Иные - Яковлева Александра

— Для гостей? — Аня вытянула из корзинки цветок, такой же золотой, как ее платье, которое осталось в спальне. — Сегодня какой-то праздник?

— Мой день рождения, — сказал Макс так просто, будто речь шла о чем-то незначительном.

Прислуга суетилась вокруг — протирала бокалы, расставляла в вазы свежие букеты, чистила камин. Дети заготовили уже около тридцати комплиментов и не собирались заканчивать. Ане стало стыдно, что не догадалась сама. Зато теперь она поняла, для чего понадобится то невозможно красивое платье. Наверное, Макс хотел представить ее своим друзьям. А значит, она не может выглядеть замарашкой или сидеть в комнате, как сумасшедшая на чердаке, в такой важный день.

— Поздравляю… — неловко пробормотала она.

— Спасибо, — ответил Макс. — Присоединяйся.

Чтобы загладить вину, Аня скрутила букетик из алой розы и желтых веточек, похожих на пижму. Вышло недурно. Девочка, которой помогал Макс, потянулась к его уху и, закрывшись ладошкой, что-то зашептала, хитро поглядывая на Аню. Встретившись с ней взглядом, она захихикала и спряталась на плече у Макса.

Аня удивленно подняла бровь. Макс, наклонившись через стол, громким шепотом доложил:

— Мэрит говорит, ты ей очень нравишься. Ты очень красивая. — Потом обернулся к девочке и сказал извиняющимся тоном: — Ich habe ihr alles erzählt, Merit. Ich konnte einfach nicht schweigen [1].

За разглашение тайны он, конечно, тут же получил: Мэрит замахнулась и стукнула его по руке. Макс сделал вид, что ему сильно досталось. От этой пантомимы Аня прыснула, искоса глянула на Боруха: как он? Может, его тоже развеселила эта почти семейная сценка?

Борух сосредоточенно скреплял булавкой ленточку. Он уколол себе палец, но как будто ничего не почувствовал. Кровь запачкала ленту — правда, почти незаметно, потому что лента тоже была красная. Аня вытянула из коробки такую же. На одном из концов ленты был вышит герб, который в замке встречался повсюду: на стягах, форме воспитанников, даже на столовых салфетках.

— А что это значит? — Она показала Максу символ, похожий на водоворот.

Он бегло взглянул и ответил:

— Фамильный герб Нойманнов. Тот, который должен был удержать великанов, помнишь? Теперь это что-то вроде знака общности, объединения людей под одним лозунгом ради общей цели.

— Под каким лозунгом? — не поняла Аня. — Какой цели?

Макс слабо улыбнулся:

— Что ж… Это покажет время.

Он посмотрел куда-то Ане за плечо, и она оглянулась: в дверях замерла Катарина. У Ани возникло смутное чувство, что Катарина уже давно стоит там, наблюдая, но Макс только сейчас обратил на нее внимание.

— Фройляйн Крюгер, попросите Ганса собрать нам корзинку для пикника. На двоих. — Макс обернулся к Ане: — Погода сегодня хорошая. Ты ведь не против прогулки?

— Не против, — ответила она, чувствуя спиной тяжелый взгляд.

Скрипнули и застучали каблуки — это Катарина развернулась и вышла. Пряча глаза, Аня взялась за следующий букетик. Почему-то ей становилось неловко, когда она видела этих двоих вместе. Будто подглядывала за ссорой и вообще лезла не в свое дело. Занимала чужое место.

Вскоре все комплименты были готовы, и Катарина вернулась, чтобы забрать детей на уроки.

— До вечера мы будем только мешаться в замке, — шутя сказал Макс и подал Ане руку, помогая встать. — Лучше перекусим на свежем воздухе.

Он обращался с ней так, словно она была хрупкой золотой статуэткой, которую должно хранить за тонким стеклом и только сдувать пыль. Настоящим сокровищем. У Ани замирало сердце всякий раз, когда он касался ее, или помогал с шалью, которая зацепилась за спинку стула, или открывал перед ней дверь.

Макс не позволил Ане нести ни корзинку с едой, ни свернутый плед. День был и вправду замечательный. Солнце припекало почти по-летнему, и стоило им выйти за холодные замковые стены, как Аня быстро согрелась. Они взобрались на скалистую, поросшую лишайником возвышенность, откуда открывался вид на замок и лес.

— Здесь так красиво, — протянула Аня, оглядываясь по сторонам: никак не могла решить, какой вид ей больше нравится. Замок восхищал своей строгостью и грандиозным размахом, но осенний разноцветный лес особенно манил.

Внизу, среди камней, блестела река, а здесь, на вершине, дул прохладный ветер. От земли уже тянуло холодком — предвестником зимы. Макс расстелил шерстяной плед и стал разбирать корзинку. Ганс положил им свежие рогалики с маслом, сыр и фрукты.

— Всегда мечтал провести свой день рождения вот так, — сказал Макс и похлопал по пледу, приглашая Аню сесть рядом.

— Как? На природе?

— И в хорошей компании, — кивнул он.

Подобрав юбку, Аня села, но на самый краешек. Вытянула ноги в красивых туфлях. Это было намного лучше, чем мужские сапоги. А в спальне ее ждала еще одна пара, которая обнаружилась на дне коробки и идеально подходила к платью.

— Вечером замок будет полон гостей, и нужно собраться с духом, чтобы выдержать столько народу… — Макс оглянулся на Аню и оборвал сам себя: — О чем ты думаешь?

Было ужасно неловко признаваться, что о платье, поэтому Аня сказала первое пришедшее в голову:

— Помнишь, ты как-то говорил, что можешь управлять своей силой? Я бы тоже хотела так уметь. Но пока это происходит без моего желания. Я просто как будто… — Она раздвинула руки в стороны. — Взрываюсь. Выхожу за пределы тела. Не могу сделать это по собственному желанию. И не могу сама вернуться. Только у Пекки… — Она запнулась. — У брата получалось меня вернуть.

— Как получалось? — Макс протянул ей мягкий рогалик. — Вот, попробуй, Йоханна сама их печет.

Есть совсем не хотелось, но Аня отломила кусочек, положила слоеное тесто в рот и стала жевать, чтобы сделать Максу приятное. Он довольно кивнул.

— Пекка обычно звал меня моим детским именем: Анники. Это помогало.

— Он всегда был рядом, когда это случалось? — удивился Макс.

Аня задумалась. Медленно, подбирая слова, ответила:

— По правде говоря, он всю жизнь был рядом со мной. Сколько себя помню. Он… Вообще, это всегда случалось из-за него. То есть я хотела сказать… — Она так разволновалась, что стала крошить рогалик в траву, едва замечая, что делает. — Всегда, когда ему угрожала опасность, это происходило… — Говорить о Пекке было очень больно. Почувствовав, как подкатывают слезы, Аня тряхнула головой, прогоняя их. — А как ты научился это контролировать?

Макс откинулся, лег на спину. Вытянув руку за голову, сорвал какую-то травинку, очистил стебелек и сунул в рот кончик. Аня его не торопила, и Макс наконец сказал:

— В сумасшедшем доме, где меня держали несколько лет, нужно было как-то выживать.

Его голос был ровным, ничего не выражающим. Но Аня увидела, как сжались его челюсти, отчего лицо стало жестким и заостренным.

— Я больше не мог себе позволить неконтролируемые вспышки, поэтому… — Он помахал в воздухе рукой. — Пришлось учиться. Почему ты так на меня смотришь?

— Тебя что, держали насильно? — Аня оглянулась на замок. — Разве тех, кто владеет замком, могут забирать в сумасшедший дом?

— Еще как могут, — усмехнулся Макс, но вышло не очень-то весело, даже жестко. Он снова сел и вдруг оказался близко к Ане. Его рука накрыла ее пальцы и крепко, до боли сжала. — Я ведь говорил: я такой же, как ты. И понимаю тебя как никто другой. Тебя держали в клетке и пытали… — Он резко перевернул ее руку, вжал палец в клеймо на запястье так, что Аня охнула от неожиданности. — Меня тоже. Но я справился и стал сильнее, чем был. Станешь и ты. Попробуй сейчас? Не бойся мне навредить, просто попробуй.

— Ничего не получится… — залепетала Аня, пытаясь вырвать руку.

— Почему?

Она закусила губу. Как ему объяснить? Пока нет опасности, марево не сработает. А единственное, что грозило ей здесь, на скальной ладони леса, вызывало не совсем страх. Не только его. Макс был близко, настолько, что она чувствовала его запах. Запах грозы над полем.

Этот запах она любила больше всего, еще с детства. После знойного пекла бежать навстречу туче, обмирая от грома и белых языков молний, падать в теплые руки дождя, закручиваться в змеистом вихре… Мама называла грозу огненным змеем. Вот бы сейчас разразилось.