Марина Ефиминюк - Наследница
– У меня нет проблем со здоровьем, – отозвался тот.
– Что-то мне подсказывает, что они непременно начнутся, если вы вместо Глэдис выберете плетку…
И все-таки он позволил головорезам надеть на меня ошейник. Отменный негодяй!
* * *
Строгий ошейник представлял собой гладкое кольцо с особым магическим кристаллом, испускающим разряд каждый раз, когда кто-нибудь нажимал на парный камень, вживленный в плоский серебристый кругляш. Сейчас медалька находилась в руках у Влада, и при каждом удобном и не очень удобном случае он одаривал меня болезненными уколами. Карета подпрыгнула на камне – разряд, резко повернули – еще один, Горский просто пошевелился или почесал нос – снова я страдала.
– Извини, забылся, – без особого сожаления произнес он, когда я сморщилась и растерла шею после особенно ощутимого укола.
– Просто отдай мне эту штуку, – потеряв терпение, протянула я руку. Ладонь оказалась грязная, с темными полосками по линиям судьбы, так что пришлось сжать кулак, чтобы не позориться, ведь у благородных ним априори не бывало грязных рук.
– Ты про это? – с недоумением продемонстрировал Влад медальку и как будто случайно утопил камень. Снова последовал болезненный разряд.
– Я не нуждаюсь в дрессировке!
– Как по мне, так нуждаешься, – отозвался «жених», глядя в окно кареты.
Я тоже отвернулась. В салоне экипажа повисло напряженное молчание. В тишине похрапывала сморенная дорогой Глэдис.
– Что ты делал у ростовщика? – спросила я.
– Искал Генри. Зигмунд Панфри его единственный родственник.
Мне не понравилось, что такой страшный человек, как ростовщик из района Зеленой мостовой, являлся не случайным, а старым знакомым Влада. Видимо, мое недовольство отразилось на лице.
– Что, нима Вишневская, моя родословная вам не по вкусу? – усмехнулся он.
– В прошлом я знала о твоих знакомствах?
– Да.
Наши глаза встретились. Влад выглядел как никогда далеким.
– Ты знала обо мне все. Валентин нанял частного дознавателя и тебе передали мое досье.
Досье? Отец копался в его прошлом?
Перед глазами вдруг мелькнул образ кожаной толстой папки с вытесненным гербом дома Вишневских, и виски вдруг заломило от острой боли. Поморщившись, я потерла лоб и спросила:
– И как я поступила?
– Как и следовало благородной девице с хорошим реноме – ты бросила меня, – сухо ответил Влад.
Карета въехала в парк перед особняком Вишневских. Прокатила по аллее, где слуги уже зажгли фонари, и остановилась перед парадными дверьми. Глэдис хрюкнула последний раз и проснулась, сонно поправила очки.
– Знаете, пока я тут спала, мне пришла в голову одна презабавнейшая мысль. – Она с тоской посмотрела на сломанный зонтик. – Ладно, ниму Анну приняли за должницу, но меня-то за что хотели заставить мыть полы?
Вопрос повис в воздухе, но он сгладил опасную тишину между нами с Владом.
Дом нас встретил нестройной фортепьянной игрой. Снова и снова кто-то терзал несчастный инструмент, мелодия обрывалась и начиналась заново.
– Благородные нимы обязаны уметь играть на каком-нибудь инструменте! – выйдя из себя из-за нерадивого ученика, громыхнула в гостиной тетка Кло. Мне даже стало интересно, кого она дрессирует, и не предложить ли для наискорейшего обучения одолжить им строгий ошейник? Но когда я вошла в комнату и обнаружила за фортепьяно Пруденс, желание иронизировать пропало начисто.
Тетка обратила на меня грозный взгляд, но когда увидела строгий ошейник, то беззвучно открыла и закрыла рот, потеряв дар речи, что за время с моего возвращения в особняк вообще никогда не случалось.
– Да, – быстро произнесла я, предупреждая расспросы, – это ошейник для собаки. Мы уже отправили записку мастеру. Он приедет через пару часов и снимет его.
– Откуда…
– Я была у Зигмунда Панфри, – внимательно следя за реакцией Пруденс, объявила я.
– Кто такой…
– Ростовщик. Он меня кое с кем перепутал, – встречаясь глазами с настоящей должницей, пояснила я и обратилась к ней: – Пруденс, можно тебя на минуту?
Она отчаянно покраснела и, тихонечко прикрыв крышку рояля, встала. Мы вошли в отцовский кабинет. В молчании я протянула ей свернутую трубочкой расписку. Стараясь не встречаться со мной глазами, она забрала документ дрожащей рукой.
– Этот ошейник надели не на меня, а на тебя, – вымолвила я.
– Мне жаль, – пробормотала она. Светлые волосы, стройная фигура, голубые глаза. Почему мне раньше не приходило в голову, что мы сильно похожи, точно сестрицы?
– Через судебного заступника я выкуплю твой долг. Постарайся, чтобы об этом не узнала тетка, иначе она тебя выгонит.
Мне не хотелось осуждать Пруденс – к порогу ростовщиков счастливая жизнь никого не приводила, но почему-то я все равно вела себя как обвинитель.
– Нима Анна, – остановила она меня. Верно, хотела поблагодарить.
– Я это сделаю не по доброте душевной, – оглянулась я через плечо. – Мне ненавистна одна мысль, что эти люди пришли бы в мой дом.
И вдруг всего на одно короткое мгновение нежное, юное лицо Пруденс потемнело от ненависти.
* * *
Гости собирались, и старый негостеприимный особняк заполнили чужие голоса. Небо с обеда налилось свинцовой тяжестью, быстро смеркалось, и обычно несмелые сумерки раннего вечера обернулись контрастной, яркой темнотой, очерчивающей контуры предметов. Слуги поторопились зажечь огни, и теперь магические фонари трещали в тишине, наполненной предчувствием скорой грозы.
В самый разгар сборов, когда к воротам стали подъезжать первые гости, куда-то запропастилась Глэдис. Вышла на пять минут, чтобы забрать из сейфа в кабинете отца колье, и как сквозь землю провалилась. И если в платье я влезла сама, то застегнуть ряд мелких жемчужных пуговок на спине была не в состоянии.
Придерживая расползающийся лиф рукой, я высунула нос в коридор, надеясь найти кого-нибудь из служанок, но мимо покоев, мелко и быстро перебирая ногами, пронесся только лакей. Меня он не заметил.
– Пимборти! – позвала я, и слуга оглянулся с выражением искреннего недоумения на лице. – Ты Глэдис видел?
Ему понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить вопрос.
– Пока мы все в отчаяние пытались справиться с расстановкой приборов в столовой, ваша помощница неспешно заходила в кабинет сунима Валентина, – без зазрения совести донес он. Тетка Кло, верно, порадовалась бы подобной наблюдательности.
– Пимборти, ты можешь ее из этого кабинета позвать? Или пришли кого-нибудь из девушек помочь мне с платьем.
– Хорошо, нима Анна, – согласился лакей.
Время до моего выхода стремительно таяло, но никто так и не пришел на помощь. Я предприняла очередную отчаянную попытку справиться с норовистыми пуговками самостоятельно, но, сколько бы ни заламывала руки, мелкие жемчужины выскальзывали из-под пальцев, не позволяя вдеть себя в петельки.
Смирившись с поражением, я постучалась в смежную дверь.
– Заходи, Анна, – пригласил Влад.
В комнате витал едва заметный запах мужского благовония, неярко горела магическая лампа, распугивавшая темноту по углам. Влад стоял перед зеркалом и застегивал запонки на белой рубашке. Остановившись в дверях, я натягивала на плечо то и дело сползавший ворот платья и ждала, когда он обратит на меня внимание.
– Ты что-то хотела? – Он поднял голову, поймал мой образ в зеркале и замер. Некоторое время мы рассматривали друг друга через отражение.
– Поможешь мне застегнуть платье? – Вдруг почувствовав нечеловеческую неловкость, я разорвала зрительный контакт.
– Конечно.
Казалось, Влад всю жизнь только и делал, что застегивал длинные пуговичные ряды. Он действовал ловко и аккуратно, но все равно едва заметно дотрагивался пальцами до обнаженной, отчего-то ставшей чувствительной кожи на спине. Эти быстрые, легкие касания творили немыслимые вещи с моим пульсом.
Наконец, последняя пуговка стянула декольте, сладострастная пытка закончилась, и причины оставаться в комнате Влада больше не стало, но я не шелохнулась. Мне хотелось узнать, что же будет дальше. Медленно, словно давая время на отказ, горячие ладони скользнули по моим обнаженным рукам, а потом легли на талию. Через тонкую ткань платья я ощущала, как от них исходит жар.
– Что ты делаешь? – Наверное, мне следовало возмутиться из-за непозволительной дерзости, но голос осел, напитался чувственностью, и вопрос прозвучал как приглашение.
– Совершенно непозволительные вещи…
Кожу защекотало от теплого дыхания. Мягкие губы невесомо прикоснулись к изгибу шеи, заставляя меня затаить дыхание. Казалось, он не поцеловал, а оставил на мне клеймо.
– Влад, – тихо позвала я.
