Казя теперь труп - эН Ая

Халатик появился – теплый, нежно-сиреневый.

Тапочки – нет.

Но зато туман внезапно окончился.

Ура-а-а! Выбралась Казя.

Глава 21

Время любви

Лекции были на неделю отменены – на всех курсах, на всех факультетах. Самую точную информацию первокурсникам сообщил Мельтиат, который собрал всех студентов в одной аудитории. А собрав, преподаватель истории основ ложной метафизики Мельтиат Исаакиевич поведал следущее…

Как известно, лунные сутки не равны солнечным. В лунном месяце бывает разное количество «дней», и далеко не в каждом есть тридцатый лунный день. Иногда он длится двенадцать часов, а иногда всего три. Важно то, что он оканчивается новолунием и в тех случаях, когда приходится на осенние месяцы, сулит всем неживым период свободных отношений, любви и взаимопонимания.

– А самое, самое, самое важное, – добавил Мельтиат, – то, что в этот период не происходит слияния метафизических тел при близких контактах.

– О, время безопасного секса! – вскричал Гусар. – Время любви! Когда можно начинать?

Мельтиат сдержанно улыбнулся, но ответил:

– Завтра утром, после рассвета. И учтите, что благоприятный для любви период не окончится новолунием, а продлится до кануна Дня Всех Святых…

– До Хеллоуина, короче! – вставил Акакий. – Вы не против, если я закурю?

Никто не был против, и на этот раз Какака действительно раскурил трубку, а не просто поднес ее ко рту. Аромат крепкого табака отдавал вишневыми нотками, что очень нравилось Лексу и категорически не нравилось Оленьке.

– Нет, погодите! Не до Хеллоуина! – встрепенулся Мельтиат. – Хеллоуин принято праздновать тридцать первого октября, и в этот день еще все можно. Но имейте в виду, что в традиции многих, эм-м… народов, я бы так сказал, начинать празднование за три дня до и растягивать его на три дня после вышеозначенной даты. И что касается поедания тыкв, все в силе. Но наши, то есть ваши, каникулы любви оканчиваются ровно в полночь тридцать первого, и ни секундой позже!

– Понял! – отрапортовал Гусар и подмигнул Оленьке. – Ничего, нам этого времени вполне хватит!

Оленька поджала губы и демонстративно отвернулась. Она явно не разделяла энтузиазма своего лихого сокурсника.

– А ровно в полночь все тыквы превратятся в кареты, – пошутил Лекс.

– Что ж, я вас отпускаю уже сейчас. – Мельтиат поднялся со своего места и принялся собирать бумаги в портфель. – И вот что. Пару дней я занят, а уже двадцать восьмого, прямо с утра, приглашаю всех в наш паб, в «Крафтиру». Посидим поболтаем о том о сем… Разумеется, если у вас не будет других планов на этот день.

– У меня планы, – предупредил Какака. – Спасибо за приглашение, но я – в другой раз.

– А мы там все разве поместимся? – крикнул кто-то.

– О, эту проблему я легко решу! – пообещал лектор, раскланялся и вышел.

Ночью трава местами покрылась инеем. Иней не приравнивался к первому снегу, и здорожу Фёдру незачем было трижды обходить территорию. Он и не обходил. Проверил только, цела ли заплатка на дыре в куполе, из-за которой (из-за дыры, а не из-за заплатки) начался весь этот сыр-бор. Да и спустился под землю.

В склепе за шашками сидели Склеп и Игнат, хмурые и неразговорчивые.

– Новолуние сегодня, – сообщил Фёдр.

– Угу, – отозвался Склеп.

– Тридцатый день месяца. Октябрь. Каникулы любви, – напомнил Фёдр.

– И чо? – пожал плечами Склеп. – С кем любиться-то, баб ни одной не осталось.

– Ой, а то ты прежде мастак был… – зевнул Фёдр.

– Сдаюсь, ты выиграл, – сказал Игнат. – Убираем шашки. Пойду спать.

– Куда опять спать, мы полгода дрыхли! – нахмурился Склеп. – Маня вон еще не очухался даже.

Игнат аж подскочил, вспыхнул:

– Сейчас кто опять откроет рот и скажет, что это из-за меня, тому несдобровать, учтите оба! Урою. Даже если меня за это немедленно санитары уволокут!

– Тих, тих, тихо! – осадил его Фёдр. – Что было, то прошло. А кто старое помянет, тому глаз вон. Давайте нежить мирно. Нас и так мало осталось.

Игнат отошел к полкам с запасами сдубленной провизии, схватил банку пива, вскрыл и принялся пить, захлебываясь и обливаясь.

– Нас осталось пятеро, причем Стася очень плоха, – подчеркнуто спокойным тоном провозгласил Фёдр. – Так что считаем, что трое нас плюс Маня. Я пойду, попробую его разбудить. А потом предлагаю подняться наверх и посмотреть на солнечное затмение.

– Шо, и затмение сегодня? – удивился Склеп.

– Не полное. Частичное. Но все-таки, какое есть. И похороны были. Надо бы проверить, может, оставили что. А рядом с новыми могилами, которые в овраге, рабочие вовсю орудуют, богатые родственники приехали их проверять. Может, чего хорошего из машины сдублить получится. Вы идите, а я к Мане – и к вам.

Фёдр ушел.

– Ишь, добрый какой стал, – фыркнул Игнат. – То дублить по одному-у-у, близко к живым не подходи-и-ить… А то – идите, шмонайте машину, а мы с Маней к вам. Тоже мне!

– Зря ты ерепенишься, Игнат, – миролюбиво заметил Склеп. – Ему тоже не просто. Тебя он, считай, отмазал от Небесной Канцелярии да от санитаров. Вовремя в гроб отправил, схоронил, можно сказать. Если б не Фёдр, сгинули б мы с тобой, как Таня и Алинка-Малинка…

Игнат сжал кулаки с такой силой, что в другой день пальцы точно прошли бы насквозь. Но сегодня все неживые тела приобрели временную твердость, не менялись, не сливались и не дырявили сами себя. Почти как в мире живых.

– Пошли вкусного надублим.

– Ладно уж. Пошли…

Наверху было солнечно и покойно. Никакого затмения не наблюдалось: вероятно, оно было слишком уж частичное. На новой могиле ничего не оставили, кроме цветов. А вот из багажника богатых родственников с успехом удалось сдублить пакеты прекраснейшей свежайшей еды. Тут были и красная рыба, и коньячок, и колбаска, и селедка под шубой – хоть и магазинная, в пластиковом лотке, но вкусная (Склеп не удержался и попробовал на месте). Явно собирались устраивать застолье после кладбища, а затарились заранее.

– Фоки фофьми ефё, – не переставая жевать, попросил Склеп.

– Чего?

– Соки возьми еще. Дальний пакет. Я два раза сдублил, но ты еще возьми.

– Да ну, я лучше коньяку…

Надублили столько, что и за три ходки было не унести. Склеп радовался, а Игнату нежизнь была не мила. Нет больше его Тани. С кем ему теперь? На кой ему теперь осенние дни любви? Эх… Хотел как лучше… А вышло… Вышло что вышло.

В лифте было тесно. Кроме Лекса и Тик-Тик наверх поднимались еще две пары, причем одна пара целовалась без перерыва. Кажется, они даже в лифт вошли в обнимку. Вторая пара скромно держалась за руки.

– Крыша! – объявил лифт. – Пущино. Текущее московское время – двенадцать часов, двадцать семь минут. Текущий солнечный день – двадцать пятое октября. Текущий лунный день – тридцатый, и закончится он очень скоро, в тринадцать часов сорок восемь минут. То есть через час с небольшим. Потом наступит новолуние. Помните, что тридцатые лунные сутки бывают не каждый месяц. Это день любви, прощения, покаяния и подведения итогов за месяц. Приятной прогулки.

Выйдя на поверхность, пары немедленно разошлись в три разные стороны.

У Лекса и Тик-Тик определенных планов не было, они собирались посмотреть на затмение, немного побродить и вернуться. Дублить в городе, вообще говоря, запрещалось. Но никто это дело не контролировал, и на запрет все дружно плевали, неукоснительно соблюдая другое условие: не пересекаться с живыми.

Живых сегодня было предостаточно, и идти по центральной прогулочной аллее оказалось некомфортно, то и дело приходилось вилять. Особенно сложно было с теми, кто мог нагнать сзади, несясь на велосипеде или электросамокате.

– Кстати, я на электросамокате ни разу не каталась, – призналась Тик-Тик. – В мое время ничего такого не было. То есть где-то были отдельные модели, в Лондоне, что ли. Но мне не встречались.