Айгуль Иксанова - Улицы Севильи
— Давайте пройдемся, Мария Семеновна! — предложила Олеся матери. — Нам надо поговорить!
— Мы уже все сказали друг другу, о чем еще говорить! — недовольно вздохнула мать.
— Хотя бы о том, как нам жить дальше, — резко ответила Олеся. — Идемте!
И они вместе пошли по пляжу: худенькая, затянутая в белые бриджи Галина, с собранными в «конский хвост» волосами, так непохожая на прежнюю Олесю, и Мария Семеновна, невысокая, уже немолодая женщина, потерявшая интерес к жизни после смерти любимой дочери.
Они шли молча, пока наконец Мария Семеновна первой не нарушила молчания:
— Я все понимаю, Галя, вы неплохая женщина, может быть, даже замечательная. Вижу, что Андрей любит вас, да и вы его тоже. Но и вы поймите меня. Я потеряла дочь, а Сашенька — мать, и никто нам больше не нужен, кроме нашей Олеси. Понимаете вы это? Вы можете быть хоть золотой, но вы не сможете заменить ее мне! Почему же я должна позволить вам заменить Сашеньке мать? Я думаю иногда: все бы отдала, чтобы вернуть мою девочку. Она была такая молодая, такая способная, почему она должна была умереть? Как вы думаете, разве это правильно, когда дети умирают, а старики продолжают жить?
— Нет, неправильно, — согласилась Олеся, и ей снова стало жалко и мать, и себя.
— Так чего же вы хотите?
Женщины поднялись на небольшой деревянный причал и пошли вперед.
— Заменить вам дочь, — решительно сказала Олеся.
— Это невозможно, — мать грустно усмехнулась.
— А я думаю, возможно. — Олеся остановилась и твердо посмотрела ей в глаза. — Ты так и не узнаешь меня, мама? — тихо спросила она.
— Что?! — в глазах матери отразилось недоумение.
— Только прошу, тише, никто не знает и не должен знать. Только Андрей и ты, мама…
— Не знает о чем? — Мать начала терять терпение. — Что вы хотите сказать? И почему вы называете меня мамой?!
Олеся грустно улыбнулась чужой улыбкой.
— Ты помнишь, мама, когда мне исполнялось десять лет, ты заказала красивый торт с моим именем, а я уронила на него банку с огурцами? А помнишь, когда родилась Сашка, как ты от радости кинулась целовать доктора, и он не знал, куда деваться? Или когда пришла эта твоя сумасшедшая Иллария Павловна и принялась сватать меня за своего сына, а я не могла сдержаться и смеялась почти до истерики? Ты помнишь все это, мама?
— Что вы говорите! Да вы с ума сошли! — Мать с негодованием отшатнулась от нее. — Вы с Андреем совсем голову потеряли! Он рассказал вам все это, и теперь вы пытаетесь выдать себя за Олесю! Думаете, я сумасшедшая и могу не узнать свою дочь? Немедленно прекратите и не смейте больше никогда!.. Слышите?
Мать повернулась и стремительно двинулась обратно. Олеся догнала ее.
— Подожди! — Она сжала плечо матери. — Я понимаю, меня невозможно узнать. У меня другое лицо, другой голос, другая фигура, другое имя. У меня не осталось ничего. И тем не менее Андрей узнал меня. И Лана узнала. Только ты, мама, не веришь, а ведь должно было быть наоборот. Ты думаешь, Андрей рассказал мне все это? Хорошо, спрашивай. Спрашивай о чем угодно: о моем детстве, о тебе, об отце, о родственниках, спрашивай о том, что было задолго до появления Андрея в моей жизни. Спроси о том, о чем я никогда не рассказывала и не расскажу ему — о Димке, о нашей поездке в Крым, о том, как долго я выбирала между ними, и о том, почему в итоге выбрала Андрея. Спроси о том, как я сбежала в детстве из дома, вели описать во всех подробностях нашу старую квартиру, квартиру бабушки, ее дачу! Спрашивай, я не боюсь! Воспоминания — это все, что мне осталось, поэтому я помню каждую минуту моей прежней жизни. А помнишь, когда я однажды спросила тебя о самом тяжелом моменте в твоей жизни? Ты вспомнила о моем литературном конкурсе, когда меня несправедливо вышибли из тройки призеров, и как ты плакала тогда. А я сказала, что это ерунда и все призеры дураки и не заслуживают своих наград. Помнишь? — Слеза побежала по щеке Олеси, и она не успела вовремя смахнуть ее.
— Олеся? Олеся… Дочка… — Мать не могла поверить услышанному, но и не верить уже тоже было невозможно. — Что они с тобой сделали?..
— Все в порядке. Я привыкла. Не бросай меня! — Олеся обняла мать.
Женщины стояли обнявшись, плечи их вздрагивали от рыданий, они плакали и плакали и никак не могли остановиться.
— А как же Сашка? — всхлипывала Олеся. — Ей-то нельзя будет сказать еще лет пять как минимум…
— Ничего, она ребенок. Я смогу ее убедить. Она полюбит тебя. Виданное ли дело — не любить мать!
— А если нет?
— Не бойся. Мы все устроим. Никто тебя больше не обидит. Бедная моя доченька… Мы вернем тебе все, что ты потеряла.
— Кроме внешности, кроме имени, — прошептала Олеся.
— Не имя, так хоть фамилию. А внешность у тебя ничего. Сейчас все себя меняют. Дмитрий-то видел тебя?
— Конечно. Он это все и устроил. Ему понравилось, — Олеся улыбнулась.
— Значит и нам понравится. И ты привыкнешь.
— Надеюсь. Пойдем, а то мы уже выглядим подозрительно. — Олеся потянула мать за рукав.
— Да здесь же нет никого! Дай, я обниму тебя еще раз!
— Ты только так не волнуйся, а то еще инфаркт будет!
— С вами будет! — Мать крепко прижала к себе Олесю. — Слава Богу, слава Богу… — бормотала она.
Больше у Насти не было возможности наблюдать судьбу Олеси в Книге книг.
Слишком многое отвлекало ее внимание, и в частности — наиболее сложный урок, главная часть ее обучения.
Учитель и Настя медленно брели по пустыне, в последнее время их уроки все чаще проходили на таких прогулках, все реже пользовались они Книгой книг и трудами ученых мудрецов.
— О чем мы поговорим сегодня? — спросила Настя, вдыхая прохладный воздух ночной пустыни.
У нее на глазах солнце только что опустилось за линию горизонта, так быстро, что она наблюдала его движение — чудо, которое можно увидеть только здесь.
— Я научил тебя почти всему, что знал сам. Теперь, пожалуй, пора поговорить и о главном. О судьбе. О жизненном пути, который есть у каждого из нас. О том, почему ты пришла и я ждал тебя, о том, почему ты ищешь Севилью, о том, почему тебя никто не остановил, о том, почему с тобой ничего не случилось. Что интересует тебя в вопросах судьбы?
— То же, что и всех, — ответила девочка. — Можем ли мы изменить свою судьбу или же она предначертана нам свыше? Если бы я не пошла в тот день искать Севилью, попала ли бы я сюда? Если я стану вести себя неправильно, изменится ли в моей жизни хоть что-то? Похожа ли наша жизнь на дорогу, где мы можем выбрать направление, свернуть в переулок, пойти не по тому пути?
— Боюсь, нам все же придется вернуться и заглянуть в Книгу книг. Прямо сейчас есть замечательный пример. Потом мы продолжим нашу прогулку, но тебе нельзя пропустить этой истории, — сказал Учитель.
И они повернули назад, они уже почти бежали к хижине, дабы не опоздать к началу нового необычного спектакля.
— Найди сама! — предложил Учитель, протягивая девочке книгу.
Настя уверенно, без всяких колебаний открыла ее на сто пятьдесят второй странице.
Книга книг. Страница 152Молодая высокая блондинка, элегантная, в брюках защитного цвета и таком же топе, удивительно сочетающимися с ее серо-зелеными глазами, расставляла вазы с цветами в витрине своего небольшого магазинчика, расположенного в одном из многочисленных переулков Рима, и ворчала на отсутствие покупателей.
— Мама! Мама, ты здесь?! — раздался крик, и рядом с ней возникла физиономия ее дочери, обрамленная черными кудряшками, как всегда непричесанными, и женщина поняла, что дочка снова плакала: на щеках девочки явно виднелись следы недавних слез.
— Что опять? — сурово спросила она.
— Мне нужно тебе что-то сказать!
— Хорошо.
Они прошли к внутренней двери магазина.
— Анна, куда ты? — крикнула ей молодая продавщица.
— Я сейчас! — ответила Анна, подталкивая дочь к выходу. Они прошли по коридору в небольшую кухню, Анна налила дочери соку в бокал и устало опустилась на стул рядом с ней.
— Что? — вздохнула она. — Почему ты опять ревела?
— Кто мой отец? — решительно спросила ее десятилетняя девочка. — На этот раз ты мне ответишь. Не может быть, чтобы у меня не было отца! У всех есть! Меня все спрашивают, и все смеются надо мной. А я даже не знаю, кто он! И не говори мне, что он умер!
— Как ты мне надоела! — Анна сердито взглянула на дочь: сколько можно мучить ее этими расспросами!
— И кто же он? — упрямо повторила девочка. — Я от тебя не отстану! Кто он? Кто он? Кто он?
— Антонио Дзанотто, — устало произнесла Анна. — Я даже назвала тебя в честь него. Я его очень любила. Но он предпочел свою карьеру. Ты довольна?
— Антонио Дзанотто? Певец? Ты серьезно?! Вот здорово! У меня такой папа, и ты молчала! Я же его обожаю, спасибо, мама, ты замечательная! — озвучив миллионную долю переполнявшей ее благодарности, маленькая Антония выбежала из кухни, потом, вдруг вернувшись, крикнула: — Как же я сама не догадалась! Я ведь так похожа на него! Мне даже говорили! — И она убежала, а Анна стояла и усмехалась над этой своей выдумкой и нелепым совпадением. Странно, но дочка действительно похожа на Антонио, хотя она не имела к нему никакого отношения!
