Людмила Макарова - Одиночный Дозор
А он-то думал, что двести девяносто шесть лет, которые прожил на свете вампир-гастролер, это немало… Его изогнутые когти рассекли душный воздух, заставив Никиту снова закрыть глаза.
– Что, и дети есть? – настойчиво спросил кто-то, спугнув видения и не отпуская его в глухое забытье.
– Н-нет…
– А чего так? Ваши целительницы забыли, как бесплодие лечить? Так приходите, недорого возьму. Со Светлыми не всегда получается, да как наперед скажешь.
В голове у Никиты мгновенно прояснилось, стоило ему представить Настю в руках Алевтины Терентьевны. Он чуть не ляпнул вслух: «А и были бы – не признался, чтоб такие, как ты, их во Тьму не увели».
– У меня жена чайлд-фри… – с вызовом сказал он. – А-а!
Старуха сунулась рукой прямо в рану, но боль была терпимой, не то что накануне.
– Чалда… кто? – переспросила ведьма.
– Детей не хочет.
– Так ты побей ее разок, фрю свою, на кой ляд такая баба сдалась, – безапелляционно посоветовала старуха. – Понапридумывают… Вот что я тебе скажу, Светлый. Оборотня с вампиром не трогай, не то хуже будет – должники они мои. С тебя ничего не возьму, ваши Светлые побрякушки мне без надобности. Времени дам час. Не успеешь уйти – пеняй на себя.
– А… как же я…
– Так ты, друг сердечный, не Иной, что ли? Может, дурачок али рангом не вышел? Тьму я из тебя всю вытянула, а Светом лечить, уж прости, не обучены. Сам справишься.
Она встала, порылась в карманах растянутого жилета, затем в карманах халата, напяленного под жилет, и извлекла на свет старинные песочные часы в резной рамке красного дерева. По пузатым колбам, разделенным узким перешейком, обнимая стекло игрушечными лапками, вилась золотая ящерица. Алевтина Терентьевна перевернула часы и водрузила их на стул, чтобы Никита видел, как устремился вниз чистый желтый песок.
– Ну, прощай, служивый. А лицензии проверять ты ко мне лучше не приходи. Не надо.
Старуха вышла, замуровав проход.
В нижней колбе вырос небольшой холмик. Змейка уставилась на Никиту рубиновыми бусинками глаз, перевернулась вниз головой и выразительно постучала хвостом по стеклу: «Тик-тик-так». Вниз сквозь узкую горловину сорвалась целая пригоршня, и песок снова потек ровно. Подлая тварь заюлила, забегала и внезапно успокоилась, прикинувшись неподвижной инкрустацией. Надолго ли?
«У меня в запасе меньше часа! Вот же ведьма», – подумал Никита, попытался встать – не тут-то было. Кровь просочилась сквозь повязку, голова закружилась.
Он упал обратно на кушетку, подтянув колени к животу. Нет-нет, Алевтина не врала, выход есть… Старая хитрая ведьма не стала бы так глупо подставляться под Трибунал Инквизиции. Зачем ей расправляться со Светлым Иным у себя дома? Конфликтовать с Дневным Дозором ради жизни Светлого мага она тоже не станет – к Светлым целителям за амулетами и снадобьями не побежит.
И тем не менее Никите она помогла! Он чувствовал себя намного лучше, и если бы не расходящиеся от каждого движения края раны, уже из подъезда бы выходил…
– Я – идиот! – прошептал Никита. – Если убрать Свет – он прибывает… И если в этот момент Тьму сдерживают, и она не растет… Если представить, что ее нет совсем, наши заклятия превращаются в абсолют… «Авиценна»!
Нет, это была не боль, но ощущение не из приятных. Словно на живот изнутри напала зверская чесотка, а сверху на рану поставили горячий утюг, и еще что-то стянуло кожу, заставляя судорожно сокращаться мышцы брюшного пресса. Никогда еще применение знакомого заклинания не дарило Никите таких острых ощущений и ярких впечатлений.
Зато ему выпало счастье познать мир, каким бы он был без Тьмы. Правда, в очень короткий временной промежуток, всего в одном незначительном аспекте бытия. Впрочем, не таком уж незначительном – речь шла о здоровье. Иные тоже им дорожат.
Алевтина Терентьевна не могла управлять Светом в силу принадлежности к противоположному лагерю, но она умело и надежно стреножила Тьму. Она забрала ее из раны – всю, без остатка, оттащила от Светлого Иного, усмирив точно свирепого пса. И послушная Тьма не нападала, позволяя Свету беспрепятственно переполнять чужого дозорного. Из-за локального нарушения равновесия медицинская магия обрела невероятную силу. Никита стиснул зубы, пережидая бурные последствия ее применения.
Чем они отличаются, целители? Чем отличается от Светлого Иного вампир, понятно любому сотруднику Ночного Дозора. Но целитель… Ясно как белый день, что Софию кощунственно сравнивать с ведьмой Картузовой, и все-таки что-то общее у них есть. Что? Непротивление своей природе? В то время как люди и Иные конкурируют друг с другом, сражаются за Свет и Тьму, заставляя Великие Силы сходиться в поединках, бьются за деньги, уровни и артефакты, бабка Картузова, пропитанная Тьмой насквозь, просто живет в абсолютной природной гармонии?
Удивительно, но Никита и в первый раз не чувствовал прямой угрозы, находясь в доме этой ведьмы. Тьма здесь присутствовала в изобилии. Не было конфликта. Не было сожаления о содеянном, мелочной зависти ко всему живому и Светлому. Много столетий, если не тысячелетий, назад Алевтина родилась Темной, инициировалась Тьмой и живет ею по сию пору, всегда поступая так, как подсказывает ей ее черное сердце.
Тик-тик-так. Тик-так. Тик-так-та-та-та-та…
Змейка заметалась по песочным часам, яростно молотя хвостом. Песок бил в нижнюю колбу как из брандспойта. Часа эта Баба Яга Никите все-таки не дала – обманула. Иначе она не была бы Темной. У него и сорока минут не было. В те несколько мгновений, которые ему все-таки понадобились, чтобы отдышаться после того, как отработало заклинание «Авиценна», он заставил себя расслабиться и закрыть глаза, позволяя Свету, стократно усиленному отсутствием Тьмы, доделать свою работу.
Пора. Никита сел на жесткой кровати. Живот еще немного болел, сердце колотилось как бешеное. Свет светом, но за такое время даже Иного не вылечить до полного выздоровления. Ничего, «Авиценна» не единственное медицинское заклинание, которое он знал. Когда высыплется песок и Тьма вступит в свои права, выздоровление, конечно, замедлится, но это уже не важно.
Стреножив Тьму, бабушка Картузова сделала чужому дозорному подарок даже более ценный, чем жизнь. Может быть, это сам Свет шепнул ему на ухо: «Уютный дом», пока Тьма бесновалась на коротком поводке. Зря Никита так скептически отнесся к словам Саши Спешилова о том, что Великие Силы иногда приходят на помощь. За детей они испокон веков бились особенно жестоко, и по сей день ничего не изменилось.
Надо найти этот дом отдыха, или детский лагерь, или санаторий, где главная ведьма Москвы Юлия Хохленко приставляет к детям Темных Иных и куда наведываются высокоуровневые Темные маги, пугая персонал. А персонал-то набран не из Москвы – из регионов, чтобы не вызывать подозрение столичных Дозоров!
Это последнее, что Никита успевает сделать до того, как его возьмут дозорные Светлые, которые наверняка объявили Сурнина в розыск после исчезновения вместе с оборотнем и событий на Ваганьковском кладбище. Или дозорные Темные, которые охотятся за ним по той же причине и с не меньшим рвением.
Нет времени на объяснения со своими. Нет сил на драку с чужими. Никому не рассказать, что ты всем сердцем чувствуешь, что поступаешь правильно. Сердечный трепет для Дозоров не аргумент, аргумент для них – Великий Договор. А то, что он нарушен, – еще надо доказать.
Никита встал с кровати, оделся, сдвинул в сторону ширму у противоположной стены, где обнаружилась обычная дверь, и через однокомнатную квартиру вышел в подъезд. Казалось, что и сквозь толщу стен он расслышал, как упала на дно песочных часов последняя крупинка. Неспокойная золотая змейка разочарованно замерла на выпуклом стекле. В подъезде разом стало темнее, но Никита был уже внизу. Он навалился на дверь плечом и вышел в хмурое мартовское утро, неохотно разгоравшееся в той реальности, где переплелись в смертельном клубке добро и зло. Наверное, он согласился бы еще немного потерпеть резь в животе, только бы бабушка Картузова один разок, хотя бы на миг, вернула ему ощущение мира, в котором Тьмы не было совсем…
– Привет, Светлый.
Сурнин остановился как вкопанный, едва успев сойти с крыльца. Холодный ветер растрепал рваную одежду и с силой хлестнул по коже, заставив только что залеченную рану отозваться тусклой вспышкой боли.
Посреди двора, держа на поводке дрожащего Алексея Малявина, стоял Андрей Старков. Массивный строгий ошейник стягивал шею оборотня, заставляя жесткую шерсть смешно и беспомощно топорщиться над гравированными металлическими пластинами.
– Здорово, Темный, – сказал Никита и почти сочувственно кивнул бывшей звезде сериала «Одинокий волк».
Взгляд у Малявина был совершенно безумный, под носом виднелись следы запекшейся крови. При виде Никиты он непроизвольно дернулся и тут же осел. Андрей брезгливо поморщился, переложил поводок из правой руки в левую и внимательно осмотрел тонкую перчатку, которую оборотень едва не испортил, грубо рванувшись с привязи.
