Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса III
Ну, можно сказать, и так.
— Я довольно странный писатель, — Файх улыбнулся еще шире. — Даже ненормальный. Я пишу книги исключительно для собственного удовольствия. Деньги я зарабатываю другим способом, известности не ищу, литература занимает меня не сама по себе, а лишь в качестве достаточно необычного метода строить отношения с реальностью. Для меня каждая книга — это в первую очередь интересная игра, способная многому научить игрока и даже изменить его жизнь. Поэтому вместо сюжета я всякий раз придумываю новые правила игры. А потом стараюсь им следовать, смотрю, что из этого получится, и записываю свои наблюдения. Вы меня все еще понимаете?
На сей раз кивки были не столь единодушны. Высокий блондин попросил объяснить значение нескольких новых для него слов, синевласая девица озадаченно моргала, мальчишка смущенно топтался на месте, явно стесняясь переспросить. Полную невозмутимость сохраняли лишь толстуха и бабка в пальто.
Думал: «Надо же! Всю жизнь считал, что писать книги — самое тоскливое занятие на свете. Сидишь на одном месте, сочиняешь всякую ерунду, а потом еще и записываешь свои дурацкие мысли, вместо того чтобы немедленно выбросить их из головы и подумать о чем-нибудь другом, — что может быть скучней? А для кого-то, оказывается, — интересная игра, да еще и якобы способная изменить жизнь. Врет, конечно. Причем в первую очередь себе. И правильно делает. Таким врунам веселей живется».
— На этот раз правила моей игры такие, — говорил тем временем Файх. — Я прошу разных людей из разных городов прожить один час своей жизни специально для меня. То есть для будущей книги. Это совсем просто, немного глупо, зато увлекательно, как любая игра. Когда придет ваша очередь, вы объявите вслух или про себя: «Теперь я проживу час для книги Фабиана Файха». И будете жить, внимательно следя за происходящим непосредственно с вами и, конечно, вокруг. Зная, какие фокусы выкидывает порой человеческая память, я бы рекомендовал делать заметки, но настаивать не стану. Потом вы расскажете нам, как жили в течение этого часа, а я запишу ваш отчет. Вот так будут проходить наши встречи примерно до конца августа, пока я не уеду домой. Что же касается будущей книги, моя коллекция записей уже довольно велика, но я все еще даже не представляю, что может получиться в итоге из нескольких сотен разрозненных эпизодов, пережитых почти незнакомыми мне людьми. Впрочем, тем интересней. Что скажете? Вы согласны?
Собравшиеся помалкивали. То ли переваривали информацию, то ли стеснялись попросить повторить некоторые особо сложные фразы.
Молчание нарушила толстуха.
— Это очень хорошее предложение, — решительно сказала она. — Даже если бы я не хотела воскресить свой немецкий, я бы все равно с удовольствием приняла участие в игре. Прожить час, как будто являешься персонажем чужой книги, — такая неожиданная идея! Меня еще никто ни о чем подобном не просил. Я очень удивлена. И очень рада.
По-немецки она говорила прекрасно, бегло и уверенно. Совершенно непонятно, что тут воскрешать. Но ей, конечно, виднее.
— Спасибо за поддержку, — и Файх отвесил ей поклон, галантный, как на великосветском приеме.
Подумал: «Да уж, могу вообразить себе эту книгу. Особенно хорош будет мой вклад, какой эпизод ни выбери: проснулся, посмотрел на себя в зеркало, взвыл от тоски, сварил кофе, пошел поесть, вернулся домой, снова взвыл, поработал, побился головой о стену, поел, поработал, взвыл, закончил дневную норму работы, еще пару раз приложился башкой к стене, выпил, чтобы не маяться бессонницей, взвыл от тоски напоследок погромче, уснул. Перекуры, телефонные звонки и походы в уборную добавить по вкусу. Невероятно увлекательно, маэстро, повторим же на бис».
Подумал: «И у других, готов спорить, примерно та же нудьга, все человеческие жизни похожи одна на другую куда больше, чем кажется, когда разглядываешь прохожих на улице и поражаешься, какие все разные, живешь с этой светлой иллюзией, пока не заглянешь однажды поглубже, за пестрые декорации, и не увидишь там помертвевшие от тоски глаза условно бессмертных существ, таких же бедных скучных дураков, как ты сам».
Подумал: «Зато, рассказывая о том, как пожрали, посрали и пошли на автобусную остановку, все присутствующие, несомненно, разовьют навыки разговорной речи и через неделю-другую станут болтать по-немецки бойко и уверенно, не тормозя перед каждым словом, как автомобиль перед „спящим полицейским“. И это сделает их счастливыми очень надолго, возможно на целых полчаса, потому что „мы делаем трудное дело, и у нас получается“ — точная формула счастья, в полном объеме доступного человеку на этой прекрасной постылой земле. Чего уж там, молодец этот Фабиан Файх, никому не известный немецкий писатель в розовых шортах. Правда, большой молодец».
Подумал: «Мне-то здесь делать определенно нечего. Но не уходить же прямо сейчас, огорчая беднягу немца и подавая дурной пример остальным».
Подумал: «Но книга-то, книга. „Книга перемены мест слагаемых“, которая значилась в объявлении, — как быть с ней?» Хотел спросить не откладывая, но вдруг забыл, как по-немецки «приснилась», поэтому промолчал.
Файх тем временем предложил:
— А теперь давайте знакомиться. Буду чрезвычайно благодарен, если каждый из присутствующих сообщит свое имя и расскажет, когда и зачем начал учить немецкий язык. И почему вы пришли на эту встречу? Чего от нее ждали? Это мне особенно интересно. Пожалуйста, не стесняйтесь говорить вслух и не бойтесь делать ошибки. Самое главное условие успешного обучения чему бы то ни было — не бояться.
— Ну, мой случай совсем простой, — сказала толстуха. — Я восемь лет была замужем за вашим земляком и заговорила как миленькая в первый же год. Но мы с мужем расстались, честно поделив имущество и друзей — в том смысле, что все досталось ему, — я вернулась домой и в последнее время чувствую, что без практики начинаю терять язык, как в Германии почти забыла литовский, который теперь с трудом вспоминаю, а ведь был почти как родной. Очень обидно было бы остаться еще и без немецкого. Чтение — хорошее дело, но его явно недостаточно, а смотреть кинофильмы, вслух отвечая на реплики героев, как-то чересчур эксцентрично, даже для меня. Затем и пришла сюда — чтобы просто поговорить по-немецки с живым человеком. Такую возможность грех упускать.
— Прекрасно, — улыбнулся Файх. — По крайней мере, вы определенно не обманулись в своих ожиданиях. Но вы так и не представились.
— Марина. И кстати, можно на «ты».
— Хорошо, — кивнул немец. — Мне тоже нравится на «ты». А вам, молодой человек?
Мальчишка покраснел почти до слез, но ответил твердо:
— Да, ко мне можно обращаться на «ты». Я не возражаю.
Он говорил с чудовищным даже для иностранного уха акцентом, но Файх и бровью не повел.
— Спасибо. А теперь расскажи о себе.
— Меня зовут Эрик. В нашей школе не преподают немецкий язык, поэтому я учу его сам. Я мечтаю уехать в Германию, потому что там есть Нойшванштайн,[3] самый прекрасный замок на земле. Раньше в нем жил король Людвиг Баварский, а теперь сделали музей. Возможно, мне удастся найти в Нойшванштайне работу — сторожем, садовником, водителем, кем угодно, мне все равно. Или хотя бы поселюсь где-нибудь рядом. Я хочу этого больше всего на свете. Я пришел сюда потому, что еще никогда не говорил с настоящими немцами. Сосед моего одноклассника учит немецкий язык в университете и иногда соглашается со мной поговорить, но это случается редко.
— Потрясающе, — сказал Файх. — Вот это цель! В жизни не встречал человека, у которого была бы более уважительная причина заговорить по-немецки. Я горжусь знакомством с тобой, Эрик. И рад, что могу немного тебе помочь.
— То есть мне можно будет еще прийти? — обрадовался мальчишка.
— Конечно можно. А если тебе нужно получить разрешение родителей, я могу написать им письмо. Как будто у нас бесплатные летние курсы… Впрочем, почему «как будто»? Курсы и есть.
Эрик помотал головой:
— Не надо! Я живу с бабушкой. Она письма испугается. Особенно если по-немецки. Она вообще всего непонятного боится. Зато если я говорю, что иду заниматься, отпускает без лишних вопросов, хоть до ночи можно гулять. Главное, прихватить с собой какую-нибудь тетрадку, — и он выразительно помахал в воздухе большой толстой тетрадью в черной обложке. — Везде с ней хожу.
— Я тоже так в школе делала, — оживилась девица с синими волосами. — Только мне приходилось таскать с собой целый рюкзак, одинокая тетрадка мою маму не убедила бы.
Она говорила почти идеально, только почему-то немного нараспев, вопреки требованиям немецкой фонетики, растягивая гласные.
— Меня зовут Габия, и со мной тоже можно на «ты», — сказала она. — Я тоже учу немецкий в университете, как сосед друга Эрика. Уже, собственно, заканчиваю, остался последний год. А начала учить тоже в школе, правда не сама. На курсы ходила. Знаете почему? Чтобы не заикаться! Мне школьный психолог сказала, что иностранные языки иногда помогают. А рядом с домом были только курсы немецкого, вот я и пошла.
