Дмитрий Рыков - Последняя ночь Вампира
Теперь уж точно — надо выспаться, утро вечера мудренее. Леньке решил не звонить, прежде надо самому все обдумать. Ой, засмеют…
Хороша Москва в воскресенье. Центр — свободен, дороги — открыты, выезжай на Комсомольский и дави педальку — никто не мешает, в худосочных динамиках бренчит радио, мелькают огни… Вот «Горизонт», куда он часто любил ходить с девушками в кино, «Бавариус», где уже в двухтысячные не раз и не два накачивался пивом после походов в «Лужники» на «Спартак», Московский Дом Молодежи, куда — смех-смехом, если вспомнить! — еще юношей ходил на «дискотеки». Ах, какие там были дискотеки! И всегда удавалось снимать девчонок и потом целоваться с ними в парке, если погода позволяла. А через раз — драки. То толпа на толпу, то — индивидуально. А уже много позже он там был на мюзикле «Кошки» с дочкой. Ребенок увидел, как другим детям разрисовывают лица, загорелся — «хочу тоже». Антракт закончился, все идут в зал, а ей на щечках выводят узоры… А пару лет нос к носу столкнулся здесь с прекраснейшей девушкой, с которой у него когда-то бурно проходил так некстати прервавшийся роман. Она согласилась сходить с ним в суши-бар, но предупредила — у нее сейчас есть «отношения». Вспоминали былое, смеялись, а он смотрел на эти выпирающие высокие груди, длинную шею, шелковые волосы и влажные губы и думал о том, что мы не умеем хранить то, что имеем. Почему прервалось, как закончилось — уже и не помнил. Работа, все работа, работа…
А в самом начале Комсомольского располагалось замечательное грузинское кафе «Гурия». Иногда денег хватало только на водку, овощной салат и лаваш, но это не мешало приглашать туда девчонок — употреблять алкоголь не на улице — уже прогресс. А девчонкам, собственно, еда и не нужна, главное — «сходить куда-нибудь». Вот и ходили. На Льва Толстого покупали «Хамовническое» пиво, прямо с завода, если еще и в обмен на бутылки — получалось совсем дешево-сердито. И, кажется, то пиво было гораздо вкуснее нынешних «карлсбергов» и «туборгов», хотя на самом деле, конечно, это не так, просто ностальгия, ностальгия… В институте стоматологии на Тимура Фрунзе ему удаляли нерв, и он завел интрижку с медсестрой. Месяц «гуляли», даже не целовались — ну были же времена!
А вот — Хамовнический вал. Справа древнейшая комиссионка, где он купил себе первую кожаную куртку, год вроде 92-й — как же тогда это считалось «модно»! А по левой стороне располагался малюсенький театр, в котором при Романе однажды дал трехчасовой концерт в тесном контакте со зрителем ныне покойный Ян Арлазоров, и тогда еще вовсе не Петрович, а просто Ромка надорвал от смеха свой еще вполне рельефный живот. Проехал мост, справа — Косыгина, Воробьевы горы, смотровая площадка. Не было тогда еще никаких байкеров, но устраивались гонки на отечественных авто, приходили девушки из МГУ, и, если проявить настойчивость, можно было уговорить их спуститься вниз на пристань к Москве-реке, а там затащить на прогулочный речной трамвайчик, и — все! Куда ты что с подводной лодки, что с корабля? И вынуждены были студентки слушать его шутки и пить алкоголь, в любом количестве продающийся на борту, целовались на палубе под водяными брызгами и радовали друг друга своей молодостью и ожиданием будущего счастья…
А вот и детский музыкальный театр имени Наталии Сац. Приходил сюда с дочкой, смотрели «Снежную королеву» под Новый год, и такое проникало внутрь ощущение праздника… Где оно теперь, это ощущение праздника? А вот сразу и цирк. Странно — в музыкальном театре был, а в цирке на Вернадского — нет. На Цветном бульваре — несколько раз, а здесь, возле дома, не отметился. И вряд ли теперь пойдут — дочке цирк уже не интересен, она «большая». Как-то заметил:
— Ты так быстро растешь, скоро я тебе буду говорить: «давай пойдем в кино», а ты мне будешь отвечать: «извини, папа, я сегодня — с подружками!»
Малышка картинно сделала удивленное личико:
— Почему это с подружками? С парнем! — и глядя на папину вытянувшуюся физиономию, поняла, что шутка удалась, засмеялась.
Да, большая. Время идет, и все — мимо. Нет ощущения полноты жизни, нет цели, не щупаешь ты жизнь руками. Идет дискуссия — вводить ли монополию на алкоголь, народ спивается, травится дешевой некачественной водкой. И писатель Дмитрий Быков говорит: «Вы не запреты устанавливай — те, а дайте народу смысл жизни». Только, Дмитрий, народ в России такой, что ему твой смысл на хрен не нужен. А вот эта самая водяра — красота! С умом если подходить, то и шеститысячной пенсии хватит, чтобы каждый день быть в дюбель. И не просто в дюбель, а чтобы еще и соседа на восьмой день запоя утюгом в темечко стукнуть, с утра проснуться и — ой! Нешто это я?! Граждане судьи, я не нарочно, змий зеленый околдовал меня! И — в Туруханский край лет на десять. Вот тут смысл жизни и появляется — поскорее выйти. Вышел, цель достигнута. И что? А по новой — бухать!
Справа — фонтаны у высотных зданий. Говорили, что это НИИ КГБ. Так ли это на самом деле, Роман не знал до сих пор. В этих фонтанах он с друзьями и подругами в юношестве купался. Фонтан — как нормальный двадцатипятиметровый бассейн. Выпил пивка, на «бортике» квадратный магнитофон с огромными такими батарейками, из динамиков певица Шаде льет свою печаль, девчонки на краю стоят в купальниках и подбадривают ребят: «Давай! Давай!» А те и рады стараться, устроили заплывы наперегонки… Вода теплая, девчонки прыгают в нее, ребята вроде как шутят, стараясь сдернуть с них под водой верхние части купальников, все хохочут… Эх, что только можно вспомнить! И что осталось? Книжный шкаф да алкогольный запас вечером, и разорванные глотки невинных жертв днем. Это твоя жизнь, Роман, это твоя жизнь…
Дома перекусил на ночь, выпил порцию виски и достал книжку. Лучшее чтение на ночь — Бунин. Описание природы среднерусской возвышенности, какого-нибудь заросшего кустарником берега ранним утром страниц на восемь, чуть полистал — и уже спишь. Хотя бывает попадется что-то — и уже смеешься и с нетерпением читаешь дальше. Хорошо…
Так и заснул, с включенным светом, с недопитым стаканом «Чиваса» на полу и раскрытой книжкой на груди.
12. Новая кровь
Сначала ему казалось, что звонок ему снится. Верещал домашний телефон, которым он никогда не пользовался, потому спросонья сразу и не сообразил, что эти звуки слышит наяву. С трудом разлепив веки, прогнал последние обрывки сна и поплелся в коридор. Мимоходом бросил взгляд на большие напольные часы — шесть утра. Е-мое, что же это такое?
В трубке услышал Ленькин голос:
— Слава Богу! Еле дозвонился! Почему мобильный не берешь?
— Наверное, забыл в машине. Что случилось?
— В Пресненском районе еще один труп нашли без крови и с разорванным горлом!
— Твою мать! — Роман проснулся мгновенно. — Где?
— В клубе «Июль», в туалете. Местные пытались сами разобраться, но потом кто-то заметил, что характер нанесенных ран совпадает с теми, что были у вчерашних жертв, вот и нашли нас. Давай подъезжай, я сам скоро буду.
Петрович пошел в ванную, подставил голову под струю холодной воды — вот и взбодрился. Ему таким образом часто приходилось выбегать из дома, поэтому он как-то набрал в одной забегаловке бумажные стаканчики для кофе. Не поленился сделать себе напиток бодрости и со стаканом в руке выбежал из подъезда. Тут уж будут днем пробки, не будут — выбирать не приходится, сел за руль, помчался на место нового преступления.
Все это очень дурно пахло. Три жертвы за одни сутки — еще заберут дело наверх ввиду большой социальной опасности и возможного широкого общественного резонанса, а ему казалось, что он потихоньку нащупывает ниточки, ведущие к этой чертовой секте…
У входа в клуб стояли машины, естественно, «скорая», толпились менты и местная охрана. Он показал корочку, вошел вовнутрь. Там его встретил Ленька и подвел к следователю пресненской прокуратуры, которого вызвали сюда первым. Старлей выглядел достаточно уверенным, но Роман заметил, что дело он готов передать без сожаления — кому маньяки на фиг нужны? Если занимается им кто-то, так и пусть занимается.
Тело убитой было усажено на опущенную крышку унитаза, ноги расставлены в стороны. Юная девушка казалась еще младше предыдущих жертв. Шея спереди разорвана, крови не видно.
— Убийца специально пристроил женщину так, будто она действительно пришла в туалет, иначе тело бы просто обмякло и упало на пол. Зачем? — спросил он у старшего лейтенанта.
— Это как раз объяснимо, — хмыкнул тот. — Время тянул. Дверь изнутри так и осталась закрытой на шпингалет, а сам он вылез поверх перегородки и был таков. Тусер уже закончился, пришла уборщица, наклонилась — а внизу торчат ноги, значит, занято. Через какое-то время вернулась — опять торчат. На третий решила, что кто-то нюхнул да отрубился.
— Когда нюхают, не отрубаются, — заметил Леонид. — Отрубаются, когда бухают или колятся.
