Попал! В хорошие руки. Лазейка-портал (СИ) - Риш Мартиша

— Потяните за ткань платья. Иллюзия разорвется и непременно сгорит. Не забудьте, за завтра намечено человеческое жертвоприношение. Нужно успеть все устроить.

Где-то там, за стеной, загудела машина. Я бросилась на этот зов точно так же, как охотничья собака прибегает по сигналу свистка, нагнулась и пробралась в узкую щёлку. Кругом машины, суета, люди идут. Запомнить бы это место, чтоб вернутся обратно. Или не стоит?

Глва 10

Светлана Ивановна

Я побежала по улице, город еще не спит, всюду машины, прохожие, горят фонари и на часах уже четыре часа не то ночи, не то утра. Петербуржское серое утро полное сумрака и особого волшебства. Бедная моя семья! Бедная моя доченька, что она сегодня пережила! Я завернула под арку, нырнула в свой двор. Здесь так мало места, машины стоят, тесно прижавшись друг к другу, будто лошади на коновязи. Благо среди них нет ни полиции, ни скорой. Может, уже уехали? Бедный мой Ванька, что он думает обо мне!

Узкая дверь, привычная мгла парадной, мигающая лампочка под потолком, потускневший витраж тонкой работы, старинный камин здесь же, в углу. Морок я с себя стянула прямо у ступеней. Теперь на мне только обычное платье, не короткое и не длинное. Чем оно так не понравилось Оскару — понятия не имею.

Лифт не работает последние лет пятьдесят — сущая мелочь по сравнению с тем, сколько лет он безупречно трудился до этого. Имеет теперь полное право сидеть в своей клетке, как попугай. Я взбежала по лестнице на второй этаж, достала по привычке ключ, лучше было, наверное, позвонить в звонок. Ну что уж, теперь-то? Едва попала ключом в замочную скважину, повернула с усилием. Для этого пришлось иезуитским способом опустить ручку. Сколько лет прошу Ваньку что-нибудь с этим сделать, а ему всё равно, только обещает поправить. Глупости, какие же это все глупости!

Открыла дверь, в квартире пугающая тишина. Пусто, совсем пусто, нет никого! Может, пишут заявление в отделе. Шагнула вперёд, запнулась о дочкины туфли. Она в них сегодня в школе была. А вон и Ванькины башмаки. Они что, не искали меня? Почему так? Да нет, быть этого не может, меня в семье любят. Точно любят!

Я бросила на пол сумку, толкнула дверь дочкиной спальни. Спит, зайка моя, вытянулась на постели, раскидала руки в разные стороны так, как будто она совсем ребенок. И что мы будем с ней делать, когда выдадим заму? — в который раз подумалось мне, — Ведь зашибет мужа своим тонюсеньким кулачком, будет обидно! Хоть пеленай ее! А, впрочем, пускай этим занимается муж.

Фух, главное — Анька моя дома, не бегает по улицам, не ищет свою безрассудную мать. Наверное, дочка пришла с курсов и сразу же бухнулась спать, а то, что меня нет дома даже и не заметила. Но Ванька-то должен был испугаться! Заревновать там, не знаю? Я сделала шаг до двери нашей с ним спальни. Тихонько отворила дверь.

Муж спит, прижал к груди подушку, уткнулся в нее носом, сопит. Пожалуй, я даже ревную. Ведь на этом сладком месте должна была быть я сама.

Так что, он тоже ничего не понял? Как так? Пропади я на всю ночь, и то ничего бы не случилось, оказывается. Пожалуй, это даже обидно. Я думала, меня все любят, ждут, переживают, думала, муж бушует, звонит в скорую и в милицию. А он просто спит и все. Меня, похоже, убьют, так домашние это заметят только тогда, когда холодильник опустеет да чистого белья не останется. Неужели все действительно так? Может, я утрирую? Но спят же! Причем оба.

Я сбросила туфли, прошла в кухню, выложила кусок буженины на стол, прислонила к нему полголовы сыра. Хороший мальчик Анджел, не пожадничал, все-таки успел и его сунуть мне в сумку. Мелочь, а так приятно. В раковине, как обычно, возвышается гора посуды, Анька перемыть не успела, да я ее и не ругаю. Утром у дочки школа, днем курсы, вечером успеть бы сделать уроки к следующему дню. И я-то ничем помочь ей не могу, времени не хватает.

Я вздохнула, еще раз окинула взглядом кухню. Да уж, поспать я сегодня уже не успею. Может, Ванька с утра посуду помоет? У него выходной, да только от мужа этого не дождешься. От женской работы он отлынивает с мастерством фокусника.

Я прошла в самый угол кухни, туда, где в стене была неприметная дверь. Дом-то старый, раньше здесь люди жили с прислугой. Вот и вышло, что при кухне есть крохотная каморка для кухарки. Только кухарки у нас в доме нет, зато есть я.

В большой комнате дочка живет, подростку нужно много места для книг, для вещей, для шкафов. В средней комнате живем, вроде как, мы с Ваней. Но я ему вечно мешаю, когда проверяю тетради или работаю за компьютером. Поэтому как-то так вышло, что в ту комнату я прихожу только спать. А сама целые дни провожу здесь, в уголочке за плитой, как Золушка или как мышка. Вот и привыкли мои, что я вроде бы дома, а с другой стороны, веду себя как прислуга — лишь бы господам не мешать.

Я внезапно посмотрела на свою жизнь с другой стороны. Деньги в дом приношу я, посуду мою тоже я, и готовлю, и стираю, пусть и в машинке, тоже почему-то исключительно я. Вдобавок выслушиваю лекции от свекрови о том, как мы неправильно живём, а после нее еще и от Ваньки. Все ему вечно не нравится. А ведь он мне даже не муж, и живем мы в моей квартире.

Я начала злиться, и сама себя одернула. Ваня тоже устает на работе, свекровь привыкла чувствовать себя во всем главной, а я? А мне приходится все это терпеть. И деваться вроде как некуда. Наверное, нужно просто всем вместе сесть за стол и поговорить. Нормальные люди так решают свои проблемы. Я объясню, что очень устаю, что занятость возросла, нужно заполнять теперь кучу отчетов. Семья поймёт. Ведь они меня любят, значит, точно все изменится. Только и нужно, что уметь договариваться.

Целый час я проверяла тетради, потом мыла посуду, наскоро нарезала завтрак. Случайно уронила поднос, он прогрохотал на весь дом. Тут и Аня проснулась, высунулась на кухню, потянула носиком-кнопкой.

— У нас есть еда?

— Да, бутерброды. С бужениной и сыром. Будешь? Еще фрукты.

— Ма, ты кого-то ограбила? А что у тебя с волосами?

— А, это? Катюша покрасила. Помнишь, я тебе говорила, у нас новая буфетчица появилась. Вот, предложила, а я и согласилась. Тебе не нравится? — я обернулась. Анютка поджала губы, склонила голову на бок.

— Выглядишь, как Барби, но тебе идет. А с губами что?

— А что с губами?

— Не знаю, ты как-то вся изменилась. И платье тебе очень идет.

— Спасибо. Все, я побежала. Ты садись кушать, не экономь, можешь пару бутербродов в школу взять. Мне не жалко.

— Ма, ты мне ничего не хочешь рассказать? — Аня прикрыла дверь с кухни и посмотрела на меня так, что захотелось сознаться сразу и во всем.

— А что я должна тебе рассказать?

— Шикарная прическа, новое платье и не абы какое, реснички нарастила, туфли новые. Ты с кем-то познакомилась?

— Ну тебя. Туфли мне Анна Васильевна отдала. Это ее дочки туфли, не подошли, вот и все. Платье тоже оттуда. А буженина — в школе фуршет должен был быть для родителей. Но он не состоялся, а продукты мы поделили. Торта нам не досталось, уж извини.

— Ну, мама, ты даёшь.

Я, как ошпаренная, выскочила в прихожую, сунула ноги в туфли, бросилась к двери, как утопающий к шлюпке. И тут из спальни выбрался Ваня. Халат нараспашку, волосы давно отросли, пора стричься, щетина торчит во все стороны.

— Это еще что такое? Светуль! Ты что с волосами сотворила? А?

— Покрасилась, — я так и замерла с ключом в руке. Главное, не оборачиваться, ни к чему это.

— Ну не знаю. Раньше тебе было лучше. Повернись-ка.

— Вань, да ты чего? — я обернулась. Лампочка давно не горит, я уж и меняла ее, но сам плафон вышел из строя. Ваня все никак не соберется посмотреть, что там приключилось, хоть он и электрик. Правильно говорят — сапожник, а без сапог. Поэтому в прихожей у нас царит полумрак. Может, Ваня ничего не заметит? Я имею в виду мое преображение. Поздно! Сморщился, весь скривился, будто бы лимон съел.