Мария Артемьева - Темная сторона российской провинции
Но шестидесятилетний старик не мог делать того, что делал Песков!
В первые же дни общелагерных занятий по скалолазанию он надолго отравил существование молодым спортсменам, поселив в их душах что-то вроде комплекса неполноценности. Хотя он, разумеется, не ставил себе такой задачи — просто не подумал о возможных последствиях…
Посреди лагеря, на просторной поляне, окруженной со всех сторон соснами, торчал, упираясь в небо, громадный обломок скалы. Инструктора провесили на нем несколько маршрутов для новичков — вбили крюки и спустили вниз страховочные веревки.
Ребятам выдали «беседки», объяснили про три точки опоры, про то, что рывок веревки при падении с маршрута ломает ребра или разрезает живот. Самых сильных парней в группах поставили на страховку.
А потом велели новичкам: «Лезьте!»
И они полезли. Поджимая от волнения пальцы в кедах, пыхтя и ломая ногти…
Игорь Мятлин из звена Пескова сорвался почти сразу, в двух метрах от земли, и повис на страховке, плотно удержанный вверху могучей лапой Андриса Зориньша. Закрыв глаза, Игорь шумно дышал, стараясь прийти в себя, и никак не мог справиться с дрожью в руках, чтобы снова выйти на маршрут.
Нескладная тетеха Рита Дорошенко — раз уж надо лезть, полезла и она — постаралась выполнить задание наиболее безопасным для себя способом: она еще снизу углядела на маршруте неширокую трещину. Выбрав этот простой, но эффективный путь, карабкалась, нащупывая зацепки кончиками пальцев, подтягиваясь и опираясь мысочками на полочки в скале — словно танцовщица на пуантах.
Дело оказалось непростым, Рита запыхалась и утомилась.
Ее страховщик — Костя из Архангельска — держал страховку[23] так плотно, что Рита все время чувствовала, как ее, словно гигантским магнитом, тянет к концу маршрута — да так, что кости хрустят. Пришлось даже сделать передышку и попросить напарника чуток ослабить натяжение страховки.
Рядом с Ритой, по второму маршруту, шустро продвигалась другая девушка из той же группы — Лидочка Козина, жена Димы Козина («шерочка с машерочкой», прозвали в лагере эту студенческую чету — уж очень они были похожи друг на друга, оба спокойные, одного небольшого роста и размера, почти как брат и сестра).
Игорь Мятлин все еще болтался на страховке, весь красный от стыда. Срыв серьезно напугал его, и он никак не мог взять себя в руки.
И в этот самый момент мимо Риты, Мятлина и Лидочки проскочили чьи-то ноги.
— Эй, молодежь, чего зажурылись?! А ну, поспешай! — съерничал «старичок» Песков, пробегая мимо пыхтящих студентов к вершине скалы, — взбежал словно по лестнице. Без беседки, обвязки, страховки. В трениках и резиновых тапочках. Подшучивая и пересмеиваясь с другими инструкторами.
Страховщик Игоря Андрис Зориньш от удивления едва не выпустил веревку.
— А старикашка-то — ас, — прошептал Андрис.
Игорь, наконец, сдался — спрыгнул вниз и, треща пальцами, поглядел на вершину скалы: Песков уже стоял там и, размахивая руками, что-то оживленно втолковывал кому-то из коллег.
— Говорят, он в здешних горах воевал, — сказал Андрис Игорю. — Любопытный дядечка, верно?
Игорь кивнул, поджав губы. Он чувствовал себя опозоренным.
* * *Для вечернего чая девочки собрали жестких глянцевитых листьев рододендрона. Их несколько видов росло возле леса, небольшим курчавым завитком, приткнувшимся на зеленом склоне горы. Вровень с низкорослыми сосенками, гнутыми, изуродованными ветрами, цвел роскошный кустарниковый рододендрон — желтым, пышным, душистым облаком он обнимал полянку, а местами вытягивался и выше деревьев.
Голова кружилась от аромата цветов, а рододендроновый чай отдавал смолистой терпкостью, как самый крепкий цейлонский. Ничто так не снимает усталость в горах, как обжигающая чашка этого чая, выпитая на свежем воздухе.
Все расслабились и разомлели. Кроме Пескова. Тот все был недоволен чем-то, сидел хмурый и задумчивый у костра.
— Тихо здесь как, — оглядываясь по сторонам, вздохнула Рита. — Даже страшно. В городе всегда что-то шумит, а тут… Интересно, а звери дикие тут водятся?
Она передернула плечами и придвинулась поближе к костру.
— Самые дикие здесь мы, — рассмеялся Андрис. — Не бойся, Рита!
— Да я и не боюсь. Просто тишина эта… как-то давит. И потом — ведь у нас ни у кого нет оружия.
— А ледоруб?! — напомнил Игорь. И засмеялся тоже.
Песков, услышав этот разговор, откликнулся:
— Нет здесь никаких зверей. Не было, во всяком случае… А тишина — это хорошо. Тишина — наш главный сторож. Чуть что… Ладно, все это глупости. Лучше натяните тенты над палатками — ночью наверняка будет дождь.
* * *Он оказался прав. Дождевая туча уже сползла с вершины Кальпера. Какое-то время ребята сидели в ней, погруженные в холодную капельную морось, как сидит заварочный чайник внутри ватной бабы, и отсыревали — холодными носами, пупырчатой кожей, продрогшими костями. Ни единого сухого клочка нигде, ни малейшей возможности избежать мокреди.
Такая погода — не разобрать: туман или дождь? Всюду одно и то же: вода. Хлюпает, капает, льется.
Прилипчивая сырость, которую ничем не остановить. Она сочится и смешивается со всем, что попадется. Забираясь слякотными ледяными лапами в спальные мешки, заползая в волосы, проникала, казалось, даже в мозги спящих, порождая самые дикие сны.
Рита проснулась в темноте от холода. Ее спальник лежал с краю и намок от стекающей со склона дождевой воды. Ныла вывихнутая стопа, Рита продрогла.
Андрис с Игорем похрапывали, завернувшись с головой в спальники. Лидочка тонко свистела носом, уткнувшись мужу в плечо. Рита поворочалась, выбивая зубами дробь. Она старалась найти какое-то более удобное положение, чтобы заснуть, но это ей не удалось.
Трясясь от холода и чувствуя, как немеют пальцы ног, она слушала стук дождя по брезентовой крыше палатки. И вдруг в единообразную гамму падающих капель втиснулся другой звук — шорох камней и что-то, похожее на ворчание.
Кто-то или что-то двигалось к лагерю со стороны леса.
Зверь? Волк? Медведь? Рита замерла, затаила дыхание.
«Никаких тут зверей не водится, — убеждала она саму себя. — Просто кто-то из инструкторов проснулся, вышел и ходит там…» Инструкторы спали во второй, маленькой двухместной, палатке.
С какой стати кому-то из них бродить под дождем?
Существо, топтавшееся снаружи, вело себя странно: то приближалось, то удалялось, расхаживало по лагерю, гремело алюминиевой посудой, забытой ребятами возле кострища… Зачем? Неужели все-таки зверь?
Умирая от страха, Рита подтянулась ближе ко входу, приподняла брезентовый полог и выглянула наружу.
Она только успела заметить тень на снежном пятне перевала вдали, как в следующий миг что-то вломилось в палатку, придавив ей горло, зажав рот.
— Тихо! Не ори. Сейчас отпущу, но только не визжи как резаная. Поняла?
В ушах зашумело, глаза защипало от внезапных слез, но все-таки Рита почувствовала облегчение: она узнала того, кто шептал эти слова, одновременно зажимая ей рот и голову, чтоб она не могла пошевелиться.
Рита только недоумевала — для чего все это понадобилось Петровичу?
Напугавшись, она с энтузиазмом кивала, понимая, что все равно не смогла бы теперь закричать — от страха у нее пропал голос.
Петрович перевел дыхание и, слегка отодвинувшись, выпустил голову Риты из жесткого захвата.
— Никто из вас наружу не выходил? — спросил Петрович. Он говорил тихо, но в голосе его звякал металл.
Рита лишь головой помотала в ответ: никто.
— Хорошо. Фонарик есть?
Рита снова помотала головой, но тут же вспомнила — сунула руку в карман рюкзака, лежавшего в изголовье, пошарила там и вытащила холодную жестяную трубку электрического фонарика.
Песков взял его и, перевернув стеклом вниз, нажал кнопку, проверяя — горит ли. Желтое пятно света уткнулось в спальник: фонарик горел.
— Отлично. А то в моем батарейки сели. Теперь тихо сиди.
— Там кто-то ходит, да? — Наконец у Риты прорезался голос. Петрович яростным жестом прижал палец к губам и высунул голову из палатки.
Рита замерла.
Снаружи шумел дождь. Сквозь его перестук явственно доносилось… сердитое ворчание. Зверь, крупный хищник!
Рита почувствовала, как сердце ее прыгает где-то в горле. И вдруг с ужасом поняла, что отдельные звуки в этом зверином рыке она узнает…
— Дас ист нихт гут… нихт гут.[24]
— Кто там? Кто это? — схватив за руку Петровича, прошептала Рита. Она догадывалась, но все еще не могла поверить.
Песков дернулся, будто его током шибануло, обернулся.
— Призрак, — сказал он, и пальцы у Риты похолодели от выражения, с которым он выговорил эти слова. — Призрак… Я надеюсь.
А тот, снаружи, все бубнил, расхаживая тяжелой медвежьей поступью по лагерю, и бормотал:
