Застенец 4 (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

— Удели особое внимание земле под ногтями. Смотрится просто ужасно.

— Почему? — поднял я мокрое от озерной воды лицо к нему. Забавно, но отсюда «наш» берег тоже выглядел словно замершим, безжизненным.

— Потому что ногти — это самое главное в мужской гигиене. Меня так научили, когда я был человеком.

— Нет, — замотал я головой. — Почему вы мне помогаете?

— А кто сказал, что я помогаю? Я делаю то, что интересно мне.

— И что тебе интересно? — я сам не заметил, как перешел на «ты».

С точки зрения смертного, общающегося с богом — невероятная наглость. С точки зрения того, кто только что почти все потерял, в диалоге с неким Нечто — обыденность.

— Понимаешь, у каждого создания есть своей Путь. Те, кому повезло, начинают называть это предназначением. Тем, для чего они родились. Те, кому не повезет, не осознают Путь. Едят, пьют, совокупляются, умирают. Они растворятся в Потоке, чтобы возродиться и попробовать снова. Только в качестве другой энергии.

Он промолчал, позволяя мне оценить мировое устройство колеса Сансары. А после продолжил:

— Гуангам, как нас называют, повезло. Через прочтения сути вещей и просветление мы нашли свое истинное призвание. Аг, к примеру, изучает смертных. Мне всегда импонировал его Путь. Поэтому я, так сказать, еще более его конкретизировал. Я изучаю человеческие парадоксы.

— Типа, чем больше сыра, тем больше в нем дырок. — поддержал я. — И раз у него больше дырок, то сыра остается меньше. Соответственно, чем больше сыра, тем его меньше.

— Нет, парадоксы чуть более сложные, — улыбнулся Ал. — И они, как правило, касаются людей. И их взаимоотношений. К примеру, почему дети клянутся, что никогда не станут похожими на своих родителей. И, как правило, именно такими и становятся.

— Поступал бы на психологический. Там все это подробно объясняют. Для этого нет необходимости быть Гуангом.

— Или другой пример. Человек тратит молодость, время, жертвует любовью и вниманием своих близких, чтобы заработать как можно больше денег. А потом тратит эти деньги, чтобы купить молодость, потраченное время и вернуть любовь близких.

— На это у меня ответа нет, — я сел на берегу и запрокинул голову. Внутри было по-прежнему паршиво. — Я денег зарабатывать не хочу. Извини, что сломал твою идеально выстроенную систему. И какой парадокс во мне?

— Мне интересно, что движет человеком, который жертвует самой большой любовью в жизни ради спасения миллионов людей. Долг, высшие идеалы, что-то еще? Нет, я мог бы понять, если бы тебя с детства приучали любить свою страну и каждого гражданина, вдалбливали патриотизм в голову, но ведь это не так. И ты понимаешь, хотя, может, и не осознаешь, что больше никого и никогда так не полюбишь. Что ощутив настоящую любовь, истинное слияние, уже никогда без нее не сможешь быть полноценным.

Я сжал кулаки, на глазах сами собой появились слезы. Ох, Александр, нифига ты не помогаешь!

— Извини, я с давних пор много времени провожу в Потоке и почти не общаюсь со смертными. Я забыл, что у вас слишком велико эмоциональное начало. К тому же, ты действительно сейчас потрясен.

Мне понадобились все силы, чтобы ответить. Пусть и не сразу.

— Я… не… знаю… Я не знаю, почему. Может, в этом и есть еще один из человеческих парадоксов. Люди часто делают то, что делают. Потом сожалеют и страдают, но все равно делают.

— Это может быть ответом, а может и не быть. Я предпочту все же понаблюдать за тобой, вдруг ты придумаешь что-то еще. Поинтереснее.

— Звучит довольно цинично.

— Настоящему изучения сути вещей чужда эмпатия.

— Наверное, поэтому мне это и не интересно.

Мы молчали, сидя на берегу острова «мертвецов». Простите, оболочек Богов, которые покинули тела, чтобы странствовать по великой Вселенной. И я понял, что не слышу ничего, кроме тока собственной крови. Не чувствую ни дуновения ветерка, ни плеска волн, ни жужжания пчел. Даже земля тут пахла ничем. Пустотой.

— И что теперь? Ты научишь меня перемещаться во времени и всяким просвещенным штукам?

— Ты же сам только что сказал, что тебе это неинтересно, — даже будто бы возмутился Александр. — Конечно нет, не научу. Меня поражает, с какой легкостью ты говоришь о подобном. На это потребуется невероятно много времени. Скажу больше, даже среди Нечто способны на это единицы.

— Но ты умеешь?

— Осознавать время, как пространственную величину? — медленно, нараспев произнес Ал, словно набивая себе цену. — Умею… Тебе следует лишь задать точку, куда ты захочешь отправиться. И я, так и быть, помогу тебе.

Что-то было в его словах загадочное. Сейчас он в самом деле напоминал бога. Хитрого и плутоватого. Действительно, куда я могу отправиться? До убийства президента, когда была поставлена окончательная точка невозврата? Или до прибытия иносов и их города? Но что я тогда сделаю? Пойду к еще живому президенту и скажу, чтобы бомбили этих уродов всеми возможными средствами, пока по их следам не приползли тошкены и прочие твари?

И как быть с временным парадоксом? Я буду я или кто-то другой? Прошлый? И мы не должны пересекаться? Так ведь в фантастических фильмах говорили?

Нет, нет, все не то. Казалось, что нельзя изменить прошлое так, чтобы я жил в благополучном будущем. Всегда будут возникать всякие нюансы.

— Ведь вся соль в том, не когда я появлюсь, а что буду делать, так?

— Именно, — улыбнулся Александр. — Я рад, что ты понял эту удивительно простую вещь.

— Люди хотят уничтожить иносов, — принялся я рассуждать вслух. — Застенцы думают, что тошкены разберутся с их врагами, а уже после маги сразятся с Падшими. Вариантов несколько. К примеру, уничтожить всех поодиночке, но вряд ли на это хватит сил у одного смертного, пусть и приобщившегося к Потоку.

— Едва ли, — согласился бывший ученик Ирмера. — Это и для бога задачка не из легких.

— Или заставить людей объединиться для того, чтобы уничтожить общего врага.

— О, один из моих любимых парадоксов. Люди готовы с легкостью убивать друг друга. Но вот объединяться, даже во имя спасения, они не очень любят.

— Ты лукавишь. Ты знаешь способ. И я его знаю. Один мой знакомый Император говорил, что иногда для общего понимания очень подходит демонстрация силы. А чтобы объединить два мира, демонстрация должна быть такой, чтобы у них не осталось других вариантов.

Сейчас Гуанг откровенно смеялся. Наверное, впервые за какое-то очень долгое время. Его грубые острые черты лица словно стали мягче, а глаза лучились жизнью. Единственной жизнью, которая кроме меня была на этом острове.

— Можно с этого момента поподробнее?

— Мне все время говорили, что я несу в себе Тьму. Те Сирдары. А им, видимо, сказал об этом коренастый Эг. Точно, он наплел им про это. Сначала я очень противился. Вроде как человек, которого оклеветали. А теперь понимаю, что это правда.

— Ты несешь в себе Тьму?

— Да. Как и каждый из нас. Я не знаю, что послужило тому причиной. Убийство Падших и поглощение части их силы. Ведь те тошкены почувствовали это, потому и не напали на меня. Или во мне всегда была эта Тьма. Просто она не получала пищи, потому и дремала.

— Мне очень нравится ход твоих мыслей, Николай. И что ты намерен сделать?

— Позволить Тьме поглотить меня. Стать истинным исчадием Ада. Тем, кем будут пугать маленьких детей. Про кого станут снимать документальные фильмы с меткой +18. Чье имя станет нарицательным. Люди — мерзкие существа, и понимают лишь силу. Они должны столкнуться с такой мощью, что у них просто не останется других вариантов, кроме как объединиться.

— Одному такое вряд ли под силу, — заметил Ал.

— Я вижу, что ты делаешь, Гуанг. Не надо мне помогать в подсказках, я уже обо всем догадался сам.

Странное это было состояние. Полной потерянности, будто бы даже лишение собственной личности и вместе с тем холодная уверенность. За всю свою жизнь я много раз сомневался в правильности действий. Но не сейчас. Мое сознание теперь походило на точный швейцарский хронометр, который не может ошибаться.