Наталья Астахова - Письма с Земли
А одежда? Опять же подумайте сами, как могут нравиться люди, упакованные в тщательно отутюженные костюмы, люди, задушившие свое воображение туго затянутыми галстуками.
Нет, и еще раз нет. Уж конечно, и к чужой одежде они относятся столь же бережно. А ей бы хотелось, чтобы после их прикосновений на ее платье оставались незалечимые шрамы в виде вырванных с мясом пуговиц, напрочь оторванных крючков и непоправимо покалеченных застежек.
Эти речи произносила про себя старая дева Машенька, тщательно упаковывая в целлофановый пакет бутерброд с колбасой, сваренное вкрутую яйцо и яблоко. Готовя очередную тираду, начинающуюся с неизменного «нет, вы подумайте сами», она еще раз проверила наличие всех пуговиц, разгладила только ей заметную складочку на углу воротника, сдула с модного пиджака только ей видные пылинки.
Старая дева Машенька имела все, что положено старой деве: страсть к чтению, потребность в длинных внутренних монологах, любовь к животным, сентиментальность, особенность грустить на закате и доведенную до совершенства аккуратность. У нее было даже больше того, что положено старой деве, у нее был муж.
Это для него складывала она в пакет завтрак, его одежду чистила и гладила, а внутренние монологи о том, что мужчины, подобные ему, никогда не смогут привлечь ее внимания, она произносила для себя и про себя.
Муж, вошедший в ее жизнь несколько лет назад и так мало изменивший Машенькин стародевический склад ума, оказался человеком недостойным. Не вообще недостойным, а не достойным Машенькиного внимания.
Она заботилась о нем со всем усердием, на какое только была способна. Он уходил из дома сытно накормленный. Он приходил в дом, где его ждал ужин, тапочки, уютное кресло и спокойная доброжелательная Машенька. Ну и что? До мужа у нее был кот Тимофей, которого она так же старательно кормила, чистила и холила и которого тоже умела держать в руках, никогда при этом не повышая голос.
Проводив мужа на работу, Машенька принялась наводить порядок в доме и так увлеклась, что чуть не забыла про погоду. Вовремя спохватившись, она включила приемник, нашла «Маяк» и дождалась, когда стали передавать сводку погоды. Над их краем обещали безоблачное небо, полное отсутствие ветра и осадков.
Прослушав этот оптимистический прогноз, Машенька вышла на балкон. Ну вот, опять напутали. Небо сплошь затянуло тучами, вот-вот пойдет дождь, а порывистый ветер того и гляди перейдет в бурю. Можно, конечно, ошибаться, но не настолько же. Попробуй тут исправь. Машенька озабоченно посмотрела на небо, нахмурилась и снова вернулась к приемнику. Может быть, она невнимательно слушала и погода как раз соответствует прогнозу?
В приемнике раздались шорохи, треск, обрывки каких-то мелодий, потом чей-то голос, не похожий на дикторский, произнес:
— Ничего не вижу, попали в густую облачность, ветер. Прошу…
Дальше опять треск, шорохи. Она крутила ручку, надеясь снова услышать голос, все без толку. И про погоду не передавали.
Машенька снова вышла на балкон. Ее квартира находилась на самом последнем этаже высотного дома. Она была так высоко, что сюда даже мухи не залетали. Казалось, что ее жилище располагалось выше птичьих троп, во всяком случае, из окна она птиц никогда не видела. Наверное, они все-таки летали ниже. А самолеты выше. На этом уровне, между птицами и самолетами, могли бы летать ангелы. Если бы Машенька могла верить в ангелов. Но увы… В такое Машенька верить не могла.
Она не терпела беспорядка и неразберихи, а требовала полного соответствия обещаний их выполнению. Обещали безоблачное небо — выполняйте. Но те, кто обещал, выполнять не спешили. И пришлось самой. А что же делать?
Она встала на цыпочки и, рискуя улететь с последнего этажа, взмахнула руками. Тучи пошатнулись, дрогнули, но с места не тронулись. Еще раз. Машенька собрала беспорядочные порывы ветра, направила их в одну сторону. Ветер застонал, засвистел, и тучи, кряхтя, стали сползать к горизонту. Туда же, вслед за ними, метнулся и ветер, но Машенька ухватила его за самый краешек и смогла все-таки удержать немного. Бури, конечно, не нужно, а маленький ветерок пусть поплещется, белье высушит. Так, теперь остатки, осколки, обрывки туч и облаков собрать и отправить туда же, к горизонту. Все, небо чистое, ветер умеренный, солнце теплое. Можно заняться стиркой.
Она еще раз по-хозяйски оглядела чистое небо, погладила, как когда-то Тимофея, умеренный до тихого ветер и собралась уже покинуть балкон, но какая-то точка на ее стараниями очищенном горизонте привлекла внимание. Точка росла, приближалась, превращалась в черточку. Темную горизонтальную черточку, будто тире между двумя состояниями погоды: почти уже начавшейся бурей и чистым ясным небом. Приближаясь, черточка из темной становилась серебристой, а приблизившись еще, оказалась вовсе не черточкой, а…
Не верила Машенька в ангелов, а верила в научно-технический прогресс. Поэтому не всплеснула руками, не упала (еще чего!) в обморок, но все-таки немного удивилась, когда угадала в летящей черточке человека.
Парашютист? А где же тогда парашют? А если затяжной прыжок и парашют еще не раскрылся, то, во-первых, почему прямо над городом, а во-вторых, почему летит не вниз, а горизонтально, параллельно земле? Отвечать на эти вопросы было некому.
Между тем летящий человек приближался, и Машенька уже отчетливо видела плотно облегающий фигуру серебристый скафандр или что-то вроде этого, в подобных видах спецодежды она разбиралась слабо. Еще она увидела большие очки, почти полностью скрывающие лицо, шлем с длинным упругим козырьком.
Человек подлетел совсем близко. Машенька была уверена, что и он ее видит, ей даже показалось, что он махнул ей рукой, но, не долетев до балкона, развернулся и взмыл вверх. Снова стал черточкой, потом точкой, потом совсем пропал, растворился в синем небе.
Машенька, обессилев от пережитого, опустилась прямо на балконный пол. Нет, ее не посещали никакие мысли о пришельцах, в них она тоже не верила. Она понимала, что человек этот вполне земной и в небе не просто кувыркается, а занят каким-то делом. Мало ли у земных людей дел в небесах.
Как всякая сознательная домохозяйка, она с уважением относилась к любому труду. Даже работа мужа не казалась ей лишенной смысла. Он разрабатывал модели спецодежды, а значит, помогал другим людям в их деле. Он, со своим холодным завтраком в портфеле, весь отутюженный и гладкий, в какое сравнение мог идти с такими людьми, как, например, этот, летающий.
Стало грустно, так грустно. Такие люди пролетают мимо балкона, чуть выше птиц и чуть ниже самолетов. А она должна стирать белье. Кому? Завтраки в пакетах, тапочки, галстуки. Не просто грустно — тоскливо.
А ну ее, стирку, ну ее, безоблачную погоду. Пусть дождь, пусть ливень. Она не станет сверять свое настроение с прогнозом погоды. Просто возьмет и устроит себе дождь, раз ей так хочется.
Машенька протянула руку и достала из-за горизонта тучу полохматей, посиней. Повесила прямо над домом. Толкнула ветер в бок. Он рассердился и из умеренного стал сильным. Засвистел, впился в тучу, та засопела, расплакалась. Застучали по перилам балкона крупные капли, и вот уже косые потоки прочертили ставшее серым небо.
Машенька ушла с балкона, забралась поглубже в кресло, зажмурилась и стала произносить про себя очередной монолог. На сей раз он был посвящен тому, летающему. Я тебя вымечтала, как проталинку на стекле оттаяла. Я тебя у судьбы выпросила, а ты мимо пролетел. Не заметил, не остановился.
Она замечталась, задремала под шум дождя и не услышала, как пришел муж. Очнулась, когда он загремел пустыми кастрюлями на кухне. Вышла к нему.
— Ты что так рано сегодня? У меня еще ужин не готов.
— Да так, из-за дождя пришлось отложить испытания костюма. В лабораторию решил не возвращаться, прямо домой поехал.
Машенька ринулась к плите срочно соображать ужин и про себя, конечно же, про себя, ухмылялась его словам: испытания, лаборатория, отложили из-за дождя. Нет, вы только подумайте, слова-то какие. А речь-то идет о каком-нибудь комбинезоне для слесаря-сантехника. Умеют эти мужчины создавать видимость важности своей работы.
— Есть хочу, умираю, — подал голос муж. — Да я же завтрак свой так и не съел. Сейчас мы его прикончим.
Он открыл портфель. Машенька ринулась от плиты, чтобы помешать этому вероломству. Еще чего, употреблять сухой паек, когда сейчас будет готов полноценный ужин. Она потянулась к портфелю и в широко раскрытой его спасти увидела что-то серебристое, чешуйчатое.
— Что это? — выдохнула Машенька.
— Да костюм же, говорю ведь, не успел в лабораторию заехать. Домой тащить пришлось.
Машенька не могла спутать одежду летящего. Это была она.
— Костюм, испытания, это все ты сам придумал, чтобы…
— Ну да, чтобы летать. Я же тебе объясняю, отложили из-за дождя. Для сырой погоды мы другую модель разрабатываем, а эта пока только для ясного неба.
