Алекс де Клемешье - Сын Дога
– Важно не зачем вас здесь собрали. Важно, почему до сих пор держат. Может, присядем, покурим?
– Заметят – будут ругаться! – чувствуя себя ужасно глупо, предупредил Угорь.
– Не заметят. Заперто. А кто сможет открыть – тот точно ругаться не станет. Так вот, – сказал представитель московского Ночного Дозора, распахивая окно и доставая пачку «Полета», – ничего мы с самого начала не знали. Про частоты – это тут уже выяснилось. Благодаря вам, между прочим. – Он вежливо склонил голову. – Не буду скрывать – уже несколько дней, как выяснилось.
Бурнатов обиженно фыркнул.
– Ну, ты сам покумекай, парень! – обратился Семен непосредственно к нему. – Нашу братию вон как корежит от звуков симфонии, а ты, герой разэдакий, целый час туда-сюда ее в ателье катал. И что? Поплохело тебе?
– Я был осторожен! – насупившись, ответил Артем.
Семен отмахнулся; за рукой потянулся густой шлейф крепкого табачного дыма. Угорь машинально похлопал себя по карману, но сигареты, видимо, остались в палате, а «стрелять» у москвича он не захотел. Сделав несколько шагов, он все же уселся в «стоматологическое» кресло и расслабился. В неудобной ситуации найти удобное положение – уже хорошо.
– Значит, вы что-то сделали с записью симфонии, которую изучал Артем? – поинтересовался он задумчиво. – Или вы его самого предварительно обработали?
– Молодец, соображаешь. «Противоядие» можно принять как до, так и после воздействия. Вот этим сейчас занимаются Иные по всей стране. Потихонечку. Не афишируя. Наш доблестный злодей, думая, что опережает нас на шаг-другой, продолжает разносить ноты по консерваториям. А мы делаем вид, что сбиваемся с ног, пытаясь эти ноты изъять.
– Тянете время, – покивал Угорь. – А две сотни травмированных тут корчатся…
– Ну, ты не перегибай, Евгений Юрьич, – обиделся Семен. – Корчатся не все двести-то! Только те, кто вызвался добровольцем.
– Пф! – фыркнул Евгений. – Как будто, если бы мы знали, что имеется выбор, мы бы согласились на эти эксперименты!
– Согласились бы, – отвернувшись от окна, глядя оперативнику в лицо, серьезно сказал Семен. – Все равно согласились бы, потому что это для дела нужно. Только если бы мы вас ввели в курс – Хозяин рано или поздно разоблачил бы кого-нибудь, догадался бы. У вас же, ты уж прости, Евгений Юрьич, все на лицах написано – что у тебя, что у паренька этого, пианиста нашего гениального.
– Значит, Каскет здесь?
– И ближе, чем ты думаешь.
Подобравшись, Угорь спросил:
– И кто же?
– А вот этого тебе знать пока не следует.
– Почему?
– Потому что одного из вас завтра отсюда переведут на другой объект. – Семен мотнул подбородком в сторону Артема. – А другого… ну, не выпишут, конечно. Направят на дополнительное обследование в Томск.
– Не хотите, чтобы мы мешались под ногами?
– Безусловно, – подал голос молчавший бо́льшую часть разговора Артур. – Глупости – это же по вашей части? А нам тут глупости не нужны. Вы сегодня вечером собирались в Академгородок? Вот и поезжайте. А завтра утром – на выход с вещами и бумагами.
– Не поверите, Артур! – развеселился Угорь. – Я как раз собирался навести марафет перед поездкой – так вы же помешали! Там в Сумрак нужно заходить, чтобы в «числитель» попасть, а благодаря вашим резонам я этого проделать не смогу.
Темный холодно взглянул на Евгения.
– Многоуважаемый Семен, – подчеркнуто ровно обратился он к Светлому московскому коллеге, – вы ведь справитесь с аппаратурой?
* * *
Говорят, что по-настоящему оценить свободу может только тот, кто ее заслуживает. Чушь! Если спросить сотню уголовников, томящихся в застенках, половина как минимум скажет, что заслуживает лучшей участи. Но стоит им выйти на волю – куда что девается? Какое вальяжное, пренебрежительное, бросовое отношение к свободе, и стало быть, лучшая доля в их представлении – нечто другое.
Говорят, по-настоящему оценить свободу может только тот, кто за нее борется. И это, наверное, куда ближе к истине. Хотя порой сложно, а то и невозможно произвести оценку, если боролся ты не за личную свою свободу, а за свободу в глобальном смысле. Или вот как в данном случае: Евгений Угорь, Иной третьего уровня, Светлый, приложил немало усилий, пожертвовал комфортом, вызвался добровольцем для весьма болезненных опытов в Институте клинической и экспериментальной медицины – и все без каких-либо гарантий, все ради определенного рода свободы чужих, по сути, людей. Темные, Светлые, дозорные Иные и обитатели общины, знакомые оперативники и незнакомые шаманы – все они оказались в крайне неприятном положении, все ощутили на себе оковы, не позволяющие попасть в Сумрак и воспользоваться Силой. Хотя, фигурально выражаясь, происходящее больше напоминало не надетые кандалы, а массовое заражение неизвестным вирусом. И он рисковал своим здоровьем, своим благополучием – ради того, чтобы этот вирус был уничтожен, чтобы эпидемии не удалось распространиться, чтобы в стационарах не осталось ни одного Иного с подобными симптомами.
Но вышло так, что сей момент свободу обрели не они, а сам Евгений Юрьевич. Нежданно и, вполне возможно, незаслуженно. Однако он ничего не мог с собою поделать и, как бы это ни было эгоистично, ощущал себя, словно мальчишка во время первого поцелуя. «Хотелось летать» и «море по колено» – еще не самые банальные фразы, которыми оперативник, иронизируя, мог бы описать свое состояние. Давно уже ему не было настолько хорошо. И как же здорово, как же прекрасно, что вся эта человеческая наука, все эти исследования и эксперименты остались позади! Может, и впрямь сугубо человеческие методы познания – не для Иных? Может, и впрямь не следует соваться в Сумрак с линейкой и секундомером?
Кафе-клуб «Под интегралом» он себе представлял совсем иначе. Ему казалось, что столь известное заведение, в котором когда-то выступал Галич со своей до безрассудства смелой песней «Памяти Пастернака», где проходил первый в СССР конкурс красоты и где сталкивались в беспощадных дискуссиях лучшие молодые умы, должно выглядеть как дом культуры или кинотеатр – с колоннами, балкончиками и непременно высокой крышей. А здание оказалось всего лишь двухэтажной кирпичной коробкой, приплюснутой сверху четырьмя пологими скатами. И окна у здания были самые обычные, и вход – всего-то небольшой навес над дверьми да четыре ступеньки. Впрочем, и весь Академгородок никак не мог похвастаться изысканной архитектурой. Длинные каменные строения в два-три-четыре этажа, типовые институты и типовые жилые дома. Здание государственной конторы тут запросто можно было спутать со студенческим общежитием.
По пути выяснилось, что Артем, пригласивший Евгения на мероприятие, никогда в жизни в Академгородке не бывал, а всеми знаниями о числителях-знаменателях обязан новым знакомым из новосибирского Дозора, к которому он теперь был приписан. Надолго ли приписан – этот вопрос уже становился актуальным. Раз «противоядие» найдено, вскоре все травмированные сотрудники вернутся в строй, и, таким образом, необходимость в подкреплении отпадет. Возможно, уже завтра Бурнатова не просто перекинут на новый объект, как предвещали столичные наблюдатели, а отзовут обратно в Североморск.
Уже подойдя вплотную к пустому и неосвещенному кафе-клубу, Евгений посмотрел на него сквозь Сумрак. Вообще, надо сказать, он теперь получал удовольствие от самых, казалось бы, элементарных действий. Заглянуть на первый слой, запустить терморегуляцию организма, рассмотреть ауру собеседника, проверить наличие магических предметов и следов использования заклинаний в непосредственной близости – что может быть легче? Таким простым вещам инициированных Иных обучают едва ли не в первую очередь. И единственная забота, которая мешает новичкам в полной мере насладиться своими способностями в первые месяцы обучения, связана с сомнениями – все ли ты правильно запомнил, нигде ли не напортачил, творя первые в своей жизни чары, не переоценил ли свои возможности? Однако когда над тобой довлеет ответственность сотрудника Дозора и уж тем более руководителя – об удовольствии быстро забывается. А оказывается, как же это здорово – заходить на первый слой не из служебной необходимости, не напрягаясь, не боясь последствий в виде нервного тика! Зайти, чтобы увидеть, как выглядит Артем Бурнатов. Зайти, чтобы удостовериться в очевидном – в Сумраке «числитель» клуба не имеет ничего общего со скучным вторым этажом в реальном мире.
Гости уже были в сборе, Евгений с Артемом пришли в числе последних. В большом зале (куда большем, чем позволяла геометрия здания в реальном мире) присутствовало не так много народу – порядка двух десятков человек. Все – Светлые, большинство – совсем молодые. Ночной Дозор Академгородка состоял всего из двух сотрудников, да и не состоящих в Дозоре Иных в наукограде можно было пересчитать по пальцам. Выходило, что на встречу с Кайгусем приехали не только из Новосибирска, но и из других городов. Возможно, если бы не события последнего месяца, присутствующих было бы гораздо больше. А может быть, Кайгусь не пытался заработать ненужную популярность, делясь опытом со всеми подряд. Кому это действительно надо – узнает о мероприятии и придет. А остальным присутствовать вовсе не обязательно. В этом смысле Угорь даже чувствовал определенную неловкость – в такой компании он ощущал себя скорее праздным зевакой, нежели Иным, который мечтает прикоснуться к мастерству полиморфа. Правда, у него была своя цель – он надеялся, что в конце встречи ему удастся хоть недолго поговорить с древним магом, задать вопросы о временах, свидетелем которых не мог быть никто из знакомых Евгения. Даже Сибиряк, по его собственному признанию, «ходил пешком под стол, когда Дог уже был легендой».
