Александр Мазин - Мумия и Тролль
— Хотелось бы узнать, с кем я имею дело? — произнес Хвостов со всей возможной политкорректностью.
— Хочется-перехочется! — ухмыльнулся рыжий. По-русски он говорил свободно, но с заметным акцентом. Эстонец, что ли? — Делу — время, потехе — час! Так, Тэм? — Он обернулся к брюнету. Хвостова аж передернуло: ну не любил он гомиков! — Подходящий сейчас час для дела?
Брюнет ничего не сказал, но рыжему, похоже, ответ и не требовался.
— Я — Лу Элвин, — поведал он таким тоном, будто сообщил выигрышный номер на скачках. — Можно просто Лу. А вы, господин Хвостов, как нам сообщили: душеприказчик вашего покойного хозяина, Эдуарда Селгарина.
— Допустим, — процедил Хвостов.
С каждой секундой компания нравилась Илье Всеволодовичу все меньше и меньше.
— Так да или нет?
— Почему вас, собственно говоря, это интересует? — спросил директор ледяным тоном.
— А мы — его дети, — сладко улыбаясь, поведал рыжий нахал. — Приятно познакомиться!
Илья Всеволодович просто дар речи потерял.
— Кайре, посади дедушку в кресло, а то его удар хватит от зрелища твоих ляжек! — приказала блондинка у двери.
Оп-па! Брюнетка оказалась на ногах так быстро, что Илья Всеволодович даже отреагировать не успел. Раз — и его, немаленького и нехилого мужика, усадили, нет, уронили в его собственное кресло. И сделала это красотка с сиськами четвертого размера и накладными ногтями по три сантиметра.
Мастерица ушу, блин! Хвостов не был испуган. Он был взбешен! Один звонок — и сюда примчится хоть взвод ОМОНа в полном вооружении!
— Вы не можете быть детьми Селгарина! — рявкнул Илья Всеволодович.
Он был так возмущен, что даже пропустил мимо ушей «дедушку».
— Это еще почему? — с искренним любопытством спросил рыжий Лу.
— Да потому что он был пидором! Какие, на хрен, дети!
«Дети» разразились диким хохотом. Даже сумрачный красавчик криво улыбнулся. Кстати, знакомое у него лицо. Не иначе певец какой-нибудь.
Оказавшись за родным широким столом, на расстоянии протянутой руки от «тревожной» кнопки, Хвостов почувствовал себя более уверенно. Если б еще брюнетка-ушуистка не торчала за спиной, окутывая запахом духов, от которого кружилась голова…
— И не надо меня парить! — рявкнул Хвостов. — Детишки!
— А если Селгарин нас усыновил? — с усмешечкой поинтересовалась шатенка.
— Вернее, удочерил, — уточнила блондинка.
— Да мне поровну, кто он вам! — заорал директор. — Со мной не прокатит! Наследство вам подавай! Ну-ка валите-ка отсюда, попугайчики! Обратно в свой гей-клуб или откуда вы там вылезли. Не то вызову милицию!
— Слышите, сестры, — проворковала брюнетка над самым ухом Хвостова. — Старик-то нас выгоняет!
— Ты нас не выгонишь, человечек! — спокойно произнесла блондинка, глядя на Илью Всеволодовича ясными, как январское небо, и такими же холодными глазами. — Ты слишком нас боишься.
Илья Всеволодович набрал воздуху, чтобы высказать все, что думает… и замер. Его шею пощекотало что-то холодное. И очень острое.
Никто из остальных четверых налетчиков даже не шелохнулся, глядя на директора с глубочайшим равнодушием.
Илья Всеволодович замер.
Только что он чувствовал себя хозяином ситуации. Одно движение руки — и через три минуты (так было заявлено в рекламном проспекте) в офис ворвется «тревожная» группа. Но между кнопкой и рукой Хвостова — четверть метра, а острое и холодное — в миллиметрах от его сонной артерии.
— Отец нам был Селгарин или нет — в общем-то, неважно, — произнес Лу. — Хотя это отчасти действительно так, но — не важно. Для тебя. А для тебя важно только одно: чтобы ты слушал нас и делал то, что мы скажем.
Илья Всеволодович попытался скосить глаза, чтобы выяснить, чем именно ему царапают шею, но холодное прикосновение с другой стороны заставило его замереть. По спине Хвостова потекла струйка пота. Он вдруг понял, что такая драгоценная лично для него жизнь для этой пятерки — тьфу! Убьют и глазом не моргнут. Вспомнились рубины брюнетки… Зарежут — и откупятся. Спишут как самоубийство. Или еще как-нибудь.
Как всякий специалист по недвижимости в России, Хвостов отлично знал, как и почем крутятся шестеренки отечественного правосудия.
— Надо же, — сказал шатенка. Она сидела на подоконнике, и против света ее глаза казались ядовито-зелеными, как трава на трясине. — Такой здоровенный, и такой трус.
— Он уже не думает, что хуже всего — потерять деньги, — заметила блондинка. — Он поумнел и теперь трясется за свою шкуру.
— И пусть трясется, — ухмыляясь, сказал Лу. — Тем лучше он будет нам служить. С этими низшими только страхом и можно управиться, по-другому они не понимают.
Илья Всеволодович с сипом втягивал воздух. Невидимое лезвие царапало его шею совсем легко — почти почесывало, — но ничего приятного в этом не было. Наоборот, по коже почему-то разливалось отвратительное ледяное онемение…
И тут затрезвонил мобильник Хвостова.
— Ответь, — разрешила блондинка.
Черт! Звонил Дварин.
К счастью, в подробности киллер углубляться не стал.
— Сегодня, — сказал он. И отключился раньше, чем Хвостов успел что-то сказать. Номер не определился. Увы, Хвостов не успел попросить повременить с выполнением заказа. А ведь интуиция подсказывала: именно это и следует сделать. Пусть швед со своей зверюгой разберутся с этой пятеркой. А уж потом…
— Интересный звоночек, — проговорила блондинка, пристально глядя на Илью Всеволодовича. Директор похолодел: ему показалось, что блондинка читает его мысли.
— Итак, кто это звонил?
Хвостов лихорадочно размышлял, что соврать, но тут ледяной холод кольнул его прямо в грудь, и Илья Всеволодович совершенно неожиданно сказал правду.
То есть выложил то, за что его могли посадить лет на пятнадцать. О том, что нанял киллера, чтобы тот прикончил самого опасного из его хозяев, Карлссона. Для начала — Карлссона. Единственное, о чем Хвостову удалось умолчать, так это о том, что он только что хотел отменить заказ.
— Вот видишь, маленький Лу, своих нынешних хозяев наш старичок пока что боится больше, чем нас, — сказала блондинка рыжему.
— А еще он их ненавидит, — заметила шатенка. — Ведь они не только стоят между ним и деньгами. Они его еще и унизили.
— Он с удовольствием убил бы их, — мурлыкнула в ухо директору брюнетка. — Правда, жадный старикашка?
— Нет, он не посмеет, — покачала головой шатенка. — Но он полюбовался бы, как они умирают, если бы их убивал кто-то другой.
— Ты его переоцениваешь, Майра, — возразила брюнетка. — У него и на это духу не хватит. Могу поклясться, он и казнь-то ни разу не видел. Ах, как измельчали нынче людишки!
— А что ты хочешь от торговца, сестра?
Лу поднял руку.
— Леди, давайте ближе к делу. Я хочу, чтобы этот человек склонился перед нами. Может, вы займетесь этим, не откладывая? У нас нет времени!
— Лу, солнце, что ты несешь? — сладким голосом спросила блондинка. — Что за «нет времени»? Ты что, смертный?
— Он меня перебил, — сказала брюнетка. — Я обижусь!
На бледных щеках Лу неожиданно проступила целая россыпь рыжих веснушек.
— Прошу прощения, — сказал он глухим голосом.
— Что сильнее страха? — задумчиво произнесла блондинка, словно не обратив внимания на мелкую размолвку «сестер» с «братом».
Шатенка пожала плечами.
— Как что? Другой страх. Попробуй сам, Лу, если так спешишь.
Лу послушно наклонился вперед и элегантным жестом снял темные очки. Илья Всеволодович чуть не заорал. Глаза у рыжего оказались ярко-желтые, как у тигра.
— Кто вы такие? — сипло спросил директор, вжимаясь в кресло.
— Я же представился, — терпеливо сказал рыжий. — Люди могут звать меня просто Лу. Потому что мое настоящее имя вам все равно не выговорить, а я не хочу, чтобы низшие его коверкали. Селгарин был моим отцом. Или матерью, что не принципиально. Я — его сын и законный наследник.
Илья Всеволодович нашел в себе силы, чтобы прохрипеть что-то о завещании. Рыжий Лу пожал плечами.
— Естественно, никаких ваших документов, подтверждающих это, не существует. Потому что там, где я появился на свет, ваши бумажки ценятся дешевле палой листвы. Так что тебе придется поверить мне на слово.
Холодное острие уперлось в шею Хвостова пониже затылочной впадины. Ему даже показалось, что металл проткнул кожу.
— Я верю! — хрюкнул Илья Всеволодович.
— Страх очень располагает к доверчивости, — задумчиво кивнул Лу. — Но этого мало.
Он положил ладони на стол и приподнялся, ловя взгляд директора. Илье Всеволодовичу очень захотелось зажмуриться. Но безжалостные звериные глаза заглядывали ему прямо в душу, и с каждым мигом директору все яснее становилось, как же он был неправ, проявив грубость и недоверчивость к гостям. И главное — как он мог, как посмел сразу не подчиниться Лу? Ведь это его законный хозяин!
