Маскарад (СИ) - Пылаев Валерий

Но странные следы рядом с ними, похоже, все-таки оставила нога человека.

Глава 11

Один час нормального здорового сна — это на самом деле не так уж и мало. Два часа — тот минимум, который способен дать возможность как-то прожить день до вечера. Три восстановят силы… ну, скажем, почти целиком. А четыре, с учетом сложившихся обстоятельств — вообще чуть ли не роскошь.

Судя по коротким теням на полу, я проспал не меньше шести. А значит, просто обязан был чувствовать себя бодрым, свежим и наполненные энергией даже чуть выше краев. Но на деле… нет, тело залечило нештатные отверстия и срастило все сломанные ребра до единого. Пожалуй, даже быстрее, чем я справился бы в своем прежнем мире.

А вот разум будто и не отдыхал вовсе. Я никогда не считал себя особо впечатлительным, однако вчерашние приключения все-таки выбили меня из колеи. Видимо, поэтому я чуть ли не на всю ночь вернулся обратно, в мертвый город по ту сторону Прорыва. Сначала прятался от парящего в небе чудища размером с пассажирский лайнер, потом отбивался от полчища кровожадных Упырей. Тварей было немыслимо много: они заполнили Дворцовую площадь целиком, загнали меня к подножью Александрийской колонны и набросились со всех сторон одновременно. Наваливались на плечи, цеплялись когтями за одежду, кусали, били, рвали на части… Только на этот раз рядом не оказалось Ивана, способного одним взглядом обратить зубастых в обожженные куски мяса.

А в конце концов я сам превратился в охотника. И гонялся по подземельям и неожиданно опустевшим улицам за человеком в истлевшей форме штабс-капитана. И почему-то никак не мог поймать, хотя тот двигался грузно и неторопливо. Почти шагом — и при этом за каждой лестницей, за каждым поворотом в мгновение ока отрывался на полсотни метров. И мне приходилось снова мчаться, спотыкаясь об обломки кирпича. Я подбирался чуть ли не вплотную, хватал за плечо с колючими звездочками на погоне, разворачивал… Но штабс-капитан с каким-то немыслимым проворством ускользал, и все начиналось заново. Я так ни разу и не увидел его лицо.

Однако почему-то точно знал, что оно окажется знакомым.

И даже сейчас, когда я обнаружил себя в залитой полуденным солнцем спальне, сон не спешил уходить. Упрямо и настойчиво держался до последнего, цепляясь за каждую неровность на стенах и норовя подсунуть зрению мертвые остовы домов и туман вместо обоев и белоснежной лепнины под потолком. И я еще несколько мгновений чувствовал, как кожу слегка покалывает крохотными кусочками пепла, который висел в воздухе неведомо сколько лет и почему-то так и не улегся окончательно.

Мертвый мир держал крепко, и окончательно исчез, только когда я услышал голос той, кого там уж точно не могло быть.

— Проснулся, наконец. — Вяземская осторожно прикрыла за собой дверь и шагнула к кровати. — Я уж думала, ты так до обеда и проваляешься.

— До обеда… — задумчиво повторил я. — А со скольки?

— Да я уж сейчас и не скажу так. Антон Сергеевич ночью привез. Черного всего, только глаза видны… и те красные. Я думала тебя в ванну сразу, а ты вообще уже будто ничего не видел. — Вяземская едва слышно хихикнула. — Зыркнул из-под бровей, поднялся — и упал. Прямо как был, в одежде, только ботинки снял.

— Ага, припоминаю… В одежде, значит? — Я на всякий случай даже чуть приподнял одеяло, чтобы взглянуть на собственный подозрительно обнаженный торс. — Это меня ты распрягала? Или из домашних кто?

— Сама, сама. — Вяземская уселась на край кровати. — А ты и не проснулся даже. Удивительно, как вообще живой остался! Ободранный весь, ребра поломаны, в боку дырка… Штыком ткнули?

— Прутом чугунным. — Я провел пальцами по коже там, где еще вчера зияла смертельная для обычного человека рана. — А ты меня, выходит, подлечила?

Ночные события понемногу восстанавливались в памяти, хоть и со скрипом. Видимо, последние полчаса перед отключкой я прожил, можно сказать, на автопилоте. Приехал сюда на машине с Дельвигом, поднялся в спальню и, посмотрев на всех сердитым звериным глазом, рухнул и тут же уснул без задних ног. После чего был осторожно раздет и получил медицинские услуги по высшему разряду.

Его преподобие, как человек с церковным саном, ни в коем случае не должен был способствовать разврату и везти молодого мужчину ночевать в дом к незамужней девице. Но как офицер и капеллан не мог допустить, чтобы поручик Георгиевского полка остался без надлежащей помощи.

А это уже другое — надо понимать.

Вяземская продолжала что-то негромко щебетать. Кажется, рассказывала про мои страшные раны. Или даже ругала за неосторожность и просила больше так никогда не делать. Я не стал слушать. Сгреб ее сиятельство в охапку, опрокинул на кровать и с сопением ткнулся лицом в вырез шелкового халата. Разумеется, это тоже было вопиющим и немыслимым нарушением великосветского этикета, но мне почему-то вдруг стало нужно срочно, прямо сейчас проверить, что все это по-настоящему.

Что я действительно вернулся в привычный живой мир и открыл глаза в доме сиятельной княжны, а не валяюсь на выжженом радиацией асфальте под Упыриными тушами, медленно умирая от потери крови в нескольких шагах от того места, где не так давно переливался в воздухе закрытый бравыми георгиевскими капелланами Прорыв.

Вяземская пахла… пахла собой. Никаких духов или положенных эпохе средств для сохранения женской юности и привлекательности. Только то, что досталось от самой природы: мягкий аромат молодой женщины, которая совсем недавно проснулась и не успела даже умыться. Теплая кожа, мягкое, податливое тело, будто созданное для ласки. Глаза, губы, непослушная черная грива, в которую хотелось зарыться лицом… Нет, такое моя скудная фантазия не выдаст даже в предсмертном состоянии.

А значит, я все-таки дома.

— Ого… Вот так сразу? — Вяземская легонько шлепнула меня по плечу. — Хоть бы умыться сходил.

— Верно… извини. — Я чуть отодвинулся, разглядывая грязные отпечатки, которые оставила на ткани халата моя физиономия. — Стыдоба.

Не то, чтобы я был таким уж ярым поборником чистоты, но ложиться спать в одежде и не умывшись — последнее дело. Такое не стоит позволять себе, даже если вымотался до предела… Впрочем, если уж я едва помнил вчерашний вечер, этот самый предел наступил куда раньше, чем Дельвиг довез меня сюда.

— Сейчас велю набрать горячей воды. — Вяземская аккуратно освободилась из моих объятий и чуть подтянула поясок халата — видимо, чтобы не выходить к прислуге совсем уж в непотребном виде. — А завтрак пусть подадут прямо сюда.

— Хочешь, чтобы вся прислуга наблюдала нас в неглиже? — усмехнулся я.

— Боюсь, они уже не раз наблюдали и не такое. — Вяземская уселась на кровати ко мне спиной и, повернувшись, подмигнула. — Так что если вы, сударь, изволите беспокоиться о моей репутации, боюсь, уже слишком поздно. Она загублена окончательно и бесповоротно.

— Ну прямо уж бесповоротно, — буркнул я. — Тебя здесь любят. Вряд ли хоть кто-то станет болтать или…

— Да к черту все эти пересуды! — Вяземская протянула руку и взяла с тумбочки у кровати костяной гребень. — Знаешь, я даже рада, что все закончилось. Теперь нам можно больше не прятаться.

— И все же не следует забывать об осторожности. — Я откинул одеяло и уселся. — Меншикова еще не поймали, и вряд ли он оставит тебя в покое.

— Но ты ведь меня защитишь? — Вяземская игриво опустила голову мне на плечо. — К тому же у столичной знати сейчас найдутся дела поважнее, чем обсуждать чьи-то там амурные похождения. Такое ощущение, что Петербург готовится чуть ли не к войне.

— С кем? — вздохнул я. — Или аристократам не терпится поскрее поделить достояние опальных родов?

— Хотела бы я сама знать, что вообще происходит. — Вяземская провела гребнем по волосам. — Но курьеры и посыльные идут один за другим еще со вчерашнего вечера. Все балы и торжества отменили чуть ли не до самого Нового года.

Ничего удивительного. Если уж Меншиков решился открыто выступить против союзников Юсупова и пытался захватить наследника престола — скрытое противостояние знати, наконец, перешло в «горячую» фазу. Назревавший чуть ли с самой войны болезненный гнойник вскрылся, и все тайное брызнуло наружу, разбавляя вековые обиды и заодно прибавляя новых. И вряд ли хоть кто-то из богатых и знатных семей Петербурга сможет остаться в стороне от дворянских разборок. У каждого найдутся и поводы отомстить, и амбиции, и интересы, ради которых можно пойти даже против закона или воли императора.