Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса III
— Марину ждать не будем, — бодро объявил Файх. — Она мне позвонила. Говорит, слишком много работы, к тому же внезапно объявился этот ее друг детства, как его — Mischka! Каким-то чудом ее нашел. Впрочем, почему чудом? Адрес сменился, а фамилия прежняя; люди умудряются найти друг друга, даже располагая гораздо более скудной информацией. Будем считать, мы с вами принесли Марине удачу, с чем нас всех и поздравляю. А теперь к делу! Эрик, сегодня твоя очередь. Только, пожалуйста, не стесняйся. Мы, конечно, безнадежно взрослые, но этот недостаток нам вполне можно простить.
— Я не стесняюсь, — сказал мальчишка. — Со взрослыми гораздо проще. Вам все равно, какие у меня кроссовки. И даже если бы я носил очки, вы бы мне ничего обидного не сказали. Взрослые никогда не дразнятся.
«Вот тут ты ошибаешься», — ухмыльнулся про себя Анджей. Но промолчал — чего ребенка с толку сбивать.
— Ты стал говорить гораздо лучше, чем неделю назад, — заметила Габия.
— Просто я услышал, как разговаривают по-немецки на самом деле, — объяснил Эрик. — Раньше у меня была только кассета для начинающих. Но я ее всего два раза слушал, в гостях, дома не на чем. Нет магнитофона.
— Как жаль, что мой старый кассетный плеер остался в Дортмунде, — сказал Файх. — Лежит без дела в шкафу, а тебе пригодился бы. С другой стороны, эта кассета больше не нужна. Какой же ты начинающий? Еще немного, и сам сможешь уроки давать.
Эрик ничего не сказал, только вздохнул потрясенно и недоверчиво.
— Ты правда очень быстро учишься, — заверил его Файх. — У меня вообще все быстро учатся. Как говорится, «легкая рука».
Хотел съязвить: «Небось мерещишься своим жертвам с утра до ночи и болтаешь с ними непрерывно, поди не научись в столь невыносимых условиях». Но вовремя прикусил язык. Для хорошей шутки слишком похоже на правду, а плохие лучше держать при себе.
— Я очень хочу услышать твою историю, Эрик, — неожиданно сказал Даниэль.
До сих пор длинный не производил впечатления человека, которого вообще хоть что-то интересует. Равнодушно слушал чужие разговоры, старательно произносил свои редкие реплики, но в целом скорее отсутствовал, чем присутствовал. «Тщательно пересчитывает тараканов у себя в голове», — думал о нем Анджей. Впрочем, возможно, все объяснялось проще: Даниэль учил немецкий язык давно, недолго, вряд ли слишком старательно, и теперь просто не понимал добрую половину сказанного. А с мальчишкой-самоучкой у него был неплохой шанс включиться в общую работу.
— Спасибо, — сказал Эрик. И открыл свою черную тетрадку. Объяснил: — Я готовился. Искал разные новые слова в словаре. Можно, я буду смотреть в тетрадь?
— Конечно, — заверил его Файх. — Я благодарен тебе за столь серьезное отношение к делу.
— Просто я очень хочу рассказать. А по-немецки это трудно. В субботу я видел в Вильнюсе Нойшванштайн. Он стоял на Кривой горе.
— Где-где он стоял? — переспросил явно озадаченный немец.
— На горе, где три креста.
— А. Вот как она, оказывается, называется.
— Раньше называлась, — вмешалась Габия. — Кривая, а еще Лысая. А потом поставили кресты. Вроде бы в честь францисканских монахов, убитых язычниками.[5] Ну, или что-то в таком роде. Их то сносили, то опять ставили. Долгая история.
— Спасибо. Эрик, расскажи, пожалуйста, с самого начала.
— В субботу в десять часов утра я пошел гулять. Вышел и сразу сказал, что это специально для книги. Наш дом находится на улице Тилто. Это недалеко от Кафедральной площади. И я пошел туда. На Кафедральной площади есть надпись «Чудо». Такая… такой квадрат. Я не знаю, как сказать лучше.
— Он имеет в виду плитку с разноцветной надписью «Stebuklas», то есть «чудо», — помогла ему Габия. — Какой-то художник[6] ее сделал и потихоньку, никого не спрашивая, установил на площади. Давно, еще в конце девяностых. Сперва никто не знал. Некоторые случайно замечали, удивлялись и радовались: «О! Чудо!» Приводили друзей, показывали. А теперь народ верит, будто плитка исполняет желания, приходят, топчутся — и местные, и туристы… Настоящая легенда! Я, кстати, и сама ходила, когда еще в школе училась.
— И твои желания сбывались? — заинтересовался немец.
— Конечно, сбывались, — рассмеялась она. — Как же иначе.
— А я никогда раньше там не стоял, — сказал Эрик. — Я в такое не верю. Но подумал, что для книжки это хорошо. Книжки должны быть такие — про волшебство и чудеса. А иначе зачем они нужны?
— У тебя очень разумный взгляд на задачи литературы, — улыбнулся Файх. — Так ты встал на эту чудесную плитку ради моей книги? Спасибо, это потрясающе! А ты загадал желание? И что было потом?
— Я не успел сказать желание, потому что меня толкнул какой-то мальчишка. Старше, чем я, но не взрослый. Наверное, десятиклассник. Крикнул: «Смотри, смотри!» — и убежал. Я сперва не понял, куда смотреть. Стоял, вертел головой. А потом увидел, что на вершине Кривой горы вместо трех белых крестов стоит Нойшванштайн. Тоже белый и прекрасный, как на картинках. И я туда побежал.
— На гору?
— Да. Захотел залезть наверх, к замку. Но гора не очень близко. Поэтому сначала я долго бежал до горы. И все время смотрел, проверял, есть ли замок. Он был. И я бежал дальше. И добежал. И стал подниматься. Но когда добрался до вершины, там были только кресты. Три белых креста, как всегда. И я пошел вниз.
— Очень огорчился? — спросил Даниэль.
— Не знаю. Не очень. Наверное, совсем не огорчился, но заплакал. Немножко. Но не потому, что мне было плохо. Мне было хорошо. Я же видел Нойшванштайн! Пока бежал, много раз поднимал голову и видел замок Нойшванштайн, совсем близко. Он был такой прекрасный. Красивее, чем на фотографиях. В некоторых книгах написано, что люди плачут, если очень… слишком счастливы. Когда я это читал, думал, что неправда. Но, наверное, правда, потому что я сам плакал, когда спускался с Кривой горы. Я подобрал там белый камень и положил в карман. Я решил, это будет амулет. Я возьму его с собой, когда поеду в Германию. И принесу его в Нойшванштайн, положу незаметно где-нибудь там во дворе. Так мы с камнем договорились. Я ему обещал.
— Откуда что берется, — задумчиво сказал Фабиан Файх. — Вильнюсский школьник знает о принципах работы магии талисманов куда больше, чем лучшие из взрослых шарлатанов, которые обожают рассуждать о подобных материях. Ты молодец, Эрик. Очень грамотно поступил. И вообще все время вел себя идеально. И когда решил, что для книжки нужно чудо, и когда пришел на площадь, и когда, не раздумывая, побежал к подножью горы, и когда лез наверх, и когда не огорчился, но заплакал от счастья. Если бы вдруг я оказался рядом, мне нечего было бы тебе посоветовать. Только и оставалось бы держаться рядом и делать как ты. Откуда что берется!
Эрик молча улыбался. Явно не мог подобрать нужные слова, а записанные в тетрадке уже закончились. С другой стороны, он и так много сегодня сказал. Неплохо для начинающего.
Совсем неплохо.
Договорились снова встретиться в пятницу. Эрик убежал первым, зато взрослые собирались неторопливо. Кажется, всем не особо хотелось расставаться, но и продолжить вечер, к примеру, в ближайшем кафе никто так и не предложил. Как будто это было не по правилам — встречаться еще где-то кроме Файхова балкона. И разговаривать друг с другом не по-немецки. Хотя таких жестких условий он им не ставил. Но все равно казалось, что лучше не надо. Черт его знает почему.
Грета Францевна осталась дремать в кресле, Файх не захотел будить гостью, сказал: «Пусть отдыхает, я ее потом провожу». Когда вышли во двор, не сговариваясь, задрали головы и убедились, что старухи на балконе больше нет. Только Фабиан Файх в своих ослепительных розовых шортах — стоит, машет рукой: «До скорого!»
Разошлись в разные стороны. Габия — на Лабдарю, мимо закрытой уже эзотерической лавки, Даниэль отправился на стоянку за машиной, а Анджей, пожав плечами, вышел на Вильняус, хотя, если по уму, это был наименее удобный из возможных вариантов. С другой стороны, кто сказал, что сейчас непременно следует идти прямо домой?
Проходя мимо «Кофеина», подумал: «На что угодно спорю, Марина пила свое „Беличье латте“ именно здесь. У них в меню до фига причудливых названий — „Медвежий лес“, „Апельсиновый бриз“, „Влюбленное капучино“, — и это явно важная составляющая успешной маркетинговой стратегии».
Интереса ради зашел и спросил. Угадал, конечно. И в награду стал обладателем картонного стакана с некрепким кофе, слишком щедро сдобренным ореховым сиропом. Хорошо хоть воды дали. Будет чем запить невыносимую эту сладость, которая кажется прельстительной только детям. Да и то не всем.
Вышел на улицу, сел за единственный свободный стол. Рекламные открытки там, кстати, тоже лежали, целых четыре штуки. Не стопка, как было с Мариной, но все равно неплохое число.
