Попал, так попал (СИ) - Потапова Евгения Владимировна
— Молчи, Владка, а то помогать не будем, — со смехом сказала еще одна прачка.
— Та я вам и так благодарен, благодарна, — поправился он.
— Чего?
— Спасибо говорю, — прохрипел он.
— Давай, работай, а не то китаеза денег не заплатит, — шикнула на него прачка.
Владу показали свободное место, и он стал настирывать белье, как мог.
Глава 3
Работа прачкой
Последний раз руками Влад стирал еще в армии, и то это были носки, да иногда китель застирывал в особо пахнущих местах. Дома у него была стиральная машинка автомат, куда отправлялось все белье, какое имелось в квартире. Он поглядывал на женщин и теребил чье-то постельное в руках. Одна из товарок ахнула, когда увидела постирушки Влада.
— Владка, совсем крыша поехала? Ты чего простыни запихала в кипяток? Ты не видела, что там кровавые пятна? — завелась соседка по корыту.
— Откуда там кровавые пятна? — удивленно спросил он.
— Вот дуреха, — захохотали женщины, — Оттуда. Давай сюда, может еще спасти можно.
Женщина вырвала у него простыню, посыпала бурое пятно каким-то порошком и принялась быстро его тереть.
— Давай сюда все постельное. Сейчас испортишь все, и мешок кидай, — скомандовала она, — Совсем голова не варит у тебя, подруга. Бери вон мешок с портками, мужикам плевать, остаются у них пятна или нет, главное, чтобы не воняло, и вши все передохли.
— Вши? — у него глаза на лоб полезли.
— Они самые, — снова захохотали товарки.
Вот те здрасте, а он никак не мог понять, почему он весь чешется, думал, что грязный. Только после ванной со щелоком полегче стало, а оказывается тут полно всяких насекомых. Да уж, в книжках о попаданцах такого не было. Вот попадали они в другой мир, ну побитые, ну может с травмами, но чтобы вот сразу такое — паразиты, не было еще такого.
— К такому меня жизнь не готовила, — проворчал он.
Правда, вспомнил Влад, они как-то всей ротой завшивели в армии, да иногда и на заданиях всякое могло завестись, если не мыться по несколько недель. Надо было вспомнить, чем спасались от такого, помнил, что живность не переносила дегтярного мыла. Интересно в этом мире есть такое? Он стирал чьи-то портки и размышлял о несправедливости мира.
— А почем стирка белья? — спросил он у соседки.
— Пять копеек постельное, десять сорочки шелковые и батистовые, три копейки одежа всякая, и две копейки портки, — ответила она, не удивляясь его вопросу. Все уже поняли, что у Владки с головой беда.
— За одну вещь? — спросил он.
— Нет, за тюк, — помотала она головой, — Если бы за одну вещь, то мы бы богачками были бы все.
Прачки опять принялись хохотать, наперебой рассказывая, чтобы они сделали, если бы получали такие деньжища.
— Эх, Владка, здорово тебя в этот раз муженек приложил, совсем все забыла, ладно хоть разговариваешь, и разум весь не растеряла, — пожалела ее товарка, — Жаль, что жить с таким приходится. Да чего уж говорить, и наши мужья не ангелы, и поколачивают, и к бутылке приложиться любят, а кто и гульнуть любит, ну хоть так по голове не бьют.
— Всех что ли бьют? — обалдел он.
— Конечно, — удивилась прачка, — А как же без этого семейная жизнь, и бабок наших лупцевали и матерей, и дочерей будут.
— Жесть, — он продолжил мутызгать чьи-то портки, — А уйти или выгнать такого мужа нельзя?
— А ты где жить то будешь с дитями, если от своего уйдешь? — спросила другая толстая тётка в одной сорочке на голое тело.
— Вот еще я уходить не буду, а его выгоню, — помотал головой Влад.
— И жить будешь без мужа?
— Да, — кивнул он.
— Без мужа могут только вдовы жить, а больше никому нельзя без мужа жить, — ответила тощая, как доска прачка, та вообще стянула с себя сорочку и стояла в одной юбке, — Даже старые девы одни жить не могут, их к родственникам пристраивают.
— Это почему это нельзя жить без мужа? — спросил он удивленно.
— Потому что все будут тебя считать гулящей бабой, — сказала, как отрезала тощая.
— А что плохого в гулящих бабах? — поинтересовался Влад.
Он вдруг подумал, что можно было бы и монетизировать некоторые особенности своего нового организма.
Народ вдруг замолчал, оторвался от стирки, и посмотрели на Владку с какой-то жалостью и недоумением, дескать, убогая, чего с нее возьмешь.
— С того, что тебя соседи уважать не будут, мальчишки камнями кидаться станут, могут и дверь твою измазать чем-нибудь, и снасильничать любой, кто захочет, и к твоим детям станут плохо относиться, и дочку никто замуж не возьмет, — заголосили бабы наперебой, — И вообще, как так без мужика жить? Это же опора и защита, да и денег они больше зарабатывают, чем мы бабы.
— Да уж, опора и защита, и деньги великие, — Влад почесал заживающую голову.
— Терпи, Владка, все так живут.
— Терпи, пока не убьет? А кому нужны будут мои дети-сироты? — спросила она у всех.
Бабы замолчали, и уткнулись в свои корыта, никто не захотел отвечать ему. Все так живут, и ты живи, — вот и весь ответ.
Он повесил постиранные портки на веревку и взял следующий мешок с бельем. Жрать хотелось невероятно, не есть, а именно жрать. В животе утробно заурчало, завыло. Кто-то из товарок сунул ей в руки сухарь. Он его практически полностью запихал в рот, жевать деснами и дырявыми зубами было больно, но голод был сильней.
— Ты бы его хоть размочила, кипятка то полно, — сказала приятельница, — Опять вчера голодная спать легла?
— Не помню я вчерашний день, да и остальные тоже не помню, — ответил он.
На заднем дворе появился страшный маленький корявый китаец, и начал браниться на женщин на смеси русского и китайского языков. Орал, что работают медленно, а там белья еще много принесли.
— Ты чего, корова, встала и жуешь? — накинулся он на Владку.
— Есть хочу, — ответил попаданец ему.
И тут же получил тычок в плечо.
— Эээ, ты чего совсем оборзел? — возмутился Влад, потирая плечо.
Китаец снова замахнулся, чтобы ударить, но получил мощный хук с правой, от которого он полетел в корыто с водой. Там его тощая пятая точка и приземлилась, устроив небольшой потоп во дворе. Прачки начали хохотать, а китаец пытался выбраться из глубокого корыта, барахтаясь ногами и руками. Он что-то верещал на своем языке.
— Убирайся, убирайся, — заорал он, — И чтобы я тебя тут больше не видел.
— Ага, сейчас, деньги только за работу заплати.
Женщины притихли и перестали веселиться.
— Ты ничего не заработала, — орал он, — Убирайся.
Вдруг у Влада всплыли в голове чужие воспоминания: вот она стирает батистовые блузки, а ей платят, как за постельное, вот обвиняют, что она испортила вещь, и не отдают денег за весь рабочий день. Некрасивыми картинками нарисовалась работа в голове прошлой хозяйки тела. Обманывал и дурил каждый раз китаец Владку, да еще лишний раз старался или ударить ее или схватить за какую-нибудь выдающуюся часть тела.
— Ты мне сейчас за все заплатишь, — сказал Влад и выдернул китайца из корыта.
— Пошла вон, корова, я тебе ничего не должен, ты мне вещи испортила, — продолжил верещать китаец.
— Ага, сейчас, — он тряхнул несколько раз коротышку, — Денег давай, иначе, я тебе сейчас такой ущерб учиню, что ты долго будешь с клиентами рассчитываться.
Китаец потянулся к палке, которая висела у него на поясе, и тут же был опрокинут назад в корыто. Влад его развернул к себе спиной и принялся топить в воде, периодически вынимая его оттуда, чтобы уж совсем не захлебнулся. Во дворе стояла тишина, женщины перестали стирать и только наблюдали за происходящим. Китаец не мог справиться со здоровой Владкой.
— Ну, что, деньги отдашь, все, что я заработал? — спросил он у него, вытаскивая узкоглазого из корыта.
Китаеза закивал головой, и Влад его отпустил. Коротышка полез за пазуху и вытащил кошелек, отсчитал две копейки и положил на руку прачке.
— А за все остальное? За батистовые рубашки, за якобы испорченную вещь, за припрятанные мешки? Считай, давай, а то опять мыть тебя буду.