Проклятье, с*ка! 4 (СИ) - Морале А.

«Су Кин Сон. Мой напарник в цеху. Молчаливый, вечно хмурый, прямолинейный, не любит шутки ниже пояса.» — Сообщала коротенькая надпись под моим портретом, а более свежая приписка гласила: — «Не любит никакие шутки и больно бьёт по печени. Очень больно!»

— Понял? То-то же! Дядюшка Соу Люн знает!

Что знает дядюшка Люн, я так и не понял. А ещё не понял, почему парень моего возраста, решил называть себя дядей.

— Держись меня, и всё у тебя будет пучком! У меня тут, — Люн похлопал по своей пухлой тетрадке, — небольшая картотека на две сотни человек. А не то, что у вас, пара строк и всё.

Противно возвестил о начале рабочего дня заводской гудок. Парни неохотно встали, поворчали для вида, и поплелись по своим рабочим местам. В цеху уже вовсю кипела жизнь — кто-то оседлал погрузчик, кто-то прикреплял цепи к лебёдке, а кто-то тащил большую коробку плазменного резака к горе ржавого металла…

Моим напарником оказался один из тех трёх парней — молчаливый бугай Мо. Ну теперь я хоть узнал, о ком писал в своей тетради. Мы быстро изучили наши должностные инструкции, надели маски, защитные комбинезоны и приступили к работе. Работа была тяжёлая, но благородная — руками. Как ни странно, но мне она нравилась.

Время до обеда пролетело незаметно — прозвучал очередной сигнал, мы скинули робу, присосались к питьевому фонтанчику, вернулись в курилку, где собралась большая часть нашего цеха, и ненадолго впали в прострацию, наслаждаясь перерывом. Только неутомимый дядюшка Люн не прекращал тарахтеть, рассказывая бесполезные местные новости и слухи. Где он успел их понабраться — непонятно. Но не исключаю, что придумывал на ходу. Видно парень, отсидевший половину смены на погрузочном кране, не сильно устал, и сейчас выплёскивал накопившуюся энергию в виде бесконечной болтовни.

Обед нам привезла на тележке бойкая старушка. Выдала всем по деревянной тарелке горячего риса и по свёртку с печёными овощами, рассказала, куда деть посуду после того, как мы закончим, и укатила, звеня колокольчиком и сообщая о своём существовании всем желающим подкрепиться.

— Парни, а что вы думаете об этом всём? — обвёл я палочками для еды окружающее нас пространство.

— А что мы можем думать? Живём. — тут же откликнулся Люн. — Работаем, едим и спим.

— Я имею ввиду, есть какие мысли в ваших тетрадках по поводу этого всего?

— Да как и у всех. Краткое описание, срок, за что наказан. — пожал плечами старик, дежуривший на датчиках печи. — Мне ещё пять лет чалиться, кстати.

— Откуда знаешь про пять лет? — тут же навострился Люн.

— Вот! — старик достал из-за пояса растрёпанную тетрадь, бережно развернул примерно на середине и продемонстрировал нам несколько листов, переворачивая один за другим. Каждая страница была исписана мелкими, аккуратными перечёркнутыми палочками. — На первом листе я написал о себе, на остальных отмечаю каждый прожитый день. — пояснил он и снова спрятал тетрадь за пояс.

— Мудро! — похвалил Люн.

— Неплохо.

— Правильно!

— Толку от этого…

— Кстати, вы не задумывались, откуда мы знаем начальную информацию? — снова взял слово наш болтун, дожёвывая свою порцию овощей.

— Скорее всего, нам дают заполнить первый лист сразу после вынесения приговора или перед стиранием памяти. — высказался старик.

— Возможно. — хмыкнул Люн. — Или мы пишем под диктовку. Так-то, что угодно можно надиктовать. Может я вообще тут по политической статье, а не за совращ… Не важно. — ненадолго притих он, украдкой оглядев усталые мужские лица.

— Кто-то что-то знает об этом месте? Ну, кроме того, что мы здесь живём и работаем. — закинул я удочку. — В каком мы городе, или как далеко до ближайшего населённого пункта?

— У нас закрытый маленький городок на пять тысяч заключённых. — задумчиво отозвался Кента, мужик лет сорока, перевозивший всё утро металл на своём маленьком погрузчике. — Когда-то это был обычный город, но потом его забросили и приспособили для таких как мы. И мы где-то недалеко от крупного мегаполиса. Название не скажу, но туда минут двадцать езды на машине.

— Откуда знаешь про пять тысяч? — подозрительно прищурился Люн. — И про город?

— Сам как думаешь. — хмыкнул Кента. — Из прошлых тюрем я сбегал восемь раз, пока не попал сюда. Из этой пока ни разу. Ну или не помню об этом. Я много знаю. Знал…

— За что сидишь?

— Я главарь группировки Кудо-кай. Слыхал о такой?

— Круто! — восхищённо покачал головой Люн, и тут же признался: — Не слыхал, но звучит неплохо.

— Понятно. — хмыкнул Кента. — Так вот… Наш город окружён периметром. — принялся он откровенничать дальше. — Везде вышки, датчики движения, выжженая территория. Всё серьёзно, так просто не выбраться. Да и смысл? Без памяти ты долго не набегаешься. Не знаешь куда и к кому податься, кому верить, как устроен мир за забором. Дохлое это дело…

— И не говори. Тут хоть жить можно.

— А после отсидки память вернут?

— Может нас вообще не выпустят, а выдадут новые тетрадочки со свежими записями.

— Не нагнетай, брат!

Парни принялись лениво переругиваться, а я ненадолго задумался — в их словах была доля истины. Каждый был прав по-своему, и версия каждого имела право на жизнь…

— Да я не нагнетаю. Просто, я реалист.

— Согласен. Нахрена нас отпускать, если мы дешёвая рабочая сила, к тому же, которую никто не будет искать…

— Так может того? Организуем побег?

— Да нас тут же поймают. Ты слышал, что Кента сказал?

— Ну зато будет что в тетрадки записать. А завтра вспомним за посиделками.

— Угу! Это если тебе башку при побеге не отстрелят. А то и нечем будет вспоминать.

Парни весело заржали над примитивной шуткой, отставили в сторону пустые тарелки и дружно достали сигареты, выпустив в воздух вязкие клубы дыма.

— А мне и здесь хорошо. — подал голос Мо. — У меня жена здесь. Не знаю, здесь мы с ней встретились, или там, да это и не важно. Но самое интересное, если разобраться, я ведь её не помню, а значит, каждый день я сплю с незнакомкой, с которой знаком только один день. Каждый день у меня новая тёлочка.

— Счастливчик!

— И не говори.

— Интересно, в который раз у нас происходит этот разговор, парни?

— Да не насрать? Пока мы живы, пока у нас есть кров и крыша нал головой — не насрать?

— Это точно! Человек — такая скотина, ко всему приспосабливается. Вот и мы приспособились. Крыша над головой есть, еда есть, работа есть — чего ещё надо? Да и что мы можем? Мы преступники. Мы искупаем то, что натворили.

— А у меня тоже девчонка есть. Тоже каждый день с ней заново знакомлюсь, если вы поняли, о чём я.

— Симпатичная?

— Ну… — замялся хвастун.

— Понятно.

— Да ты не понял! Симпатичная!

— Ты слишком долго думал.

— Вот ты гад!

По курилке снова покатился громкий мужской смех, парни успели выпустить наружу несколько порций густого дыма из лёгких, прежде чем в дверях ангара показалась фигура мужчины в форме охранника с пропускного пункта. Мужик окинул цех взглядом, увидел нас и уверенно двинулся в нашу сторону.

— Тут же не положено курить! — проворчал он, глядя на вывески с перечёркнутыми сигаретами, висевшие у нас над головами.

— Отец, да ты чё! Мы тут работаем с тысячами градусов в печи, плавим металл голыми руками, а ты говоришь о куреве. Ну ты дал! — покачал головой Люн. — Может мы эти знаки на переплавку приволокли да и оставили.

— Тоже верно. — хмыкнул охранник. — Не угостите сигареткой тогда? А то у нас тоже такие висят, какая-то сволочь понатыкала в самых видных местах.

— Так снимите их. Завтра и не вспомнит никто.

— А так можно? — нахмурился служитель КПП.

— Конечно. Тащи нам, для коллекции.

— Понял. Сделаю! — обрадовался охранник, делая затяжку халявной сигареты. — Кстати, Кин… Ты же, Су Кин? — ткнул он в меня пальцем и похвастался: — У меня память на лица хорошая.

— У нас у всех память хорошая, только короткая. — хмыкнул кто-то из парней и остальные поддержали его дружным гоготом.