Я ужасно боялся, аж дыхание спирало. Но это ровным счетом ничего не значило: когда несколько лет живешь с четким осознанием своей смерности и продолжаешь работать и делать обыденные дела вопреки спонтанным чудовищным приступам боли — страх это так, в порядке веще. Можно потерпеть.
— Нет. Не будет никаких денег, — повторил я, потирая солнечное сплетение.
Очень сложно было распознать это ощущение внутри. Не изжога, не сердце, не… Бес его знает, что там так пекло-то! Терпеть можно — ну и ладно.
— Поня-а-атно… А ну — пойдем, — и он, сволочь такая, дернул меня за рукав.
А потом наклонился к самому моему уху, обдавая запахом пота, сигарет и пивного перегара, и прошептал:
— Мы знаем, где он живет, — и кивнул на Белова. — И где живут другие. И с какой соской ты трахаешься, и где ты живешь, и кто твои соседи. Мы здесь хозяева. А ты — просто рыжий бородатый черт! Пшли.
И развернулся, и пошел прочь с набережной, вдоль реки, туда, где приличные тротуары превращались в тропинки, а зеленые насаждения — в заросли кустарников и невысоких деревьев, или, как говорят белорусы — хмызняка.
А я пошел за ними, не вынимая руку из рюкзака, сжимая черенок лопатки. Бандиты даже в «коробочку» меня не взяли, они были на сто процентов уверены в себе, чтобы атаковать сзади, внезапно. Эти бугаи хотели меня унизить показательно. В первую очередь — показательно перед самими собой. Они подсознательно мечтали поднять себе самооценку, доказать себе, что тот факт, что я их, выржаясь детсадовским языком, набил — нелепая случайность.
Заросли сомкнулись за моей спиной, и, кажется, мы прошли достаточно, чтобы нас не услышали с набережной, так что было странно, что они не останавливаются и не начинают делать то, что задумали.
В груди жгло все сильнее — очень не кстати. В голове моей звучали… Нет, не барабаны. Дурацкая песенка-дразнилка, которую мне напомнил тролль Барбакан. «Рыжий-рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой…» Однако, если б он только знал, насколько прав! Дедушки, бабушки и прочие далекие предки, а точнее — их не до конца сгнившие оболочки, восставшие из мертвых под воздействий древних проклятий или черного волшебства — многие, многие из них полегли от лопаты в руках рыжего Пепеляева, и я теперь точно знал — с этими тремя я справлюсь. Наверняка. Зарублю, а потом — закопаю, если только у них с собой нет огнестрела или…
Или если их не дюжина человек на поляне посреди кустов, котрые собрались бухнуть вечерком и пожрать шашлычков.
— Га-а-а, пацаны пришли! А это что за хер с вами? — общество тут было тощим, короткостриженным, татуированным, очень-очень характерным.
Я почему-то был уверен: они тут амнистию отмечали. Тот самый контингент.
— Этот рыжий говноед, про которого мы говорили, — пояснил один из моих провожатых. — Борзый.
— Так это тебя Рыбак прикрывает? Из-за тебя нас Холод взгрел? У-у-у-у, да ты ваще терпила, еще и сам пришел… — самый мелкий из них оказался лидером. Наполеончик, однако. — Похож, похож. Точно — он! Пепеляев, да? Правильно про тебя говорили — идиот. Нормальные предложения от уважаемых людей принимать не хочешь — значит будет все по плохому.
Я прищурился: вот этой последней фразой он сделал для меня весь этот фарс кристально ясным. Предложения, уважаемые люди… Такая мелочность, ну надо же! Я думал — хотя бы киллера со снайперской винтовкой наймут, или демона с рогами и копытами натравят… А тут — шайка уголовников. Однако, как говорится, хороших послали к хорошим. А этих — ко мне…
— Смотри че дальше случится, рыжий, — мелкий подошел ко мне вплотную, и ему пришлось задирать голову вверх, что доставляло определенные неудобства. — Мы тебя тут щас уработаем до полусмерти, будешь инвалидом. Поедешь на больничку. Хату твою мы спалим, и веришь, нет — мне ваще похер сколько нелюдской мрази из твоего подъезда сдохнет при пожаре. И Дашку найдем, давно ей пора с нормальным хером познакомиться… И ты ваще ничего с этим сделать не сможешь. Будешь лежать в гипсу и думать, что твоей жизни пришел амбец. И ты сам в этом виноват, соображаешь? Мы и Холода потом уработаем, возомнил себя тут царем всея Руси…
Я отпустил лопатку и на секунду прикрыл глаза. Внутри меня разгорался настоящий пожар, и просто секануть лопаткой мерзавцу поперек рожи было явно недостаточно, чтобы его потушить. Я вдохнул поглубже и…
— Ху-у-у-у!!!
Из моего собственного рта вырвался гигантский сноп алого пламени, мощного, всепожирающего, яростного. Огонь прошелся по поляне, сметая все на своем пути, испепеляя растительность и кусты, обращая людей в горящие, вопящие и бегающие комки страданий.
