Лада Лузина - Ледяная царевна и другие зимние истории (сборник)
– Хочешь, я достану ее?
– А ты сможешь? – глаза Софи распахнулись от удивления.
Володя понятия не имел, сможет он или нет, но ему страшно захотелось как-то проявить себя перед непонятной, волшебной девочкой, удивить ее, постоянно удивлявшую его.
Поэтому он лишь храбро кивнул и направился к ели. Она была очень большой, и внутри, там, где ветви отходили от ствола, на них было не так много иголок. Мальчик начал карабкаться вверх по шершавым ветвям, они въедливо и недружелюбно царапали ему шею и спину, руки вмиг стали липкими от смолы. Он не знал, как долго пробирался вверх, как высоко успел забраться, но ель вдруг покачнулась и завалилась набок. Он даже по-настоящему не успел испугаться, просто все закружилось, поехало вправо и вниз, и он понял, что лежит на полу среди колючих, но все-таки мягких ветвей. Пошевелившись, мальчик неуверенно выполз из-под елки – его волосы были взъерошены, к курточке прилепились иголки. Золотоволосый ангел с макушки лежал неподалеку на натертом до блеска палисандровом паркете. Девочка быстро подхватила игрушку, подбежала к Володе, подала ему руку и крикнула:
– Бежим, скорее бежим…
Со всех сторон слышался топот приближающихся слуг. Они вылетели из зала, пронеслись по коридору, вбежали в детскую. И тут случилось чудо – Софи рассмеялась.
– Ты был такой смешной… из-под елки… такой смешной… как ежик в саду…
– Лошадку и саблю, – быстро пробормотал он, напоминая небу про главное желание.
Софи нежно посмотрела на золотоволосого ангела и с любовью поцеловала игрушку.
– Да, – убежденно сказала она, – он точно такой же, как мой папа.
Всю ночь Володя не спал, ворочался, то и дело просыпался, надеясь, что, открыв глаза, найдет свои сбывшиеся мечты рядом с кроваткой. Но их не было…
Зато в тот вечер был праздничный бал по случаю первого дня Рождества. Во дворец Потоцких на десятках экипажах с лакеями съехались все именитые люди Одессы, с женами и детьми. Или все же дети с родителями – поскольку праздник был детским, устроенным в честь малышки Софи…
Одесса сияла праздничными огнями. По приказу герцога Ришелье центральные улицы города украсили двести фонарей на налитом в плошки сале. У подъезда дворца горели десятки сальных плошек и масляных ламп. С зимнего моря дул сильный ветер. Плясала метель, и за время пути от дома к дворцу пудру на париках лакеев сменил толстый слой мелкого белого снега.
В каминах дворца пылал огонь, гудели старые печи. Камер-лакей распахнул перед возбужденной детворой двери зала и так же, как Володя вчера, – в первый миг все остолбенели. Никто из них тоже не видел елей. А тем паче таких. Рождественская елка сверкала! На широких пушистых ветвях светились огни разноцветных парафиновых свечей, мерцала серебряная мишура, позолоченные грецкие орехи, конфеты в блестящих бумажках, засахаренные фрукты и пряники, яблоки и апельсины.
А на макушке снова сидел золотоволосый ангел… Изукрашенное волшебное дерево было столь прекрасным, что Володя снова застыл в дверях – он стоял до тех пор, пока мама легонько не подтолкнула его вперед.
– Что это? – с любопытством спросил старший брат Володи.
– Такие ели ставят для своих детей немцы, – ответил отец. – Вечер с елкой решили устроить в Одессе для Софьи. Граф Потоцкий специально прислал для нее ель из Умани.
– Но ведь раньше у нас таких елок не делали?
– Никогда. Ни у нас. Ни во Франции. Ни в Англии. Ни в Российской Империи.
– Выходит, мы первые?
– Да…
– Пусть же Одесса всегда будет первой! – подхватил кто-то из взрослых, и Володя увидел, что к ним подошел изящный, как статуэтка, градоправитель Ришелье. Его характерный французский нос был горделиво приподнят, брови-дуги сурово сошлись к переносице. Красивое лицо потомка всевластного кардинала Ришелье, занесенного бурей революций и войн в Одесскую гавань, стало решительным.
– Это моя мечта, сделать Одессу первой жемчужиной на берегу Черного моря.
– …и прославить свое имя, – добавил смуглый мужчина, на его расшитом золотом мундире отплясывали огни от свечей. – Не отрицайте. Вот я могу честно сказать. Я хотел бы, чтобы мое имя и имя моего брата Хосе де Рибаса, и дела наши не были забыты. И думаю, каждый истинный государственный муж мечтает о том. – Феликс де Рибас посмотрел на графа Ланжерона.
Самовлюбленный Ланжерон лишь молча кивнул. Судя по лицу, он мечтал о том больше других.
Но Володя давно не слушал взрослый разговор – все его внимание было сосредоточено на чудесных подарках, которыми одаривали маленькую виновницу парадного вечера с елкой. Настоящий клавесин, выписанный графиней Н. из Вены для маленькой дочери. Чудесная синяя птичка в золотой клетке – дар от градоправителя дюка Ришелье. Бонбоньерки и сундучки со сластями, механический кролик, отбивающий лапками дробь на барабане, красноносые полишинели, румяные куклы. И огромная корзина с живыми цветами – их привезла для своей маленькой гостьи хозяйка дворца, графиня Потоцкая. Проехав тысячи верст из Умани по зимним дорогам, цветы были так свежи, словно их сорвали мгновенье назад, и благоухали на всю огромную залу.
Другие дети тоже получили большие перевязанные лентами свертки с подарками, но развернуть их не успели – начались танцы. Заиграл оркестр городского театра под управлением итальянца Замбони. И все, кто был в зале, – и графиня Н., и красавица полька графиня Потоцкая, и французы герцог Ришелье и граф Ланжерон, и гордый испанец, генеральный консул де Рибас, и англичанин комендант Кобле, и другие сановники, и дамы, и господа, и дети, и их няни пошли вокруг елки в хороводе.
Все вдруг смешалось, запах живых цветов и плавящегося парафина, сластей и помаранчей, висевших на зеленых ветвях, огонь свечей и позументов, бриллиантов, эполетов и счастливых детей, впервые в жизни попавших к волшебной девочке на невиданную, небывалую елку.
Хоровод вокруг первой в Империи ели бежал все быстрей. И Володя услышал, как смеется София… Он не перепутал бы ее смех ни с чьим. Она летела в кругу и хохотала от счастья.
И вдруг мальчику привиделось дивное: как от каждого в их хороводе взлетают снопы искр – их мечты и надежды, они летят вверх, к небу, туда, где живут одни золотоволосые ангелы, способные осуществить любое желание… И Володя словно полетел вслед за ними и увидел свой город с ангельской высоты.
Бескрайнее синее море и три желтых холма, старый порт и новый в Карантинной гавани, церкви и похожий на храм дворец Потоцких с шестиколонной галереей, несколько сотен одноэтажных домиков, театр, Городской сад.
Он увидел, как сходит снег, и, соглашаясь с мечтой его матери, маленькие хилые деревья превращаются в огромные акации, те расцветают белым цветом, и запах их цветения поднимается к небу, как облака. А когда белая ароматная белизна развеялась, он увидел с высоты братьев де Рибас, лежащих посреди Одессы валетом, там, где пролегала улица рядом с Городским садом. А может, братья и были улицей? Ибо оба они были огромны, как великаны, и справа, и слева от них стояли крохотные дома. Чуть левее вытянулся через улицу самовлюбленный граф Ланжерон, но этого ему показалось мало, и, привстав, он снял свою шляпу и, бросив в сторону моря, накрыл своим именем часть берега. А на самом почетном месте, на пьедестале стоял статуэткой изящный и гордый потомок кардинала дюк Ришелье, а его незримая мантия изгибом перетекала улицей сквозь город…
А под конец Володя увидел последнюю улочку – по ней в белом платье и атласных туфельках бежала волшебная девочка Софи. В ее синих глазах отражалось море, пушистые светлые волосы были похожи на пену цветущей акации. Она смеялась от счастья. Ее смех, золотистый и светлый, накрыл город, и все-все-все желания всех, кто жил здесь, должны были сбыться…
Володя проснулся дома в своей кроватке и понял, что заснул на балу и даже не помнит, как его отнесли в карету, а оттуда в детскую. На миг ему стало стыдно, ведь он считал себя уже большим мальчиком…
А в следующий миг он забыл обо всем. Возле его кровати стоял распакованный подарок с елки – лаковая лошадка-качалка, рядом на ковре лежала чудесная сабля в серебряных ножнах.
Вскоре волшебная девочка покинула их город. Володя не слышал о ней много лет.
А годы спустя семнадцатилетний Владимир посетил уже другой бал – у своей дальней родственницы в Санкт-Петербурге.
– Видите эту красавицу? – сказал ему друг их семьи, указывая на прелестную светловолосую девушку. – Это та самая Софья…
– Та самая?.. – повторил Владимир, чувствуя, как воспоминания нахлынули черноморской волной.
– Единственная дочь царя Александра Первого и графини Нарышкиной. Все их прочие дети умерли. Все законные дети царя тоже на небе. Естественно, Александр души в ней не чает. Он дает ей приданое почти в полмиллиона и собирается отдать замуж за графа Шувалова… Скоро свадьба.
