Марина Ефиминюк - Наследница
– Съешьте зимнюю клубнику, – произношу я. – Она не особенно вкусная, но выращена в теплицах лично Его Величеством. Знаете, на старости лет садоводство его стало волновать больше, чем управление королевством.
Не найдя, что еще сказать, я решаю уйти.
– Как банально, – вдруг произносит он, – оценивать размер благодарности золотыми.
– Простите? – Я удивленно оглядываюсь.
– Искреннего «спасибо» было бы вполне достаточно.
– Вы меня отчитываете?!
Щеки вспыхивают. Я абсолютно уверена, что испытываю слишком много драгоценных эмоций по отношению к незнакомцу и злюсь еще больше.
– Так сколько стоит жизнь единственной наследницы дома Вишневских? – Не могу поверить, но он действительно насмехается над моей попыткой выглядеть щедрой и благодарной.
– Здесь хватит даже вашим внукам, – сухо отвечаю я, – а если они сэкономят, то и правнукам.
– Вот как? – Наверное, Владу смешно, что я небрежно ношу в ридикюле целое состояние, и от ироничного любопытства в его глазах мне становится досадно.
– Вам мало, суним Горский? Парочки золотых рудников на юге Алмерии будет достаточно?
– Я хочу большего.
Кто бы сомневался? Проклятый шантажист.
– Что именно вы хотите? Излагайте. Сегодня хорошая погода, по этому случаю я сговорчивая.
– Тебя. – От прямого взгляда у меня бегут по спине мурашки.
Никто и никогда не был со мной столь пугающе честен. Это почти отталкивает… И вызывает любопытство.
– Суним Горский, кажется, вы повредили себе голову, когда останавливали лошадь. – Я пытаюсь выглядеть не ошеломленной, а насмешливой, но получается не ахти. – В нашем контракте я не предмет сделки.
– Поспорим, Анна? – говорит он.
Каре-зеленые глаза смеются, и я не пойму, серьезен ли он или издевается, но все равно попадаю под странное магическое притяжение его взгляда. Я перед Владиславом Горским, способным остановить лошадь, как мышь перед королевской коброй.
– О чем спор?
– Через месяц, Анна, ты влюбишься в меня настолько, что будешь готова кинуться в Эльбу от одной мысли о расставании.
Мне смешно.
– А если проиграете вы, суним Горский, то через месяц сами броситесь в Эльбу. Договорились? – Я подчеркнуто говорю ему «вы», указывая, что не собираюсь стягивать пропасть официального обращения.
– Хорошо. – Он протягивает руку, морщится от боли, но все равно ждет, когда я сделаю ответный жест.
Мне нравится, что его ладонь сухая и теплая, а рукопожатие – крепкое. Наши пальцы в замке, но он не позволяет мне их разомкнуть. Неслыханная дерзость!
– На вашем месте, суним Горский, я бы уже вызывала поверенного и писала завещание. – Я все-таки освобождаю руку.
– Ты настолько уверена в себе?
– Абсолютно. Вы не в моем вкусе. Не выношу жадных до денег, расчетливых альфонсов…
Видение оборвалось, и, вернувшись в реальность, я обнаружила, что Влад проснулся и внимательно разглядывал меня. Стало ужасно неловко, что, не спрашивая разрешения, я своровала у него бесценный кусочек прошлого.
Он тихо вымолвил:
– Привет.
– Почему я в твоей кровати?
– Ты заявила, что твоя слишком жесткая.
– Почему ты не ушел на мою половину?
– Не захотел, твоя кровать действительно жесткая. И знаешь что?
Я изогнула брови, давая понять, что внимательно его слушаю. Казалось, Влад хотел узнать, что мне удалось увидеть в его воспоминаниях…
– От тебя ужасно пахнет, – сказал он.
– Да ты… – задохнулась я от возмущения и с такой проворностью скатилась с кровати, что шлепнулась на пол. В голове точно взорвалась магическая бомба с колючками.
– Ты в порядке? – в голосе Влада звучал смех.
– Типичная сволочь! – искренне выругалась я и, кое-как поднявшись, отчаянно шлепая босыми пятками по полу, прошагала в туалетную комнату. Шарахнула дверью с таким грохотом, что, вероятно, перебудила половину дома.
К моему огромному изумлению на подушке, подложив под щеку сложенные ладошки, в медной ванной сладко похрапывала Глэдис.
Глава 4
Найти Зигмунда Панфри
«…Вечеринка в честь возвращения наследницы получилась суматошная. Ты помнишь ниму Побельскую? Она весьма точно заметила, что Вишневские выглядели так, будто у них в доме посреди вечеринки обнаружился труп, и они пытались скрыть его от гостей. С другой стороны, высшего класса от бывшей гувернантки ждать не приходилось. Или Ева служила дуэньей при наследнице? Кстати, об Анне. Она выглядит совсем неплохо для девицы, которую месяц назад почти похоронили, но ведет совершенно непозволительный образ жизни. На прием она явилась под руки с двумя холостяками, Владиславом Горским и Кастаном Стоммой. Хотя, я должна признать, что, глядя на них, сама бы рискнула идеальным реноме. Они стали самым приятным моментом в той безвкусной вечеринке. Впрочем, приглашения из бархатистой бумаги и крекеры с креветочным паштетом оказались весьма неплохи…»
Из письма неизвестной сплетницы к ее подруге, желавшей узнать подробности приема, прошедшего в доме Вишневских.
Сидя на жестком стуле с выгнутой спинкой, я разглядывала комнату для особых покупателей в лавке канцелярских товаров и не могла избавиться от мысли, что она до боли напоминала будуар, разве что кровати не хватало. На окнах фалдами спускались серебристые занавески, пол устилал овальный островок ворсистого ковра со сложным рисунком, в углу стояла бамбуковая ширма, а на потолке висела вычурная люстра на десять плафонов, похожих на нераспустившиеся цветочные венчики.
На столике, разделявшем нас с Евой, веером лежали образцы белой бумаги различной фактуры. С серьезным видом, плохо сочетавшимся с нашим бесполезным занятием, мачеха сравнивала две одинаково кипенно-белые карточки.
– Анна, тебе больше нравится цвет «белой звезды» или «кипенно-белый»?
У меня невольно вырвался издевательский смешок.
– Ты действительно пытаешься выбрать из двух белых листов тот, который белее? Они абсолютно одинаковые.
– Между прочим, белый – это твой любимый цвет! – отрезала она, с раздражением отбрасывая карточки на стол, и добавила с многозначительным намеком: – Или ты об этом тоже забыла?
– На самом деле, мой любимый цвет – синий, – не моргнув глазом, соврала я.
– Тогда почему ты об этом никогда не говорила?
– Потому что ты предпочитаешь синие наряды.
У Евы вытянулось лицо.
– Надеюсь, я тебя не обидела? – с невинным видом уточнила я.
Некоторое время мы пристально рассматривали друг друга, словно играли в детские «гляделки». Кто первым сдастся и отведет взгляд? Ева сдалась. Отвернулась, нарочито расправила невидимую складку на юбке и вдруг спросила:
– Ты действительно собралась замуж за Владислава Горского?
– Да, – кивнула я. – Он умен, хорош собой и спас мне жизнь.
– Много ли ты о нем знаешь?
– Видимо, много знаешь ты, – изогнула я бровь.
– Достаточно, чтобы завести этот во всех отношениях нелепый разговор. Я видела его досье у твоего покойного отца. Поверь мне, Владислав Горский – тебе не пара. Удивительно, почему это самое досье не видела ты сама.
– Он тебе не нравится? – спросила я с милой, наверняка, сбивавшей с толку улыбкой. – Или, наоборот… слишком нравится?
Ева могла бы разозлиться на глупое обвинение, но неожиданно в ее лице мелькнул совершенно неправильный испуг. В воздухе внезапно сгустилось напряжение, а я, к собственному изумлению, осознала, что нестерпимо ревную Влада к красивой, холеной женщине, позволявшей себе кидать на него тайные, мучительные взгляды.
– Ева, ты меня пугаешь, – полушутя вымолвила я. – Откровенно говоря, я тебя просто провоцировала из-за дурного настроения, но ты…
Поругаться нам не дал появившийся в комнате хозяин лавки, юркий усатый тип, похожий на клерка, с черными нарукавниками, надетыми поверх идеально отглаженной белой рубашки. Он принес очередной кусок мелованного белого картона, не отличавшегося от остальных ровным счетом ничем.
С важным видом торговец положил бумагу на столик рядышком с остальными идеально белыми листами.
– Специально для нимы Вишневской! Бумага из Неаля, единственный образец на всю Алмерию! Ровнейший белый цвет! Сравните!
– Не вижу никакой разницы.
– Разница очевидна, – оскорбился тор-говец.
