Казя теперь труп - эН Ая

– Маня с нами был, но быстро ушел, – быстро сказал Фёдр. – Да ладно, хватит уже о прошлом. Давайте думать, как Первомай отмечать будем. Шествие с шариками устроим? Я предлагаю начать у Склепа, по традиции. А затем посидеть у Кази. Внесем новшества. Раз уж у нас такое кафе теперь нарисовалось. Казя наша – огонь! А кофе у нее – такого точно и наверху не найти.

Кто не любит комплименты, тот Казя.

Кто не показывает, что ее не тронул комплимент, тот тоже и тем более Казя.

– Ой, ну что вы, дядя Фёдр! – немного наигранно засмущалась она. – Я и кухарю так себе. Мне б помощницу…

– Эх, нежизнь наша! – сокрушенно пробормотал Склеп Иваныч. – Танюша была бы тебе идеальной помощницей.

– Это да, – согласился с ним Фёдр. – А так у нас кто остался? Стася да Алинка. Слушай, а возьми Алинку в помощь.

Все зашептались.

– А она чо, ожила? – хлопая глазами, вопросил Маня. – Я у нее, кажется, с осени не был. Не помню.

– А разве она не в универе теперь учится? – добавил Игнат. – Вроде бы они с Лексом вместе, нет?

– Лекса я тоже не помню, когда видел в последний раз, – твердо заявил Маня. – Он на Новый год приходил?

– Приходил, – сказал Склеп.

– Не приходил, – одновременно с ним выдал Игнат.

– Вечно вы спорите о ерунде! – встрял Фёдр. – У нас Первомай на носу. Игнат, у тебя воздушные шарики остались? Маня, ты еще в прошлый раз обещал с петардами разобраться, готово все? Казечка, ты поможешь мне поляну накрыть?

Все перешли к обсуждению насущных вопросов.

Казе показалось все это невероятно подозрительным. Ладно, предположим, сама она «пребывала в беспамятстве», но все остальные – что? За полгода к Алинке не заглянуть? Не знать, студентка она или нет? Не помнить, кто встречал Новый год, а кто не встречал?

– Я помогу с угощением, – пообещала Казя. – Конечно!

– Ну и ладушки-оладушки, – облегченно выдохнул Фёдр.

В оставшиеся до первых летних каникул дни Казя осторожно попыталась выяснить, как она могла пропустить полгода и не заметить. От Мани, Игната и Склепа толку не было. К Фёдру она с расспросами не совалась. К Алинке заглянула, но пришла в ужас и в момент поняла, что та ей не помощница. Тети Тани более с ними не было.

Оставалась ворожея-нелюдимка, Станислава Острожина. Казя нагрузилась яйцами, куличами и лепешками и отправилась в гости.

Избушка Стаси, вросшая в землю, разительно отличалась от прочих построек в их деревеньке. В ней было свое очарование: домик, можно сказать, единился с природой. Крыша походила на земляной холм и сейчас зеленела свежей травой. Кое-где уже желтели одуванчики. На колах вокруг сохли горшки. «Тут русский дух, тут Русью пахнет!» – вспомнилось Казе.

Она робко постучалась.

– Всем счастливой нежизни, хорошие мои… – раздалось из избушки. – Кого спасать?

– Меня! – пискнула Казя. – Здравствуйте!

Дверь скрипнула, отворилась. Стася выглянула. Казя прежде не видела Станиславу, да и слышала только сквозь стены своего дома-куба, когда та дала ей совет отправиться к бабушке по ниточке. Поэтому Казя не могла заметить, что Стася очень сильно постарела за эти полгода.

– Вообще-то меня не то чтобы спасать, – призналась она. – Мне бы поговорить. И совет нужен. У меня полгода нежизни из головы вон, словно не было. А я не спала, точно.

Стася старчески щурилась, вглядываясь в непрошеную гостью.

– Я вам угощение принесла.

Стася улыбнулась, и улыбка показалась Казе какой-то жалкой, безнадежной.

– Добрая ты, – прошепелявила Стася. – Входи уж.

Казя вошла.

Внутри оказалось тесно, жарко и душно, духота шла от трав, пучками висящих повсюду.

– Садись.

Вместо стульев в избушке были пни. Три пня. Казя присела.

– Браслет на тебе?

Браслета не было.

– Я его сняла, когда лепешки пекла, – припомнила Казя. – Чтобы не заляпать.

– Когда сняла?

Казя напряглась:

– Д-д-д… Давно. Еще осенью. Когда впервые кукурузную муку нашла. Сняла и на столе оставила. И забыла. Наверное, до сих пор там лежит.

– До санитаров сняла?

– До.

– Может, это тебя и спасло, девочка.

– Ы?

– Браслет твой – что клубочек из сказки. Не каждый может им воспользоваться, на это особый талант нужен. Дар. Но найдутся среди мертвяков такие, что смогли бы и позарились бы. Среди наших такие есть.

– Кто же, баба Стася? Игнат, Склеп Иваныч? Кто? Кого опасаться?

Стася устало махнула рукой. И попросила:

– Помоги-ка мне очаг огнем наполнить.

Кассимира бросилась помогать. По указаниям ворожеи она и костерок разожгла, и горшок нужный с кола принесла, и воды добыла, и травы верные под потолком отыскала. Вскоре варево было готово. Пахло оно отвратительно.

– Это не тебе, это мне, – пояснила Станислава. – Тебя, видать, пожалели санитары, вижу, силы тебе оставили. Ты их видела? Помнишь что-нибудь?

Казя рассказала – и про Тамарку, и про невесть откуда взявшиеся холодильник, кофемашину и вывеску. Про окно с ниточкой и приглашение в больницу рассказала. И даже про то, что Фёдру ни в чем не стала признаваться.

Стася слушала молча, вопросов не задавала, не перебивала. Пила, обжигаясь, варево. Казя, высказавшись, умолкла.

– Вот что я тебе доложу, девочка, – молвила, наконец, ворожея. – Слушай и запоминай. Ибо повторить не смогу, навряд мы когда еще свидимся. Никому про то, что мне выдала, более не сказывай. В больницу не ходи, в окно белое не пролазь. Может, это и не больница там будет, на том конце пути. Браслет найди, одень…

«Надень», – механически мысленно поправила ее Казя, но, конечно, смолчала.

– Браслет одень, дорогое сердцу в котомку сложи и беги отсель. Ищи бабушку свою, Нину Николавну, а ее не найдешь – других ищи. Осторожна будь. Носи длинный рукав, браслет скрывай. Что это за вещь, мне неведомо, но он работает, береги его, никому не показывай. Стены тебе не помеха. Иди, куда идется, приди, куда приведется. И последнее. Никому не верь, особенно здорожам. От санитаров этих, будь они неладны, бегом беги. Тамарку за версту обходи, сильна она, сволочуга, ох сильна… Тебе ее не одолеть. Ну, все запомнила?

Казя кивнула.

– Тогда беги.

– Но, баба Стася, а вы как?

– Беги, говорю! Нам всем конец.

– Как конец? Почему конец? Когда конец?

– Фёдр останется, – проговорила Стася. – А нам всё. Беги.

Она прикрыла глаза.

– Уходи.

Прозвучало это как приказ.

– У. Хо. Ди!

Казя покорно вышла и побрела прочь. Чувствовала она себя предательницей.

Под кафе, на кухоньке, она нашла свой браслет. Все семь подвесок были на месте. Казя надела: кожаный ремешок трижды обвил запястье и надежно застегнулся, оставив висеть два хвостика. Браслет болтался свободно, спрятать его можно было бы только под очень длинным рукавом.

– Теперь надо собрать дорогие сердцу вещи, – прошептала она.

Уходить ей не хотелось. Да и потом, она обещала помочь накрыть стол к Первомаю. А до него осталось всего ничего. Но совет Стаси был четкий: бежать немедленно. Что же делать? Что делать?..

Кассимира поступила так. Дошла до своего куба по подземному проходу. Нашла в гардеробе рюкзачок. Сунула в него шкатулку с открытками, толстовку, ветровку, запасные брюки и носки. Нижнего белья на смену не нашлось, а жаль. Зато она откопала среди вороха одежды удобные джинсы и кроссовки. И кепку. В прошлый раз всего этого тут не было. Переоделась. Вернулась в кафе. Кузю, после некоторых раздумий, тоже взяла. Шнурки рюкзака затянулись, но голова и уши зайца торчали. Получилось немного по-детски, ну да ладно. Уходить все еще не хотелось, да и куда бежать, было непонятно. Браслет не светился, ничего не подсказывал.

– Возможно, ниточки появляются, только если я около своего гроба, – пробормотала Казя, но отчего-то к себе возвращаться не стала, а отправилась к Алинке.

Логики в этом не было никакой, но Казя ее нашла. «Я иду попросить ее о помощи, – убеждала себя Казя. – Надо, чтобы она заменила меня в кафе. Фёдр, может, и мутный, и откровенничать с ним не стоит. Но раз он сказал, что Алинка сможет, следовательно, сможет…»