В памят(и/ь) фидейи. Книга первая - Талипова Лилия

– Давай я позже все объясню, хорошо? Нужно убираться отсюда.

Я посмотрела на Доминика, на шее которого неторопливо пульсировала венка, и сжато кивнула. Томас кивнул в ответ, развернулся и побежал налево. Но я так и осталась стоять на месте, просто не могла пошевелиться и принять решение. Простое, казалось бы, решение: следовать за ним или бежать. Скоро и сам Томас заметил, что я отстала. Он встал вполоборота и немного помедлил, не приближался.

– Я понимаю, у тебя нет причин верить мне. Но знай, я мог просто позволить Нику сделать, что должно, – сказал он после длительного молчания, озираясь по сторонам, и, наверное, убедившись, что мы одни, посмотрел на меня в упор.

Томас – итейе? Единственная цель жизни итейе – убивать ведьм, а тем более фидей. Ведь так? Почему я не сбежала от него при первой же возможности?

– Почему не дал? – я глядела на него в упор, не отводила глаз, тогда и поняла, насколько сломали меня все эти события.

Я глядела на Томаса и понимала, что больше его глаза не добрые, хоть и по-прежнему притягательные, что лес больше не место спокойствия, свежести и умиротворения, а настоящая арена для выживания, что жизнь слишком скоротечна, чтобы существовать, не думая о большем, что все куда сложнее, чем кажется, что все куда серее, чем было раньше.

– Не смог, – коротко ответил он, помолчав.

– Ясно…

– Элисон, либо ты доверяешь мне, и мы уходим, либо я ухожу один, – он сделал шаг навстречу, я инстинктивно отшатнулась назад. Тогда Томас застыл на месте, выражая скорбь.

Я молчала, тупо глядя на него, и не могла определить, что выбрать. Разум диктовал бежать, отпустить его и забыть, а сердце – без промедлений броситься в объятия. Томас понял мое колебание превратно, поэтому, хмурясь, лаконично кивнул и развернулся.

– Ты не можешь уйти, не объяснившись, – бросила я ему в спину.

От замызганной и грязной меня это явно звучало не так уверенно, как мне хотелось бы. Но Томас должен был объясниться. Должен.

Он резко остановился и, выдержав недолгую паузу, обернулся ко мне и спросил:

– Что ты хочешь услышать?

– Хоть что-нибудь, – прошептала я. – Сначала ты находишь меня в лесу с прошибленной головой, потом выхаживаешь, потом делаешь вид, что тебе плевать на меня, продолжаешь заботиться, даже когда я покинула тебя. Я не понимаю тебя, совершенно… Не понимаю.

– Ты… ты просто страшного невыносима, – вздохнув, он опустил голову, размял шею, а после поднял на меня взгляд исподлобья. – Твое умение находить неприятности кажется уму непостижимым. И мне действительно не хочется быть вдали от тебя. – Томас в несколько широких шагов сократил расстояние между нами, оказавшись рядом, но так, чтобы я все еще чувствовала себя в хрупкой, но безопасности. – Но ничего не выйдет. Не получится. – Он посмотрел куда-то ввысь, туда, где кроны высоких деревьев царапали тучи, пробивали их на слезы. – И мы оба умрем, если не уберемся отсюда сейчас же, – он кивнул на Доминика.

По плечам и бедрам пробежались мурашки, а в животе запорхали бабочки. Но ведь Томас – враг. Так было всегда. Всегда итейе убивали фидей, почему Томас должен отличаться?

– Ты подстрелил своего друга, – констатировала я. – Откуда мне знать, что ты не подстрелишь меня? Или, скажем, не поведешь в логово итейе?

– Глупо, но просто поверить.

– С чего бы фидейе верить итейе?

– Я не итейе, – Томас удрученно поджал губы.

– Как это?

– Итейе – это древнейший род охотников, они не просто люди, они воины, которые к тому же обладают особыми талантами.

– Ты не ворон? – Томас покачал головой. – Это ничего не меняет… Ты с ними.

– Тогда надеюсь, ты выберешься отсюда, – он всплеснул руками и снова развернулся, а его фигура – как маяк во тьме – с каждым шагом стала удаляться.

Я глядела на широкую спину, борясь с собственными ногами, которые уже несли меня следом за ним.

– Я превращу тебя в жабу, если навредишь мне, – заявила я, нагнав его.

Он усмехнулся. Очаровательно усмехнулся, и то очарование пробудило во мне не трепет, а зародило тошнотную тревогу. Он обшарпал карманы Доминика, нашел ключи и вернулся. На деле все было куда драматичнее: суетливые движения, резкие повороты головы, напряженные позы. Все это наводило ужас. Больше всего боялась того, что Доминик придет в себя в самый неподходящий момент. Я хотела спросить, что Томас намерен делать, но рот раскрыть так и не смогла. Совершенно непривычно было видеть его таким напуганным и суетливым. Только что-то мне подсказывало, что боялся он не за себя. Зная особенность итейе превращаться в ворон, нам приходилось быть в разы осмотрительнее, в разы осторожнее. Мы держались в самых густых зарослях, часто делали привалы, прислушивались к тиши. Старались просто не выдать своего положения.

Тяжелее всего было то, что мы не знали, очнулся ли Доминик, а если очнулся, сообщил ли итейе. Мы понятия не имели разыскивает ли нас кто-то или путь свободен.

– И что дальше? – спросила я, когда мы вновь притаились в овражке.

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Домой тебе возвращаться нельзя. Почему не ушла в Фидэ-холл? – Я молчала. Было стыдно признать, что вся эта беготня произошла отчасти и потому, что я попросту безбожно лишена такой способности. – Сложный вопрос?

– Это так важно?

– Нет, но определенно облегчило бы нам жизнь.

– Не могу.

– Почему?

– Слишком много вопросов для того, кто хотел меня убить.

– Я не собирался тебя убивать…

– Неважно. Так что мы будем делать?

– К тебе возвращаться нельзя. А раз в Фидэ-холле комендантский час, придется пойти ко мне. Там тебя точно искать не будут.

– А как же Асли? Вдруг с ней что-то случится?

– Она не одна, справится. К тому же, кажется, они знают, что делают. Отдохнула?

Я вздернула подбородок. Меня не оскорбил вопрос, не ввел в недоумение. Мне просто хотелось показать ему, что он меня слишком недооценивает.

– А ты? – спросила я, выдавив самодовольную полуулыбку.

Томас закатил глаза. Он не умеет закатывать глаза, выглядело так, будто он просто посмотрел наверх, но по выражению лица и протяжному выдоху все было понятно.

– Идем, – нарочито раздраженно, едва скрывая смешок, бросил он. – Машина Ника недалеко.

– Я не сяду в машину итейе! – возмутилась я.

– Тогда сама с ним разбирайся, когда он проснется.

Время растянулось еще больше. С каждой минутой становилось все тревожнее, вплоть до того, что руки стали отниматься от окатившего их холода. Я теребила пальцы, отколупывала куски грязи, выковыривала из-под ногтей. Руки все равно оставались покрытыми пыльной коркой, неприятно сушившей кожу. Под квадратными ногтями все также оставались черные дужки.

– Зачем ты это сделал? – снова спросила я, глядя на звезды.

– Ты так часто спрашиваешь, что, мне кажется, хочешь услышать конкретный ответ, – с усмешкой или насмешкой заметил он.

– Хочу, – я обернулась. Томас обернулся тоже.

– Ты стала моим первым заданием, – внезапно слишком серьезно заявил он. – Я просто не смог. Рэймонд позволил мне присоединиться к охоте значительно позже, я намного слабее итейе, всего лишь человек.

– А они не люди? – вскинула бровь.

– Люди. Люди, которые из поколения в поколение вели один промысел, отдавая себя полностью. Которые обратили свое проклятье в дар.

– И зачем ты к ним присоединился?

– Моя семья тоже много поколений вела борьбу с ведьмами, мы всегда были с итейе, но никогда не были им равны. И вот тому доказательство… Провалено первое же задание. Ну как? Такой ответ ты хотела получить? – он вновь посмотрел мне в глаза, а после опустил взор на губы.

– Нет, – я помотала головой.

Когда мы добрались до пикапа, брошенного у подножия леса, Томас суматошно бегал взглядом, искал, за что зацепиться, выругался и, повысив голос, велел садиться в машину.

Это послужило отличным импульсом, ведь я тут же открыла дверь, сигнализация, как и ожидалось, завыла. Слышала, что в Швейцарии в целом не любители закрывать двери и запираться на замки. Считается, что публичное порицание – отличный механизм против преступности, а внутренняя тяга к правопорядку делает такие города, как Гриндельвальд, почти что лишенными криминальности.