Алексей Котов - Чудо ты мое, зеленоглазое
— Может быть, — снова легко согласился Витька и показал на застывшего в дверях кухни Петровича. — Только постарайся понять, что к нему уже тридцать лет, люди в очередь за котятами выстраиваются!
— Ну и что?
— А то, что любой бизнес создается на вызывающем доверие имени. Петровичу верят, понимаешь?!.. И те тридцать лет, что ему верят, не сможет создать ни одна реклама в мире.
— Но это же только кошки, Вить!.. Глупо же!
— Значит, кошек продавать глупо?
— Особенно в мешках, — продолжала издеваться Лена.
Петрович покраснел как мальчишка. Ему было очень стыдно и он боялся, что Лена спросит его о том, как хитроумному Витьке удалось одурачить старика. Оправдываться Петрович не умел.
Спор продолжался и за ужином, а потом и в постели. Лена постепенно уступала спокойной настойчивости Витьки, сдавая одну позицию за другой.
— Я за котами по улице бегать не буду!
— А бегать и не надо, — мягко пояснял Витька. — Коты к нам сами придут. А мы будем отобрать только черных.
— И отбирать не буду!..
— Ладно, я сам.
— Котолов!
— Не хочешь — не надо! — вдруг заявил Витька.
Он отвернулся к стене.
Откровенно говоря, Лена недолюбливала своего мужа не только за характер, но и умение убеждать. Женщину раздражала даже сама манера Витьки делать это: он говорил просто, убедительно и в то же время спокойно и напористо. Очень часто Лена продолжала стоять на своем только из принципа. Но даже тогда хитрый Витька находил выход: он внезапно замолкал и с самым безразличным видом принимался рассматривать потолок, если спор происходил в постели, или собственную растопыренную пятерню, в том случае, если спор происходил где-то еще. Витька очень хорошо знал слабость Лены и беззастенчиво ею пользовался. Не закончив спор и не придя ни к чему определенному, Лена не могла уснуть или заняться делами. Коварный способ не дал осечки и на этот раз.
— Ты что молчишь?! — Лена была слишком разгорячена спором. Она толкнула мужа в бок. — Говори же, ну?!..
— Отстань!
Теплый бок Витьки приятно грел бедро женщины. От мужа пахло дорогим одеколоном и сигаретами. Большая, мускулистая рука лежала поверх одеяла и плавно колыхалась в такт дыханию.
Женщина прильнула к Витьке:
— Вить, а Вить, — ласково прошептала она. — Не молчи, пожалуйста, а?..
Лена уткнулась носом в плечо Витьки и тихо засмеялась.
Потом прижалась она к нему покрепче и спросила:
— Вить, ты действительно во все это веришь?
— Да.
— Ну, тогда я не знаю… — Лена погладила мужа по плечу. — Вообще-то, можно и попробовать.
— Согласна, что ли?
— Ты же все равно не отвяжешься, — голос Лены дрогнул от плохо скрытой нежности. — Я тебя знаю…
— Ты яснее выражайся, пожалуйста.
— На все я согласная!!.. — что было силы крикнула Лена.
— Не ори, Петровича разбудишь, — Витька протяжно зевнул. — А теперь давай спать. Завтра нам рано вставать.
Лена долго, с тайной надеждой, рассматривала широкую спину мужа. Витька тихо сопел. Через минуту, прикусив от обиды нижнюю губу Лена, резко отвернулась от мужа.
«Ах ты, проходимец!.. — с отчаянной злостью подумала женщина. — А вот никуда я с тобой завтра не поеду! В деревню сбегу. И развод, развод к чертовой матери!!.. Я, кажется, тебе обещала дом оставить? А вот фигушки тебе, а не дом! И на алименты тоже подам — плати-ка, голубчик!.. Огород, и тот по количеству едоков поделю — на четыре части. Вот и паши на своих десяти сотках, философ!.. Подожди, интриган, ты еще у меня не так запоешь!»
Сон приходил медленно и неохотно.
Лена представила довольно живописную картину будущего раздела огорода. По свежевспаханной земле ходил человек в черной, судейской мантии с большим, агрономическим треугольником. Закончив необходимые измерения, судья что-то подсчитал в записной книжке и спросил: «Первая доля кому?» — «Мне!» — тут же выкрикнула Лена. «Так, очень хорошо, — судья что-то отметил в записной книжке и продолжил. — А вторая доля кому?» — «Тоже мне!» — радостно сообщила Лена. Рядом с судьей стоял, оставшийся в одних трусах после раздела имущества, Витька. Он жалобно выпрашивал у него пару-тройку лишних метров. Но судья был строг и крайне язвителен в своих замечаниях.
Лене стало легче. Она успокоилась и, наконец, уснула.
Глава 11
Утром Витька протянул Петровичу распечатанное письмо.
— На объявление откликнулись, — пояснил он. — На столе еще одно лежит, но туда я сам позже схожу. А в этом срочно зайти просят.
Старик кивнул. Витька ободряюще улыбнулся и пошел будить жену.
Деревенская жизнь научила Лену вставать в пять часов утра без всякого будильника. Даже в гостях у Петровича она просыпалась точно в это же время. Ей стоило не малого труда забыться снова и дремать до курортных восьми часов. Вторая, добавочная половина сна, была сладкой и воздушной, как пирожное.
Витька подошел ближе и невольно залюбовался. Поза спящей женщины была вызывающе сексуальной. Одеяло сползло к ногам Лены и под тонкой, ночной рубашкой легко угадывались контуры молодого, изящного и сильного тела. Красивое лицо женщины казалось спокойным и умиротворенным.
Витька сглотнул слюну.
«Только попробуй тронуть, — подумала притаившаяся Лена. — Сразу по физиономии получишь!..»
Ее желание отомстить мужу за вчерашнее безразличие было по-настоящему глубоким и искренним. Витька с трудом справился с охватившей его истомой. Стараясь не смотреть на жену, он тихо позвал:
— Лен, вставай… Пора!
Лена оторвала голову от подушки и простодушно взглянула на мужа.
Витька улыбнулся.
— Пора ехать.
Он вышел.
Через полчаса, лениво переругиваясь, семейная пара отбыла на охоту. Загруженный всем необходимым «Москвич»-пикап выехал за ворота и прибавил скорость.
— Навязался на мою голову! — ворчала Лена на Витьку. — И когда ты только от меня отстанешь?
— После развода.
— Да скорей бы уж!..
Через час Петрович сделал все необходимые утренние дела и, привалившись спиной к кроличьим клеткам, достал из кармана оставленное племянником письмо. Указанный в нем адрес был не столь уж далеким — минут двадцать езды на автобусе без пересадки.
Но старик не спешил. По пути он зашел к Светлане и долго, обстоятельно беседовал с дочерью. Света немного всплакнула. Старик был настойчив и, в конце концов, дочь согласилась на переезд в деревню.
— Не горюй, — ободрил Петрович дочь. — Мы с Витькой тебе и нового мужа найдем. Только ты родителям Сергея ничего не говори. Они люди хорошие и расставаться с внуками им будет тяжело.
— Жалко их… — согласилась Света.
Петрович вздохнул.
— Эх, Светка, да будь моя воля, я бы и их с собой взял! Три внучка да три старичка, чем не жизнь, а?..
Указанный в письме адрес Петрович нашел не сразу. Только обстоятельно расспросив прохожих, он вышел к старому, двухэтажному бараку с облупившейся штукатуркой.
— Так ведь не жилой он уже, дом-то этот, — пояснила Петровичу словоохотливая женщина с авоськой. — Сносить его будут. Жильцы еще два дня назад съехали.
Петрович растерянно посмотрел на бумажку с адресом.
— А вам кто нужен? — поинтересовалась женщина.
— Да на объявление откликнулись, — Петрович зачем-то показал женщине письмо. — Я за кошкой пришел…
— Вам, наверное, к старухе Ченцовой нужно, — немного подумав, сказала женщина. — Вы зайдите в дом, может быть она еще там. Говорят, старуха переезжать не хотела. Все ждала кого-то…
Женщина заторопилась и ушла. Петрович немного потоптался на месте и нерешительно направился к дому.
Темные, лишенные штор и другого видимого уюта, окна здания казались холодными и безжизненными. Дом чем-то напоминал Петровичу брошенную диспетчерскую. Чисто внешне оба здания отличались довольно сильно, но между ними словно существовала какая-то странная, неуловимая схожесть в неподвижности теней и стоящей вокруг нежилой, мертвой тишине.
Нужная Петровичу квартира находилась на втором этаже. Он поднялся по деревянной, скрипучей лестнице и остановился перед полуоткрытой дверью с цифрой «4».
«Сидоровым — 1 зв., Мкртчянам — 2 зв., Ченцовой — 3 зв.» — прочитал Петрович на табличке возле кнопки звонка. Он трижды нажал кнопку. Звонок не работал.
Старик осторожно толкнул дверь. В коридоре было грязно и неуютно. На полу, как это часто бывает при переезде, лежало множество брошенных, уже не ненужных в новой жизни вещей: старый будильник, кукла с неживыми глазами, тряпки, распотрошенный матрас и прочий мусор.
Две комнаты были пусты. Осторожно переступая через хлам, Петрович приблизился к третьей, закрытой двери. Он уже протянул было руку, как вдруг дверь, скрипнув, открылась сама.
Третья, последняя комната была меньше остальных. С левой стороны от окна стоял круглый стол, с другой высокий, старомодный шкаф. Ближе к двери разместился диван, а напротив него кровать. На кровати, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, сидела старуха. Из-за давно нечесаных волос на Петровича смотрели тусклые, не мигающие глаза. Поверх одеяла лежали длинные, высохшие, покрытые темными пигментными пятнами руки старухи. Кончики пальцев слегка подрагивали. Если бы не это едва заметное движение, Петрович посчитал старуху мертвой.
