Александр Прозоров - Москва – Врата Демонов
Полные баки, полная свобода, полуторатонная вакуумная бомба под брюхом — и полное право самому, единолично решать, как всем этим воспользоваться! Даже для двадцать первого века сейчас его можно было считать равным по могуществу любому из богов.
Когда одинокий истребитель приблизился к Москве, здесь уже наступило утро. Нужный пилоту район ярко подсвечивали «Шилки» — целой шапкой трассеров, накрывшей кварталы вокруг парка Лефортово. Пилот поднял свою машину с трех до четырех тысяч метров, чтобы не словить шальной снаряд от своих — это ведь только теоретически высота уверенного поражения у этих установок полтора километра. А неприцельный «подарок» с потерей скорости может и выше трех тысяч метров запрыгнуть. Глазами летчик нашел впадающую в Москву-реку петлистую Яузу, местами полностью скрытую переплетением мостов, пошел вдоль нее.
Место, где ему следовало пересечь таинственную границу, за которой исчезают драконы и люди, нужно было искать где-то у Лефортовского путепровода…
Вдруг сработала сигнализация сразу у доброй половины приборов, загорелся десяток красных диодов, указывая, что потеряна связь с базой, нет координат местности, нет сигнала спутников, утрачена сигнатура локаторов, нет сигналов приводов, сигналов контроля, слежения — и вообще всего, всего, всего… Проще говоря — в исправности на самолете остались только высотомер и авиагоризонт.
Дмитрий Полесов ругнулся, скользя взглядом по экранам и датчикам, а когда поднял глаза от приборной панели, то увидел по сторонам, под крылом, единое огромное зеленое поле.
— Нет, это не поле, — тихим голосом сделал поправку на высоту капитан Полесов. — Это лес… Ни хрена себе! Ни одной крыши вокруг… Это я где?!
Самолет с ревом резал воздух со скоростью семисот километров в час, что означало для него неторопливое, осторожное движение, ради экономии топлива, а пилот крутил головой, соображая, что делать дальше. Он не видел ни одного знакомого ориентира, никаких дорог, никаких линий электропередачи. И даже половина рек исчезла, растворившись под кронами огромных, непостижимо густых и высоких лесов.
— Лес — это хорошо, — пробормотал Полесов. — В лесу боеприпасы объемного взрыва наиболее эффективны. У деревьев хорошая парусность, взрывную волну принимают на «отлично»…
Когда он произносил свои мысли вслух, то и думалось легче. Панический хаос в голове оседал, формировался и складывался в ровные, прочные и внятные постулаты, на которые можно было опереться.
— Лес есть, ориентиров нет. Карта не действует, система ориентации отрубилась. Теперь понятно, отчего все беспилотники пропали: дорогу обратно не нашли… Но я ведь не железка, я ведь человек. Я обязательно что-нибудь придумаю.
Капитан посмотрел направо, посмотрел налево. Лес плотным непрерывным ковром стелился под крыло, и вместо оставшегося позади перед носом постоянно вырастал новый.
— Я иду курсом восемьдесят семь и с момента входа в чужое пространство его не менял. Значит, если я развернусь точно на сто восемьдесят градусов, то на обратном курсе вернусь в точку вылета… — На душе стало немного легче. — Для перехода не потребовалось вроде как бы ничего особенного. Просто пересечь границу. Значит, надо просто развернуться и лететь, пока не окажусь дома…
Пилот зафиксировал автопилотом курс полета и снова посмотрел по сторонам. Ведь просто вернуться было мало. Требовалось выполнить задание. Найти хоть какой-нибудь крупный населенный пункт и сбросить на него бомбу.
— То есть сбросить бомбу рядом с туземцами, — поправил себя Полесов. — Чтобы ужаса вызвать побольше, а пострадавших оказалось поменьше… Лучше всего, чтобы вообще без пострадавших. Но зрелище устроить красочное. Ну, и куда тебя, папа всех бомб, мне нужно бросать?
Никаких признаков жилья пилот под крыльями не наблюдал. То есть иногда мерещилось что-то, похожее на причал у реки, пляжик или утоптанную поляну. Но такая мелочь означала максимум деревеньку, а то и одинокий хутор. И устраивать там представление размером с маленькую атомную войну было просто не для кого. Капитану Полесову требовался город. Большой, шумный город. Или хотя бы поселок. Торг. Переправа… Нужны были зрители! Но внизу тянулся лес, лес и только лес.
— Вот проклятье… И куда же тебя бросать? Что это за мир, в котором совершенно некого разбомбить? Истребить половину здешней чащи безо всякой пользы? Самому сбросить, самому и посмотреть. Воронка радиусом в километр… Вот это зрелище! Да, будет обидно, если этого никто так и не увидит. Зрители нужны, зрители… Где же вы все, ребята, прячетесь? Как же мне вас найти? А то взорву тут все к чертям собачьим, а вы и не увидите.
Однако его видели. Самолет мчался высоко и быстро, и потому из-под густых крон, а нередко и прямо из них полет увидело бесчисленное количество глаз. Причем очень многие из неведомых пилоту зрителей не просто увидели стремительного, оглушительно ревущего демона, но и ощутили в сознании чудовища желание нанести лесам и землям внизу огромный, ужасающий вред. Это желание очень сильно встревожило тихих обитателей чащ, кустарников и перелесков, привыкших больше таиться, чем угрожать, и скорее уходить, нежели вступать в схватки.
Эти обитатели отчего-то очень хотели жить и не видеть возле себя никаких ужасов.
— Так и где же вы все прячетесь? — продолжал оценивать окрестности капитан. — Раз вы пришли отсюда в Москву, значит, должны где-то жить. Изготавливать оружие, шить одежду, тачать обувь, выращивать еду. Должны быть поля, дороги, дома-дворы-овины.
Дмитрий вдруг обнаружил, что повернутая вправо голова не желает отворачиваться обратно. Он попытался сделать над собой усилие, даже дернулся всем телом, но все равно ничего не изменилось. Шея онемела, как это бывает иногда с конечностями после долгого сна в неудобной позе, и совершенно не слушалась.
Еще через миг Полесов понял, что не может потереть шею ладонью, потому что держащие штурвал руки тоже не желают подчиняться!
Не понимая, что происходит, он попытался чертыхнуться — но не смог даже этого!!!
Стремительный грохочущий демон слишком сильно напугал лесных обитателей, и теперь они прикладывали все свои силы и возможности, чтобы обезопасить его, чтобы парализовать, обездвижить, лишить возможности причинять вред — и передавали, словно из рук в руки, от одной чащи к другой, от одних земель к иным, от рода к роду, от соседей к соседям, — стремясь просто спихнуть как можно дальше, раз уж понять смысл напасти или остановить ее были не в силах даже самые могучие чародеи.
— Критический остаток топлива, — нежным женским голосом предупредил пилота истребитель. — Возвращайтесь на базу, у вас в баках критический остаток топлива.
Капитан зарычал от бессилия. С пустыми баками ему отсюда уже не выбраться. Никак и никогда. Даже ногами, скорее всего, до дома не дойти. Выработать все топливо в экономном режиме — это означает, что машина отмахала больше полутора тысяч километров. А он, кроме примерного азимута спасительной обратной дороги, ничего не знает.
— Критический остаток топлива, — заботливо повторил самолет и пару раз дрогнул. — Помпаж левого двигателя. Критический остаток топлива. Помпаж левого двигателя. Падение оборотов левого двигателя. Критический остаток топлива. Падение оборотов…
Лес начал потихоньку приближаться. Для горизонтального полета тяги больше не хватало, однако в пике «МиГ-29» не срывался, удерживаясь на ровном крыле. Чудеса современной автоматики и авионики. При помпаже и катастрофическом падении тяги двадцать одна тонна железа все равно продолжала планировать, словно невесомый бумажный самолетик. Однако кроны становились все крупнее и ярче, ветви и листва прорисовывались с удивительной четкостью и уже почти поравнялись с уровнем фонаря.
«Вот и все, смерть… — осознав всю безнадежность положения, подумал капитан, смиряясь с неизбежным, впуская ее в сознание, и… и внезапно тело отпустило — словно кто-то сбросил удавку, наконец-то добившись желаемого. — Смерть!»
Полесов увидел впереди густую крону, и самолет сразу тряхнуло, подбросило, движки недовольно заплевались. Делать оставалось только одно: пилот схватился за рукояти катапульты и рванул их на себя.
Хлопок, еще, удар ветра в лицо — и пилота швырнуло ввысь, качнуло, дернуло. Несколько мгновений он кружился в невесомости, падая вниз и хорошо видя, как несчастный самолет, кувыркаясь, зарывается в гущу деревьев. Внезапно капитана резко дернуло еще раз — и он закачался под куполом парашюта, уже через секунду ухнувшись ногами прямо в сочно-зеленую дубовую крону.
Понятно, что купол сразу лег на ветки. Однако дубовая крона оказалась густой, и, пару раз качнувшись, Дмитрий зацепился ногами за ближний сук, обхватил ступнями, подтянулся к нему, крепко взялся левой рукой за лямку, кулаком другой ударил по застежке на груди и повис — растянутый, как поросенок перед разделкой. Но цель того стоила: капитан дотянулся до закрепленного под летным креслом оранжевого рюкзака «НАЗ», отстегнул и рванул к себе, повисая на ногах. Перехватил лямку в зубы, добрался пальцами до ветки, подтянулся, перехватил, перелез ближе к стволу и уселся на толстом суку. Облегченно перевел дух:
