Сергей Лукьяненко - Участковый
Участковый вздернул подбородок, закаменел лицом.
— Не сто́ит, Федор Кузьмич, не сто́ит! — неопределенно шевельнул кистью левой руки дозорный, отметая возражения. — Ваша жалость ко мне легко читается. Но я не малый ребенок, мне жалость не требуется, а ваши попытки примирить меня с моими мнимыми ошибками и просчетами вряд ли принесут пользу. Вот за что я действительно был бы вам благодарен — так это за консультацию. — Угорь полез в карман брюк. — Через три с половиной минуты вернется ваш будущий зять, и вам станет не до моих проблем, поэтому я постараюсь побыстрее. Вот! — Он продемонстрировал на раскрытой ладони вещицу, выглядящую как обычное украшение, — крупный камень красного цвета на длинном и тонком кожаном шнурке. — Один Светлый приобрел в городе на барахолке. Продавец понятия не имел, что это заряженный амулет, и откуда он у него взялся — вспомнить не смог. Светлый оказался сознательным — принес эту штуку в Дозор. Можете определить, что это такое?
Участковый, оторопевший от нежданной отповеди и все еще переживающий из-за столь неприятного кульбита их беседы, взял амулет, скорее, по инерции. Ему бы возмутиться произнесенным словам, поставить на место наглеца, к которому отнесся со всей душой и пониманием, но… В упреках дозорного была доля правды, и доля изрядная. Но ведь не зря сам Угорь первым делом захотел узнать, чем та история закончилась? Значит, она его волнует. Значит, он придает ей большее значение, нежели пытался сейчас показать. В конце концов, он же сам допускает, что лицензия, выданная на потенциального Иного Крюкова, стала причиной вереницы неприятностей, свалившихся на районный Дозор! И что же выходит? Хотел Федор Кузьмич сделать как лучше, сгладить углы, познакомить несостоявшегося палача с живой, здоровой и благополучной жертвой, а получилось черт-те что?
Впрочем, уже в следующий момент Денисов забыл о неловком эпизоде, поскольку глянул на амулет сквозь Сумрак. Не поверил, глянул внимательнее, а потом непонимающе уставился на дозорного.
— Согласитесь, в этом есть какая-то ирония, насмешка, — серьезным тоном произнес Угорь. — Вместо пропавшего могучего артефакта Темных мне подсовывают вот эту фитюльку. Баш на баш, так сказать. Но я теперь уже не могу не придавать значения совпадениям и мелочам. Так что скажете?
— Темный амулет, очень слабенький…
— Для чего он?
— Так сразу-то и не сообразить, — пожал плечами Денисов. — Да и стоит ли соображать? В моем фотоаппарате магии больше, чем в этой штуковине.
— А вот не скажите! — усмехнулся Угорь. — Во-первых, амулету, по самым скромным подсчетам, лет пятьдесят. Во-вторых, его заряда хватит еще на столько же. Да-да, я несколько раз перепроверил! Кому и для чего мог понадобиться кулон, силы которого не хватит один раз мух из комнаты выгнать, но при этом не разряжающийся целую сотню лет? Время от времени — или, вернее, в зависимости от местонахождения — камень начинает светиться, то есть рискну предположить, что это индикатор, датчик. Но что он фиксирует? Иных? Тогда бы у меня в руках постоянно светил. Только потенциальных? Или только оборотней? Или, может, наличие проклятий? Магических предметов? Девственниц? Новорожденных? Вариантов может быть тысяча. В городе я обнаружил пару мест, где он едва-едва мерцает, и одно место, где горит довольно ярко. И, кстати, километрах в пяти отсюда, посреди дороги через кедровую рощу, он вдруг вспыхнул разочек. У вас там ведьма, случайно, не живет? Или шаман какой-нибудь?
— Нет, не знаю, что это такое, — еще раз осмотрев кулон со всех сторон, задумчиво проговорил Денисов. — Что тебе твое руководство посоветовало?
— Ну, после случая с сейфом я, честно говоря, побаиваюсь к руководству обращаться, — с невеселой улыбкой развел руками Светлый маг. — Было бы что-то сильное и потенциально опасное — попросили бы прислать на экспертизу. А эту вещицу, вероятнее всего, порекомендуют разрядить безо всякого сожаления.
— И я бы то же посоветовал, — согласно кивнул участковый. — Тебе есть чем заняться, а эта ерунда только отвлекает. Может, Темные для этой цели тебе ее и подсунули — чтобы ты отвлекся от чего-то более важного.
— Как и Анну Мельникову? Неужели у них фантазии не хватает, если они дважды один и тот же прием используют?
— В первый-то раз прием сработал, верно? — напомнил Денисов. — Зачем изобретать велосипед, когда и самокат годится?
— Ну, собственно, именно поэтому я к вам и обратился, — признался Угорь. — Хотелось бы, чтобы вы помогли мне узнать, что это такое на самом деле, для чего служит, кем кулон был заряжен полсотни лет назад и так далее. Наверняка ведь на вашем участке есть… те, кто может быть в курсе? Если это отвлекающий маневр, то вы меня очень выручите, взяв на себя эти расспросы. Ну а вдруг окажется чем-то интересным, полезным? Все, Федор Кузьмич, — заторопился он, — я бужу Викентия, и мы исчезаем. Пожалуйста, оставьте амулет у себя, заеду к вам… скажем, через неделю-другую. Хорошо?
— Ежели через неделю — это аккурат к новогоднему столу. Буду очень рад!
— Опять вы за свое! — нахмурил брови Евгений Юрьевич, но тут же рассмеялся. — Ладно… Заранее спасибо, Федор Кузьмич! Счастливо вам оставаться!
Каким образом Угорь будил райкомовского водителя, как им удалось так тихонечко одеться и ретироваться, Денисов не заметил, поскольку сразу же после слов дозорного жадно прилип к окну. По единственной улице Светлого Клина полз красиловский «ДТ-75», за рычагами которого сидел тракторист из другого села. Полз трактор медленно, будто торжественно, ревом мотора и лязгающими гусеницами в клочья распарывая белое студеное безмолвие. К медицинскому кабинету не свернул, и Федор Кузьмич облегченно выдохнул. Время от времени копенка сена в скрипучей тележке начинала пошевеливаться, из-под нее выбирался кто-нибудь из бригады Бухарова, дожидался, пока трактор поравняется с родным домом, спрыгивал на ходу и припускал к крыльцу. Кто-то был серьезен, кто-то радостно улыбался, и все на бегу махали руками — односельчанам, прилипшим к окнам так же, как участковый, продавщице Райке, разумеется, курящей возле магазина, вернувшемуся в контору председателю Семену Семеновичу, но более всего — Кольке Крюкову, герою сегодняшнего дня. Парню, который рисковал собою ради них. Темному Иному, спасшему горстку обычных людей, замерзавших в тайге.
Глава 3
Домишко у Матрены Воропаевой был аккуратный, даром что крайний: крыша ладная, ставенки подновлены и покрашены в один тон с наличниками, крылечко крепкое, тропинка через палисадник не только лопатой почищена, но и метлой выметена, вплоть до серой от стылости земли. Ежели идти от центра Светлого Клина к околице да посмотреть на избушку из низинки — совсем красота получается: она, избушка эта, на фоне вековых заснеженных сосен, с ровненьким забором и вьющимся над трубою дымком кажется невсамделишной картинкой. Ну вот открытка и открытка, хоть сейчас по почте посылай!
Примерно так думал участковый Денисов, а сам все маялся, все топтался на месте, потому как заходить в домишко ему не хотелось совершенно. Уж он и налево посмотрел, вдоль села, и направо, за околицу, и даже вверх, на прозрачные облачка глянул, но не было в селе и окрестностях хоть каких-нибудь нарушений, требующих его немедленного вмешательства. Значит, отложить визит не получится. Да и в самом-то деле — сколько можно оттягивать? Хоть и не обещал он ничего такого дозорному, а все же неудобно, ждет человек…
Двери в селе отродясь никто не запирал, стучаться и ждать на крыльце тоже было не принято. Заходишь в сени — подаешь голос: хозяева, дескать, где вы тут? Встречайте гостей! Однако горланить лейтенанту милиции было не к лицу, поэтому он все же стукнул пару раз в дверь, ведущую из сеней в переднюю. И, не дожидаясь ответа, потянул на себя ручку.
По причине ранних сумерек в комнате горел свет, и все в этой комнате было ярким, светлым, радостным — кружевные салфетки на подушках, веселые занавески на окнах и печке, сверкающие медовым лаком ходики, ковер с оленями на стене, пестрые домотканые «дорожки» на полу. Никаких тебе пучков трав по углам, никаких склянок с зельями на полках, никакой паутины, крыльев нетопырей и кожи болотных жаб. Хотя казалось бы…
— Темная вещица у тебя при себе, Светлый, — откуда-то из-за печки сообщила Денисову Матрена. — На кой ляд?
— И тебе не хворать, хозяюшка! — усмехнулся участковый, комично поклонившись пустой комнате. — Не шибко занята? Можно войти-то?
Матрена вышла из-за печки, старательно вытирая о передник перепачканные мукой ладони. Росту она была маленького, одета по-домашнему, но опрятно. Крупные натруженные руки, улыбчивое лицо с тысячей мелких морщинок. Добрая деревенская бабушка.
— Отчего же не войти, касатик? — внимательно глядя в глаза участковому, наконец отозвалась Матрена. — Чем я могу быть занята? Мое дело пенсионерское. Вот, пироги затеяла. Лицо-то не в муке у меня, что ль?
