Варвара Мадоши - Симарглы
— Вы говорите глупости, — сказала она.
— На все есть внешняя причина и внутренняя причина, и то, что внутри, является истиной, — не согласилась Ольга. — Внешней причиной является рост благосостояния части населения. Внутренней — то, что я вам сказала. А все потому, что один мертвец… Ах, господи, да не могу же я вам это рассказывать на улице! Это для меня-то звучит, словно плохая повесть, а уж для вас…
— Никуда я с вами не пойду.
— Разве вы не чувствуете пустоту, которая опускается на город?
— «И льется кровь, идет война добра со злом…» Пустите меня, Ольга!
— Не тьма. Тьма — это только отсутствие света. Я говорю о пустоте. О людях, которые исповедуют пустоту. Их становится больше и больше.
— Пустите! — Ирина все же высвободила руку.
— Вы же верите мне, — Ольга говорила с убежденностью сумасшедшей. — Несмотря на весь сумбур, что я несу, вы верите мне.
— Пусть даже и верю! — Ирина говорила громко, нисколько не стесняясь прохожих. — Воображаете себя колдуньей? Только не вижу никакой трагедии в том, о чем вы говорите. Мне все равно, что произойдет с этой кучей мусора. Мне все равно, что со мной произойдет, а вы говорите!..
Ирина ушла прочь, гордо и решительно стуча каблуками.
Пустота… Да что она знает о пустоте? О пустых минутах, днях, часах? О пустых лицах, пустых глазах и пустых сердцах, которые поглощают тебя… Если пустота внутри тебя, то ее можно заполнить, а если вокруг…
«Я хочу увидеть Михаила».
6.Они «присели» в небольшом кафе тут же, неподалеку, и под кофе студент журфака Миха Воробьев рассказал им все, что знал об этом манекене. Он появился в магазине почти уже полгода назад, этой осенью. Купили его на заказ у одной фирмы, которая разрисовывает фабричным манекенам лица — на его взгляд, пустая трата времени и денег, но сейчас у богатых магазинов снова пошла такая мода — чтобы манекены были похожими на людей. Мастерская одна на весь город, а больше и не надо… Адрес? Да, пожалуйста… С этой стороны все законно, прицепиться не за что. Кто этот манекен делал? Он не знает: заведующий его просто вытолкал взашей; с сотрудницами (их две, обе женщины) тоже встретиться не удалось.
Странное в манекене заметил не один Миша — сперва кукла месяца два простояла в зале, но продавщицы нервничали, жаловались, что она на них как будто смотрит… Менеджер посмеялся и перевел ее на внешнюю витрину, где ее ежедневно лицезрели толпы народу, но, понятное дело, никто не замечал. И только Миша…
— Понимаете, ну никак у меня она из головы не идет! — отбросив напускную грубость, с неожиданным жаром говорил парень, и становилось ясно, что ему никак не больше двадцати одного. — Я тут каждый раз мимо домой хожу, с остановки. Снится даже по ночам! Сперва думал — со мной что-то не в порядке. Кровной стипендии не пожалел, сходил к психиатру. Нет, даже странно — полностью нормален. Тогда думаю — неужели чертовщина? У меня приятельница эзотерикой увлекается, вроде даже серьезное что-то, ну я ее и затащил полюбоваться… Нет, ноль реакции! Чертовщиной тоже не пахнет. И все-таки… Я вот думаю: может, это художница такая гениальная рисовала? Тогда ее найти надо, раскрутить! Я как представлю — если она на простом манекене так выложилась…
— Да нет, думаю, гениальность художницы тут не при чем… — задумчиво произнес Станислав Ольгердтович, помешивая кофе в чашечке. — Думаю, тут что-то другое… Одиночество, например. Или какое-то личное горе…
— Как на Аляске в пятьдесят седьмом? — напрягся Вик. — Неужели?..
— Нет, думаю до этого не дойдет. Все-таки…
— Но с другой стороны…
— Да, и это тоже нужно учесть.
Лена вздохнула. Она привыкла, что ее партнеры довольно часто переходят на такую тарабарщину. И даже привыкла, что ей самой совершенно необязательно во всем этом разбираться.
— Эй, а причем тут Аляска? — Мишка с любопытством переводил взгляд с одного на другого. — И пятьдесят седьмой? Вы вообще кто такие, и что об этом знаете? Расскажите, а! Я вам все рассказал, что знал.
Стас и Вик посмотрели на него так, как будто только что заметили.
— А какой у вас в этом интерес? — спросил Вик.
Что-то в его тоне заставило Миху смутиться.
— Ну… я же каждый день хожу мимо… и вообще… В конце концов…
— Люди! — произнес Стас с таким видом, как будто людей он ненавидел. — Зачем тебе это? У тебя завтра контрольная по английскому, и надо успеть на два свидания, с Ниной и с Женей, если ты забыл. Ты нам помог — за это спасибо. Дальше тебя не касается. Так что можешь спокойно уходить по своим делам, если не хочешь попасть в неприятности.
Станислав Ольгердтович встал, опустил на столик пару купюр. Головастов, Вик и — с некоторым опозданием — Лена последовали его примеру.
— Постойте… — Миха выглядел растерянным. — А вас не нужно проводить к той мастерской, или что-то в этом духе? И что, вы вообще просто так уйдете, ничего не объясните?!
— Мы найдем, юноша.
И они вышли из кафе, под моросящий дождик. Удивительно, какая странная вышла весна. То погожая, то не очень, то солнце, то ненастье. Мама Лены иногда говорила, глядя на такие перемены: «Погода забыла, что такое погода», — и смеялась.
— Люди! — произнесли Стас и Матвей Головастов одновременно. Неприязненно покосились друг на друга.
— Вы третий раз говорите это! — раздраженно воскликнула Лена. — Что вы имеет в виду! Если уж на то пошло, вы и сами были людьми!
— Мы и сейчас люди, — Головастов посмотрел на нее почти что с ненавистью. — Более или менее. Дело не в этом.
— Людей слишком много, — сказал Вик, поглубже засовывая руки в кармане, что было у него, как уже заметила Лена, признаком наивысшей серьезности. — Их слишком много, и они не знают, что делать с собой, с этим миром и друг с другом. И постоянно совершают ошибки. Лезут туда, где их ничего совершенно не касается.
— Все совершают ошибки, — заметила Лена с легким язвительным подтекстом.
— Да, — согласился Станислав Ольгердтович. — Все. Но, я уверен, когда мы найдем эту самую художницу… выяснится, что ее душа была больна и расщепилась просто потому, что ей нечего было делать. Просто поразительно, какому количеству людей нечего делать, хотя есть множество вещей, которые делать необходимо. Например, этот паренек. Он увидел что-то, то не мог понять, и, не зная ровным счетом ничего, рванулся с места в карьер. И что толку? Только душу разбередил.
— Мне он не показался таким уж разбереженным.
— В нем есть трещина, — неожиданно поддержал Станислава Ольгердтовича Матвей Головастов. — Он не тот, что показывает. У него есть маска. Это очень плохо, Лена, когда у такого молодого юноши есть уже такая хорошая маска.
Лена удивленно посмотрела на этого «доцента марксизма-ленинизма». Во-первых, он впервые назвал ее по имени, а во-вторых, он впервые заговорил нормально.
Дверь кафе распахнулась, оттуда на улицу выскочил встрепанный Миха. Всполошенно огляделся, разумеется, симарглов не увидел — совсем простой фокус сделать так, чтобы тебя не замечали, — и торопливо пошел куда-то по своим делам, вздернув на голову капюшон, чтобы защититься от мороси.
— Собственно говоря, очень мало людей, души которых по-настоящему цельные, — подвел итог Вик. — Они страдают от чего угодно: от одиночества, от безделья, от того, что жизнь проходит. И забывают то, что эта жизнь у них есть.
Станислав Ольгердтович пригладил усы.
— Думаю, наш друг Матвей был абсолютно прав… По моим скромным наблюдениям, мы имеем дело с расщепленной душой… Художница увлеклась, и теперь часть ее души — в манекене. Разумеется, ей самой ничего хорошего от этого не светит.
— «Ничего хорошего» — это как? — удивленно спросила Лена. — И вообще, разве душу можно… разделить?
— Если душа нездорова — то запросто, — махнул рукой Вик. — Считай, сама распадается, только повод дай.
— И что, это опасно?
— Для души — очень. Для окружающих — относительно. Конечно, оставшаяся половинка души может стать маньяком или чем-то в этом роде, но… в данном случае мы имеем дело с женщиной, так? Воробьев сказал, что там всего две художницы… Значит, скорее всего, самое неприятное, с чем мы столкнемся — самоубийство. Тогда невоссоединенная душа станет призраком — причем двумя — и будет причинять всем неприятности. Но, похоже, та, вторая часть, еще в теле…
— Определенно в теле, — фыркнул Головастов. — Как я сразу вам и сказал.
— Значит, надо найти это тело, — подвел итог Вик.
— Может быть, имеет смысл поискать в каком-нибудь справочнике эту мастерскую… — неуверенно предложила Лена.
— Все гораздо проще, — взмахнул рукой Головастов. — Будь вы компетентным городским магом, вы бы легко нашли ее сами. Вы бы ее почувствовали. Но я не вижу смысла искать мастерскую. К чему, когда можно непосредственно разыскать саму художницу? Точно так же, как я нашел эту половинку.
