Черная кровь ноября - Хаан Ашира

Она шагнула к Киндеирну и уловила в невинной зелени его глаз вспыхнувшее удовольствие.

За спиной рассмеялся Алексей – желчно и сухо.

– Этого не умеет ни одна эльфийская игрушка. Он соврет тебе.

Но Кристина продолжала смотреть в травяную зелень глаз проклятого фейри.

Зачем-то он явился сюда? Зачем? Что он хочет? Почему он не мог просидеть в своей могиле еще каких-то полсотни лет? Почему она не могла прожить обычную человеческую жизнь… А в конце, так и быть, отдать все то, что в ней спрятано, и на что намекал Алексей.

Полуулыбка на лице Киндеирна раздражала.

Бесила до белых глаз, до кипящей крови.

И то, как он стоял – не как воин, а как танцор. Как спокойно смотрел на происходящее, даже не пытаясь вмешаться. Сердце ему? Сердце, чтобы он стал сильнее и сделал с людьми то, что попытался с Кристиной?

Киндеирн очень по-человечески глубоко вздохнул, откинул длинные светлые пряди за спину и шагнул к телу Вари. Присел на корточки, словно был не в золотой броне, а в удобной домашней одежде – и наклонился над бездыханным телом. В правой его руке все еще поблескивал лоснящимися боками серый шар из дыма, ускользнувшего из тела Кристининой маме.

Его он и опустил на шею Вари – она откинула голову, открывая беззащитное горло.

И отступил.

Шар дрогнул, распадаясь на сизые волокна дыма, которые всосались в мертвое тело через приоткрытые губы – и Варю выгнуло, как одержимую.

Кристина вскрикнула и отскочила к столу.

Алексей шагнул к одному из своих людей в черном и забрал у него предложенный пистолет. Он держал его двумя руками, еще не целился, но чувствовалось, что одно неверное движение – и он откроет огонь.

Киндеирн обнажил ряд мелких острых зубов, то ли улыбаясь, то ли скалясь. Он так и сидел на корточках, ничуть не пугаясь того, что рядом с ним выгибалось и снова распрямлялось в медленном, страшном ритме тело восемнадцатилетней девушки. Как будто он видел такое каждый день.

Когда-то.

Не сейчас.

Видел.

Как грязь и тьма, которую он забрал, входит туда, где уже нет света души и чувствует себя, как дома. Как начинает ломать все под себя – сморщивать кожу, расплавлять кости, выжигать лишнее, живое, мягкое.

Как западают щеки, кожа обтягивает кости черепа, сгорают, словно в огне волосы, оставляя крошечные пеньки, внутренности вытекают через все естественные отверстия тела, превращаясь в зловонную лужу на ковре.

Киндеирн поднялся со скучающим видом, огляделся – все в комнате смотрели на бывшее тело Вари, которое изменялось все сильнее и сильнее. Вместо волос на голове выстреливали острые тонкие иглы, как у дикобраза. Вместо пальцев раскладывались многосуставные когти. Локти, колени, бедра, плечи – все стало резко-острым, пронзительно худым – и все ощерилось иглами, шипами и колючками. Не девушка – помесь дикобраза с морским ежом и пустынным кустарником, изломанным и ядовитым.

Глаза, занимавшие теперь половину лица, распахнулись в последнюю очередь.

Абсолютно черные и глянцевые, без белков и радужки.

Варя встретила взгляд своего короля, он кивнул ей – и одним движением она метнулась к Вику, начертив на его теле сразу четыре параллельных полосы, раскрывшихся алым.

Глаза.

Горло.

Живот.

Пах.

А потом она свернулась в клубок, словно перекати-поле – и откатилась к маме Кристины, так надежно устроившись у ее ног, что та поняла – подруга будет теперь лучшей охранницей.

Кристина выдохнула замерзший в легких воздух, подхватила на ладонь пульсирующее сильным ритмом Сердце и шагнула к Ирну.

Алексей метнулся ей наперерез.

– Стой, сука! – выплюнул он ей в лицо. – Ты моя жена. Никуда ты не идешь. Этот мир мой, и у него есть законы. Ты их приняла, я их принял. Я не трогал тебя до восемнадцати, ты согласилась принадлежать мне. Пока ты человек, ты подчиняешься человеческим правилам. Как муж, я запрещаю тебе. Точка.

Киндеирн закатил глаза, скроил недовольную мордочку, исковеркав свою неземную красоту, и раздраженно щелкнул пальцами.

– Просто откажись, – сказал он. – Скажи, что не веришь в это все.

Кристина держала в ладонях чистый свет.

Больше ничего в мире не было важно. Но она чувствовала, что так – неправильно. Все должно случиться иначе. Сердце должно биться на своем месте.

В груди.

Но холодный взгляд Алексея отрезвлял ее.

– Я хочу, но… – она не могла понять, что ее останавливает.

Штамп в паспорте и тяжелый запах ладана в церкви? Она клялась – но это же просто слова?

– Ты стала моей женой перед богом, – напомнил ей Алексей спокойно. – Это ты не будешь отрицать?

Так вот зачем он… Зачем сделал то, что сделал в их брачную ночь. Чтобы она не могла отрицать, что брак свершился.

– Бога нет, – сообщил мелодичный голос Киндеирна. – Есть только я. Бога придумали люди. Просто откажись от него.

Радость вспыхнула на лице Алексея так ярко, что у Кристины защемило сердце.

– Ты хочешь к нему? Ты же помнишь, что Господь наш говорил о том, кто назовет себя посланником Его? Посмотри! Он и есть дьявол!

Кристина посмотрела.

У дьявола были очень светлые, почти белые шелковые волосы, рассыпавшиеся по плечам, которые казались шире из-за окутавшей их золотой брони. У дьявола были зеленые глаза – как едва распустившиеся листья лип в раннем июне. Дьявол был красив ангельской, невинной красотой – словно рисовал его Рафаэль, а ваял из мрамора Микеланджело.

– Нет, это неправильно… – проговорила она едва слышно.

– Именно! – Обрадовался Алексей. – Так что клади обратно эту хрень и…

– Я хочу отказаться от нашего брака, – сказала Кристина, сжимая сердце в пальцах и чувствуя его пульс – будто в руке ее прятался маленький зверек. – Ты урод и извращенец. Если ты за людей, я буду против.

– Серьезно? – Неприятно поразился ее муж. – Ты вообще мозгами-то своими куриными думаешь? Считаешь, что он будет лучше? Эта нечеловеческая тварь? Да он уничтожит всех, дай ему только шанс! Ты ебнулась уже, дура?

Он перехватил поудобнее пистолет, поднимая его к лицу, словно собирался позировать для афиши боевика. Кристина взглянула на пальцы, лежащие на рукояти, вспомнила, что они делали с ней, и ее затошнило.

– Ты смерть. Он жизнь, – сказала она, прижимая ладонь к груди, откуда поднималась мутная волна. Было бы стыдно заблевать весь пол в номере в такой момент. – У меня нет сомнений.

– Что ж, посмотрим, что сделает он! – Алексей развернулся, перехватил ее поперек живота, зажал локтем горло и притиснул спиной к себе.

Приставил пистолет к виску Кристины и оскалился, глядя на Киндеирна:

– Ну что, эльфийская тварь, король говна? Давай посмотрим, насколько крепкие у тебя яйца. Если я ее шлепну, ты ее тоже превратишь в тварь? Или тебе все-таки нужно что-то человеческое в ней? А?

– Сердце, – спокойно уронил Киндеирн, но глаза его были сощурены сильнее обычного, а из-под длинных ресниц полыхало зеленое пламя, выжигая все на своем пути. Кроме Алексея. Губы были сжаты, и слова он цедил медленно, лениво. – Мне нужно мое сердце.

– А моя шлюха уже не нужна? Крис, кинь ему сердечко.

Кристина распахнула глаза, глядя на Киндеирна в нелепой надежде, что это шутка, обман, тактический ход. Он ведь не оставит ее тут?

– Отдай мне сердце, Кристина, – полыхающая зелень рвалась из его глазниц, подчиняя волю мелодичному голосу. Так правильно. Король знает лучше. Надо просто отдать ему сердце, себя и весь мир. Не желая ничего взамен. Потому что служить королю – уже счастье.

Только почему текут горячие слезы, обжигая солью уголки глаз?

– Сердце или сучка? – ухмыльнулся Алексей. – Я смотрю, ты настоящий мужик, не меняешь на бабу свою победу. Действительно – где мир, а где их мокрая дырка! Уважаю, парень, уважаю.

Он отвел от головы Кристины пистолет, глядя, как касаются пальцы Киндеирна сначала сияющего сердца в ее руках, потом ее пальцев. Он почувствовал, как она вздрогнула, но не понял от чего. Зато увидел, как исказилось лицо фейри. Сквозь королевское раздраженное равнодушие вдруг проступили черная боль и мука. Хотя, может быть, он их не узнал.