Крупа бывает разная (сборник) (СИ) - Дашкевич Виктор

— Давай молоко, — сказал ему Афанасий. И, разжав черту зубы, велел:

— Лей!

Через некоторое время глотка черта задергалась, и он начал глотать.

Они влили полную крынку, после чего настала очередь яиц.

— Разбивай прямо в рот, — вновь разжимая черту зубы, приказал Афанасий парню.

Вскоре обе дюжины закончились.

Черт лежал на спине и смотрел в потолок широко открытыми незрячими глазами.

Афанасий коснулся его лба.

— Владимир, ты меня слышишь?

Черт моргнул, и в его взгляд стал осмысленным.

— Братец, — сказал Афанасий копиисту, — последнее к тебе поручение, сходи узнай, где его одежда.

Когда копиист вернулся с узелком под мышкой, чертяка уже сидел и оглядывал комнату, будто заново узнавая ее.

— Одевайся, — приказал ему Афанасий. Чертяка поднялся и начал одеваться медленно, почти как человек. Потом подошел и встал, как положено, за левым плечом хозяина. Афанасий же полез за пояс и достал серебряный рубль.

— Держи, заслужил, — он протянул монету копиисту.

— Ну что вы, ваше благородие, — засмущался парень, — не нужно. Это было так интересно, я такого ни в жисть не видывал. А нельзя ли… Я и за скотиной присматривать умею… Свиньи там, коровы… да и черта покормить смогу… Вот бы мне пойти в услужение к колдуну…

Афанасий тут же почувствовал недовольство чертяки. Что же, выходит, оклемался. Усмехнувшись, колдун всучил парню рубль.

— Домой пойдем, — сказал он Владимиру, — отпуску нам не видать, да хоть, может, отлежаться позволят.

Глава 12. Захват (Император Владимир, ИД)

…Ворот парадного мундира так давит на шею, что трудно дышать. Хочется вцепиться в него, вырвать золоченую пуговицу, освободить горло, грудь… легкие.

Парадный меч на поясе, проклятый японский меч весит, наверное, тонну.

Он подходит к зеркалу. Нет, он еще не старик. Совсем не старик, если смотреть издалека. Но если подойти ближе… Эти глаза, этот взгляд, эти опухшие нависшие веки… как будто ему не пятьдесят четыре, а все восемьдесят, а то и сотня. Как давно он перестал спать? Перестал засыпать один?

…Как давно всё это началось?

— Ваше императорское величество?

Чей это голос из-за двери? Министра дворца? Да, похоже. Он с трудом прорывается через пелену, окутавшую разум. Вдохнуть, еще раз. Нет, эта чёртова пуговица, почему она такая тугая? Ох, вот так полегче.

— Не входить! — рявкает он, удивляясь, откуда в его голосе столько силы.

Никто ничего не должен заподозрить. Никто. Ничего. И никогда. Все эти годы он играет свою роль. И, о да, надо отметить, играет ее отлично.

…Так когда всё началось? В тот день, когда он, услышав крик жены и сердцем, всем нутром понимая, что просто рожающая женщина ТАК не кричит, ворвался в спальню, расшвыряв врачей и акушеров? Чтобы услышать, нет, собственными глазами увидеть приговор? Своей семье, своему роду. Себе. Тогда, в тот день, сжимая в руках мертвого, давно уже погибшего своего ребенка… почему он не умер вместе с сыном и женой?

…Всё равно исход один. И если нет никакой разницы, то…

Нет, конечно же всё не так. Кого он пытается обмануть? Это началось гораздо раньше, в этой самой Алой гостиной.

…Восемнадцать лет и терпкий вкус вина на губах. И веселый задорный смех друга Аркадия, разглядывающего очередную японскую гравюру.

— Вот это красавица, аха-ха-ха, ты посмотри только, — товарищ пытался пальцами сдвинуть собственные брови на лоб, смешно пучил глаза и делал губы уточкой, карикатурно изображая японку с картины. Это и правда выглядело уморительно, и Владимир засмеялся. Хотя ему почему-то было обидно за давно умершего художника.

Как будто это над его картиной потешаются. Но это Аркадий, он высмеивает всё и всех, глупо обижаться. Тем более, это просто гравюра со стены, тут много таких, гостиная оформлена в восточном стиле. И Аркадий еще не видел тигра, тот висел у него за спиной. Но и до тигра дойдет очередь этим вечером. И Владимир просто взял бокал и пожал плечами:

— С твоими мозгами, заучка, куда до понимания искусства?

Отец отбыл в Петербург и планировал остаться там до самой Пасхи. А из окна нового дворца было видно, как достраивают его левое крыло, именно поэтому он и Аркадий здесь, в Омске, а не в поместье Авериных, как обычно на каникулах. Владимир очень хотел показать другу дворец: тот получался очень красивым и современным. Может, поэтому так обидно от насмешек. Пока Аркадий только критиковал. А Владимир отшучивался. И в целом получалось довольно весело.

— Ты хоть одну живую японку видел? А? Знаток?

— А ты? — хитро посмотрел на него Аркадий.

— Конечно, — он старался изобразить на лице как можно более расслабленную и безразличную ухмылку, но всё равно вздрогнул. Потому что они оба знали, ГДЕ он видел японских женщин.

…И Аркадию это было прекрасно известно. Он один из немногих, кто посвящен в тайну императорского «фамильяра». Как и Филипп Аверин, когда-то воевавший вместе с отцом. И участвовавший в том вызове.

Об этом никогда не говорили вслух, но Владимир знал. Связь семьи Колчаков с Авериными куда глубже, чем может показаться на первый взгляд.

Но вот чего Аркадий не должен узнать, не должен догадаться никогда, это насколько сильно он, будущий наследник Российского престола, боится этого существа. «Русское Чудовище» стало главным чудовищем и его ночных кошмаров.

Владимир снова покосился на окно. Императорский див был здесь. Присматривал за строительством дворца.

Или не только за строительством, но и за наследником и будущим хозяином? Отец последнее время вел себя странно. Опасался каких-то заговоров, покушений. А среди придворных шептались, что император плачет ночами. От этого становилось еще страшнее.

Но выпитое вино глушит страхи. Поэтому Владимир, потягиваясь, со старательно вплетенной в голос ленцой, проговорил:

— Да у него этих японок… в личинах. На целый гарем хватит.

Аркадий, поднесший свой бокал к губам, натурально плюнул вином, они оба расхохотались в голос, как будто Владимир действительно сказал что-то смешное. Но Аркадий вдруг стал серьезным.

— Покажешь?

Если бы он тогда сказал «нет». И может быть, всё пощло по-другому, круг разомкнулся. Теперешний Владимир, разменявший полвека, часто в ночных кошмарах кричит себе восемнадцатилетнему: «Нет! Не делай этого! Это ловушка!»

Но тогдашний малолетний пьяный балбес только усмехнулся, стараясь скрыть нахлынувший страх:

— Да запросто.

…Неужели он всегда боялся Аркадия? Его насмешек, его знаний? Иногда казалось, что этот человек смотрит тебе прямо в душу и видит тебя насквозь, похлеще любого ясновидящего. И это знание в любой момент может обернутся хлестким обидным словом или язвительным стишком.

Или наоборот, поддержкой в самый важный момент. Пара слов, и оценка за экзамен уже не волнует, и к понравившейся красавице подходишь без всякого стеснения.

Нет, не боялся он своего лучшего друга. Всё это шелуха и ложь, а может, и очередная попытка себя оправдать. Уважал, да. И, чего греха таить, искал одобрения. Потому что когда Аркадий говорил: «хорошо», значит, и правда вышло здорово.

И именно поэтому он тогда встал, подошел в двери и позвонил в колокольчик. И велел появившемуся лакею:

— Пригласи сюда Императорского дива.

А потом они с другом снова звякнули бокалами и принялись ждать.

И вино еще не успело закончиться, как он появился.

Улыбающийся блондин средних лет, в простой рубашке с распахнутым воротом перешагнул порог. Владимир до сих помнит две мысли, что тогда пришли ему в голову. За кого он выдает себя, там, на стройке? У этого блондина наверняка еще жива родня. Вдруг его узнают?

Но как только двери закрылись, улыбка сползла с лица вошедшего вместе с личиной.

Он, Императорский див, отлично знал, кому можно показывать свой истинный облик.

…И в нем уже почти не осталось ничего японского, разве что скулы да слегка раскосые глаза. Да что там говорить — он уже настолько походил на отца, что его можно было принять за брата Владимира от какой-нибудь восточной красавицы.