Инна Георгиева - Гибкий график катастроф
— Конечно огромная! — кивнула Полина.
— И в чем же она состоит?
— Ну… вот если боюсь я — то это осторожность. А если кто-то другой — то трусость, — с ухмылкой пояснила готесса. — Потому я сейчас тихонечко сяду на свой мотоцикл и поеду обратно в город. Подальше от твоего расчудесного и совершенно неадекватного в гневе парня. И совесть, кстати, меня не будет мучить абсолют!..
Знаете, иногда сюрпризы преподносят те, от кого их совсем не ждешь. На сей раз таким человеком-нежданчиком оказался Богдан. Он вышел на крыльцо, оглядел Полину долгим прищуренным взглядом и тяжко вздохнул:
— Боюсь, никуда ты не поедешь.
Полина обернулась:
— С чего бы это?!
— Разве папа тебя не учил, что в состоянии алкогольного опьянения за руль садиться нельзя?
Я хмыкнула: а Богданчик-то, оказывается, коварен! Уж не знаю, откуда он узнал о характере старшего Казакова, но Поля ужасно боялась, что отец застукает ее с «запашком» на мотоцикле. Неудивительно, что она тратила столько денег на такси: нарушение техники безопасности грозило не только лишением транспорта, но и (о, ужас!) трепкой. Именно так: в свои девятнадцать Поля, обладательница восьмого дана в тхэквондо и такой репутации, что маргинальные личности в темных переулках при ее приближении старались как можно скорее выйти из сумрака и скрыться в неизвестном направлении, боялась получить ремнем по заднице.
— Я почти ничего не пила! — возмутилась она.
— Ноль пять крепкого пива, между прочим, — усмехнулся Богдан. — Это совсем не «ничего»!
Я мысленно присвистнула: вот же паразит! Он ведь сам ей это пиво и предложил.
— Для меня ноль пять — мелочи! — прошипела Полина, и тут, надо признать, она не солгала: организм готессы был крайне малочувствителен к алкоголю. Я почти уверена, что ее предки состояли частично из финнов, а частично из вечно замерзающих жителей Сибири. Ну из тех, кого американцы обычно изображают в ушанках, телогрейках и верхом на медведях. А еще — с бутылкой водки, потому что только с ее помощью человек может оседлать здоровенного хищника, распевая при этом российскую версию «Oh, happy day». Количество спирта, которое Полина потребляла в год, могло дать фору центральной городской больнице Нью-Йорка, причем, я сейчас говорю о спирте в чистом виде, а не о слабеньких коктейлях из сока и тоника. Но подруга действительно от этого особо не страдала. Если, конечно, не считать похмелья, которое бывало довольно мучительным, хотя и редким наказанием. Ну и выволочек от папеньки.
Богдан улыбнулся, слушая Полинкино ворчание, но остался непреклонен.
— Не сопротивляйся, кошечка, — проворковал он. — Идем лучше спать.
— Спать?! — изогнула бровь подруга. — А ты это заслужил? Придумал мне подарок на День святого Валентина или опять какие-то духи притащишь?! Учти, я тебя их выпить заставлю!
— Конечно придумал, — фыркнул парень, перебивая грозный поток обещаний. И добавил серьезным тоном. — А ты?
— Что — я? — не поняла девушка.
— Ты придумала, как меня поздравишь? День Валентина — праздник для двоих, — пояснил дизайнер. — На какой подарок могу рассчитывать я?
— Ева! — в поисках поддержки обернулась ко мне обескураженная готесса. — Ты слышала, что сказал твой брат?! Я должна ему что-то дарить, представляешь?! Скажи ему, что это — бред! Женщина делает подарок своему избраннику уже тем, что соглашается быть рядом с ним!
— Прости, Полечка, — развела я руками, — но Богдан говорит правильно. Это же День влюбленных, а не день рождения. Тут нужна взаимность. И потом: у нас вроде как равноправие полов, разве нет?
— Феминистка, блин! — недовольно рыкнула готесса. — И что, ты уже придумала подарок Алексу?!
— Ну типа того…
Богдан демонстративно насупился:
— А ты мне — нет?!
Готесса сглотнула, окинула его взглядом с головы до пят, прикинула перспективы и шагнула к ступеням:
— Знаешь, я тут пораскинула мозгами… идем, наверное, спать, а?
Мне пришлось зайтись кашлем, чтобы скрыть смех. Вот же Богдан! Вот же сукин сын! В который раз восхищаюсь его талантом. Так изящно и ловко обыграть Полину — да если бы он с таким же мастерством создавал свои дизайны, давно бы обогнал в популярности Жан-Анри Янсена! [3]
Полина бросила на меня хмурый взгляд (ну да, не стоило, наверное, так громко кашлять — уж она-то отлично знала мою медкарту и то, что бронхитом я не страдала) и следом за Богданом вошла в дом. А потом дверь отворилась вновь и на пороге появился Алекс. Он покосился через плечо на тихо ругающихся (но при этом так мило держащихся за руки) Богдана с Полиной и бесшумной походкой направился ко мне.
— Привет, — шепнул так, что бабочки в моем животе запорхали как сумасшедшие. Я слабо улыбнулась в ответ, но тут же одумалась, вспомнив, что мы с ним совсем недавно поругались и он еще не вымолил мое прощение (ха-ха, как будто этот гаденыш собирался меня умолять!). — Все еще злишься? — догадливо улыбнулся. Я выразительно нахохлилась. Шурик хмыкнул. — А так?
И, обхватив меня за талию, притянул к себе и поцеловал. Я просто задохнулась от неожиданности и негодования. Да-да! Именно поэтому я и не отпрыгнула назад, не отвернулась или хотя бы не промычала что-то протестующее в попытке его остановить. Я была слишком взволнована и обескуражена! А уж никак не очарована и захвачена этим дурацким чувством всепоглощающего счастья, которое всегда приходит, когда губы Алекса касаются моих собственных. И, конечно, в моей голове просто не могла пронестись мысль о том, что я скорее отгрызу собственную руку, чем откажу себе в удовольствии обнять его в ответ.
Закончился поцелуй не то чтобы слишком быстро (я вообще-то начала задыхаться, но держалась бы до последнего), но как-то неожиданно. Хотя мне в тот момент что угодно могло показаться неожиданным: например, то, что на дворе был февраль и что мои волосы, кажется, уже начали покрываться инеем.
Подумав, Шурик стянул с себя шарф и несколько раз обернул его вокруг моей шеи. Материи хватило даже на то, чтобы утеплить челюсть, что он и сделал с моего молчаливого согласия. Вообще-то я как раз размышляла о том, что он слишком самонадеян, если думает, что один поцелуй изменит мое отношение, а вовсе не наслаждалась ролью куклы Барби, как могло показаться стороннему наблюдателю, но с шарфом и правда было теплее.
— Как ты съездил? — спросила, чтобы не стоять немым столбиком и не заглядываться, как полоумная, на его губы (мягкие, настойчивые, сладкие, но кому какое дело?).
— Нормально, — пожал плечами Алекс и бросил настороженный взгляд по сторонам. — Мы кого-то ждем?
— Только тебя, — брякнула я первое, что пришло в голову, но его такой ответ, кажется, удовлетворил. Во всяком случае, он ступил ближе и расстегнул молнию на куртке.
— Ну вот я здесь. Может, зайдем в дом, пока ты совсем не окоченела? — и приглашающе распахнул полы одежки.
Я мысленно обозвала себя слабым человеком, но просто не смогла отказаться.
— Да, стоило бы, — кивнула, прижимаясь к его груди и обнимая руками за талию.
Шурик тихонько вздохнул, «схлопывая» крылья курточки за моей спиной:
— Знаешь, где я сегодня был?
Я подняла глаза.
— Нет, — и добавила, криво улыбнувшись: — Я ведь не посылала Азриэля за тобой следить.
Он хохотнул в ответ, но затем снова принял серьезный вид.
— Я объехал еще два кладбища, на которых покопался наш некромант.
— Нашел что-нибудь интересное?
— Возможно, — задумчиво кивнул Алекс и замолчал. Я немного подождала, давая ему возможность оформить мысль (хотя в глубине души уже поняла, что он снова перешел в режим «повышенной секретности», от которого в последнее время меня уже буквально тошнило), и не выдержала:
— Ну и?!
Шурик снова опустил на меня глаза, но теперь в его взгляде появилось нечто колючее и цепкое.
— Чья это «ауди» только что выехала со двора? — очень вовремя спросил он нарочито равнодушным тоном.
Я сглотнула. А ведь мысли о Юлиане почти выпорхнули из моей головы…
В общем, надо было сказать правду. Ведь все равно же узнает! Не я признаюсь, так мама или Полина, или… да кто угодно из свидетелей! А чистосердечное признание — Алекс сам это говорил — снимает половину вины. Если бы, конечно, на мне была какая-то вина, потому что лично я себя виноватой не считала. Юлиан приехал не по моему приглашению, так почему же я не могла честно об этом сказать?
А я вам объясню почему: потому что откровенничать легко из бункера! Ну или из подводной лодки, на худой конец: чтобы крикнуть правду, задраить люки и: «Глубокое погружение!!»
