А-Два (СИ) - Гельт Адель

Захлопали: дружно и с энтузиазмом, частично переходящим в овацию. Ткань, прикрывавшую сенсорные кристаллы (и, заодно, весь корпус), сдернули. Я показался во всей своей красе, и немедленно включил панорамную картинку: почти со всех сторон окружали меня молодые, юные и совсем несмышленые граждане страны Советов, кое-где руководимые и направляемые учителями, воспитателями и родителями.

- Красивый! - заявила очень высокая девочка со слегка синеватым лицом. - Кругленький!

- И блестит! - обрадовался ей в тон мальчик, являвший полную противоположность: невысокий, коренастый, с землистого цвета лицом и очевидными следами ежедневного бритья подбородка.

Точку - для меня лично - поставила еще одна девочка, маленькая, с косичками — но без рогов, сама — привычной комплекции и цвета кожи, держащая за руку, вопреки последовавшему, совершенно очевидного папу.

- Мама, смотри! Это же...

И тут меня осенило. Сложились кусочки мозаики, щелкнули в положенных местах реле, завертелись в нужную сторону шестеренки — или как еще обозвать то, что произошло немедленно. Все непонятное стало ясным, все недостающие элементы проявились, лишние исчезли, недостатки были изжиты, а достоинства сохранились и появились новые.

Ну конечно, я — Колобок!

Глава 7. Параллели.

Псков, 12 ноября 2022 года. Совсем недавно.

Младший лейтенант Сергей Волков.

Псков — город неплохой и даже хороший. Маленький, конечно, в сравнении с Ленинградом и даже Таллином, но это не очень важно. Тут другое: для толкового милиционера важны не только субординация и выслуга лет, но и карьера, в смысле роста по службе и в званиях.

В небольшом и довольно сонном Пскове карьера движется так же сонно и неспешно, как и все остальное. Ни тебе внятного криминала, ни иностранного шпионажа... Даже бабки-самогонщицы как-то притихли за последние тридцать лет.

Вот был бы Псков городом приграничным, к примеру, будь советская Прибалтика иностранным государством, одним или даже тремя, тут было бы куда веселее. Граница — это обязательно контрабанда, это мелкий и не очень криминал, это иностранцы, шастающие туда-сюда через пограничные переходы (успешно) и мимо них (как получится: как правило, получается так себе) и прочее, интересное и не очень

Конечно, это все должно быть в ведении КГБ и подчиненных ему пограничных войск, но и милиционеру, пусть даже и рядовому, хватило бы и на отчетные палочки, и на квартальную премию, и на новые полосочки, ромбики, а там, глядишь, и звездочки.

Хорошо, что Союз нерушим, и даже не предполагает такого безобразия, а хорошему милиционеру и без шпионов с контрабандистами занятие найдется.

Сергей Волков, надо сказать, был милиционером хорошим. Ни в коем разе не мусором, не ментом даже, а именно милиционером. Почти как дядя Степа из стихотворения товарища Михалкова: высоким, улыбчивым и страшно добрым.

Одно только было так себе: тщеславие, штука, в целом, полезная, для советского милиционера полезна неочевидно.

Сергею Волкову страшно хотелось, чтобы его перевели по службе из родного Пскова в город-герой Ленинград. Колыбель трех революций — город большой, в нем музеи, широкие проспекты, красивые девушки и прочее разное, обязательно интересующее молодого парня, а еще там, конечно, есть смысл развернуться в плане карьеры.

С этим переводом была беда: руководство не торопилось замечать перспективного сотрудника, точнее, его почти невысказанного желания. Чем больше младший лейтенант Волков старался, тем меньше начальство было готово поделиться все более ценным кадром с недальней северной столицей. Однако, связанная с нереализованными запросами тревожность милиционера Волкова постепенно становилась очевидной даже тем, кто знал его совсем плохо: например, штатному нейрологу Завеличенского отдела милиции, в котором Сергей, собственно, и служил трудовому народу.

На четвертом этаже нового здания отдела милиции «Завеличенский» располагались разные службы, имевшие к работе отдела отношение опосредованное. Например, именно там прятались отдельские связисты, мерно гудел вентиляторами большой счётник, иногда грохотали сапоги авиационного отряда: на крыше здания имелась вертолетная площадка сразу на две орнитокрылые машины.

Еще именно тут находился кабинет, в котором каждый сотрудник отдела бывал минимум дважды: при устройстве на работу и ввиду увольнения, как правило, в связи с выходом на пенсию. Посещать эту, несомненно нужную, комнату, чаще желающих не водилось: за выкрашенной белой краской и увенчанной табличкой с грозной надписью «нейролог» дверью, собственно нейролог и находился.

Волков маялся в коридоре, не решаясь присесть на крашенную вечной шаровой краской железную скамейку. Пришел он, во избежание опоздания, за целых десять минут до назначенного нейрологом времени, и минут этих прошло всего три. Потом четыре, пять и более, и, наконец, минутная стрелка пересекла вожделенную вертикальную черту.

Волков осторожно постучался. «Войдите!» - требовательно прозвучало изнутри. Сергей, соответственно, и вошел.

Сюрпризов оказалось сразу несколько, точнее, три.

Первым была личность нейролога: вместо ожидаемой, широкой лицом и повсеместно, товарища Зейгарник, за уставным столом оказалась эльфийская девушка непонятного возраста. «Элкотс Н.Н.», было написано на непременном именнике.

Вторым сюрпризом оказалось зримое отношение: товарищ Элкотс смотрела на Волкова примерно так же, как он сам смотрел бы на другого высшего примата, скажем, на шимпанзе. Это было грустно: выросший в окрестностях Таллинской Пущи, знакомый с детства с многими эльфами, Сергей про эльдарский шовинизм только слышал, но ни разу с ним не сталкивался. Впрочем, чуть более широкие, чем принято у западных эльфов скулы и непривычные веснушки выдавали в девушке уроженку одной из центральных Пущ, например, Рузаевской, а что и как принято у перворожденных в окрестностях Саранска, Волкову было невдомек.

Третьим сюрпризом была пухлая до невероятности папка, на обложке которой была напечатана его, Сергея, фамилия, и его же инициалы: С.Т. Сюрприз был непонятным: сам Волков полагал себя человеком крепкого душевного здоровья.

Такое же количество материала, собранного в нарочитую папку, находящуюся в ведении специалиста как раз по этому вопросу, удручало.

Неожиданный аскетизм обстановки (даже на подоконнике не было ни одного из столь любимых девушками эльфийской национальности, цветочных горшков) сюрпризом не стал: примерно такого и стоило ожидать от молодого специалиста, совсем недавно занявшего и должность, и кабинет. Как следствие, обзавестись индивидуальными мелочами в интерьере товарищ Элкотс просто не успела.

- Волков? - утвердительно спросила нейролог. - Минута в минуту. Похвально. Цанговый карандаш, с некоторой даже вычурностью оформленный в виде старинного стила, взлетел над столом и нарисовал какой-то непонятный значок в углу белого пергамента, лежащего слева от папки. Взлетел сам собой, товарищ Элкотс не шевелила не только концентратором (его видно вообще не было), но и даже рукой.

Манипуляция была совершена невербально, без видимого движения, и Волков удрученно позавидовал: ни такого резерва природных эфирных сил, ни столь филигранного самоконтроля ему достичь пока не удалось.

- Младший лейтенант Волков, по Вашему приказанию...

- Присаживайтесь, товарищ младший лейтенант, берите, к примеру стул, и присаживайтесь. - нейролог неожиданно улыбнулась. «А ведь она совсем молоденькая. Лет сто пятьдесят, максимум.» - милиционер привычно принялся формировать словесный портрет. «Гласные тянет, немножечко, но тянет. Точно какая-то из центральных Пущ, Рузаевская, Йошкар-Олинская, может, Ижевская, но это уже вряд ли».

Стул скрипнул, принимая на себя немалый вес младшего лейтенанта. Нейролог посмотрела на визитера более пристально, слегка наклонив голову влево.

- Интересный Вы кадр, товарищ Волков. Внешне — невозмутимы, как скала. Огры в родне, верно?