Казя теперь труп - эН Ая

Они приехали.

– Крыша! – объявил лифт. – Пущино. Текущее московское время – семнадцать часов, шестнадцать минут. Текущий солнечный день – двадцатое сентября. Текущий лунный день – тринадцатый, но скоро начнется четырнадцатый. Восход Луны – в восемнадцать часов пятьдесят четыре минуты. Приятной прогулки.

Они вышли в некое весьма небольшое помещение без окон и дверей. Вишневый кожаный г-образный диван занимал один из углов. В другом стопкой лежали то ли матрасы, то ли толстые одеяла, каждая вещь новенькая, в тонкой прозрачной упаковке.

– Выходим, – скомандовал старичок и прошел сквозь стену между диваном и одеялами.

– Ух! – рассердилась Тик-Тик. – Он и в универе так себя вел! Зараза. Какакий Какакиевич!

Алинка, все это время понуро молчавшая, тихонько хихикнула:

– Какакий!

– Да у него вообще прозвище такое, Какака! – Блондинка прощупывала стену, словно пыталась отыскать скрытую дверь. – Он, когда в аудитории интересовался, можно ли курить, прикалывался. Шуточка такая. Мне ребята с физфака, ну эти, зеленые скелеты которые, насплетничали, что Какака уже окончил тут исторический, потом «прозу», и теперь на программирование поступил.

– Я тоже на программирование хотела… – вздохнула Алина.

– Это зря. – Блондинка продолжала терзать стену, теперь она простукивала ее пальцами. – Новичков никогда не берут сразу на факультет программирования жизней. Надо было, как я, для старта подавать хотя бы на человековедение… Или, как Какака, на «прозу жизни», там легче всего учиться, особенно если помер недавно и все свежо в памяти. Да где же ручка?

– Программирование жизней? – удивилась Алина. – Я не знала. Я думала, это на компьютерах, программы писать. И проза тоже – не литература, получается?

– Не литература. Так все ж написано… И гид расска… Да где же ручка! Убить Какаку!

– Мы с Алиной опоздали, – объяснил Лекс. – Не успели вообще ничего прочесть и узнать, сразу пришлось бежать анкеты заполнять. Все происходило спонтанно, по наитию. Какую ручку вы ищете? Как помочь?

Оказалось, что стены бывают трех видов. Материальные – в мире живых, метаматериальные – в мире мертвых, совмещенные – во всех случаях, когда эти два мира пересекаются или частично совмещаются. И еще бывает не стена, но пространственная локальная трансформация – такие, например, купола над кладбищами. Материальную стену человеку пройти можно, только физически сломав. Метаматериальную, если ты труп, – в любом месте. Но есть правила поведения. Стены никто не ломает и насквозь не проходит, это как минимум неприлично. Ведь существуют двери. В лифтах и в том помещении, где они сейчас пребывали, стены были совмещенные. Какака первый метаматериальный слой стены прошел насквозь, но сразу же нащупал в толще ручку совмещенной двери материального слоя и спокойно вышел. Нет чтобы сказать, где именно находится эта грешная ручка!

Лекс тоже принялся шарить дланями по шершавым обоям, на которых были изображены заросли цветов.

– Но если неприлично проходить без дверей, то почему здесь… – начала Алина.

– Ай, все нормально! – отмахнулась Тик-Тик. – Выходы в реал – единственное исключение. Дуракозащита. Чтобы несведущие, если и попадут сюда – ну вдруг, – дальше бы ни тпру ни ну. Во-первых, не всем студентам-мертвякам разрешено выходить в город. Во-вторых, новички могут сюда подняться и выйти случайно, растеряться, опоздать и сгинуть. Вот для того, чтобы этого избежать, на выходе в мир людей и сделали такие сложные совмещенные двери. Они из двух слоев, и в каждом своя ручка.

«Ручка материальной части находится во втором слое, – подумал Лекс. – А мы простукиваем первый слой, не погружаясь в него. Но если я труп и могу, как Какака, проникать сквозь этот слой…»

– Нашел!

– Как?!

– Где?

Лекс повернул ручку. Совмещенная дверь открылась наружу, образовав единый нормальный проем. Они вышли.

– Па-арк! Настоящий!

– Город! Вон дом! И еще! Машина! Собака!

– Люди-и-и ходят по улице! Они меня не испугаются? – заволновалась Алина. – Я же синяя.

– Они нас не заметят, мы для них менее плотны, чем легчайший туман, – сказал Акакий. – Я окончил уже два факультета Подпущинского университета, один из которых требовал частых прогулок по реалу. Формально мы должны дистанцироваться от людей и не пересекаться с ними. Это правило общее и для нежити, и для ангелов. Но ангелов за нарушение границ карают, а нас… Да кто вообще отследит?

Они пошли по дорожке, засыпанной листьями. Тик-Тик попискивала от восторга:

– Я впервые в реале с момента смерти!

– Я тоже… – отозвалась Алина. – Почти впервые. Вначале поднималась на кладбище, Фёдр научил меня дублить. Но потом перестала выходить.

– Фёдр – это наш здорож, – пояснил Лекс. – Мы с Алиной умерли недавно, в этом веке, и…

– Ой, вы всамделишные подростки! – восхитилась блондинка и рассмеялась. – Как мило! Как славно! Вы – пионеры! Сладкая парочка! Оу! Можно, я буду называть вас пионЭрами?

Тик-Тик пребывала в прекраснейшем настроении, и ее приводило в восторг все: она стала студенткой, вышла в реал, нашла новых друзей. Нежизнь налаживалась!

Лексу тоже все нравилось. Он подпрыгнул, ухватил веточку еще не успевшей пожелтеть березы и дернул. Веточка треснула и раздвоилась: с реальной ее частью ничего не произошло, а сдубленный фрагмент остался в руке Лекса. Ах, нет: в длани. Руки – у живых. А у нежити – длани. А ноги – они у всех ноги.

Акакий Акакиевич устроил новичкам прекраснейшую прогулку по Пущино. Они прошли вдоль научно-исследовательских институтов, стоящих в ряд. Институт почвоведения, Институт биофизики клетки и Институт теоретической и экспериментальной биофизики…

– Вот и могила академика Франка, – показал Акакий. Сюда можно выходить и не будучи студентом.

Тут Алина опять скисла: не гулять ей больше по городу, не играть на компе. Лежать в своей могиле, справлять, в лучшем случае, жалкие дни рождения и смерти, лопая сдубленные Склепом и Таней бутерброды…

Они увидели Институт белкá, к которому примыкал Институт математических проблем биофизики, прошли Приборостроение, филиал Института биоорганической химии, Институт биохимии и физиологии микроорганизмов, разглядели вдали длиннющую, с километр, антенну, принадлежащую ФИАНу – старейшему физическому институту России…

– Там куча телескопов, это очень интересно, но сегодня мы не успеем, в другой раз, – сказал Акакий. – Пойдемте в супермаркет. Кстати, по закрытию магазинов всегда можно отследить время. Они по-разному закрываются, но на дверях написано… А еще я вам покажу, где в городе часы – и вот на них, на реальных, вы увидите реальное время.

– Если они не будут стоять или отставать! – фыркнула Тик-Тик. – В советское время половина уличных часов показывала невесть что.

– Да! – согласился Акакий. – Такое бывает. Так что мы начнем с одного магазинчика с техникой. Телефончики, экранчики, планшеты, пылесосы… Часы там всегда показывают точное время. Ничего, если я закурю?

Не дожидаясь ответа, он полез в карман за табаком. «Интересно, – подумал Лекс. – Если Тик-Тик родилась в обычной семье в начале двадцатого века, как ей могли дать такое дикое имя?»

– Простите, – подала голос Алина. – Я с вами не пойду. Не хочу смотреть на ноуты, которые превращаются в бесполезные ящики, если их сдублить.

– Вы в корне не правы! – воскликнул Акакий. – Вы даже не представляете, сколько всего можно подсмотреть, бестелесно находясь рядом с людьми. Когда я учился на «прозе жизни», на девятом курсе…

Но Алина покачала головой, топнула ногой, притопнула другой:

– Прощайте. Приятно было познакомиться. Топ-топ, хочу в свой гроб!

…Когда счастливый и воодушевленный Лекс прикатил на самокате к бронзовой чаше с бронзовыми змеями в подземном лабиринте, в реальном мире было слегка за полночь. Алина лежала в гробу и, казалось, спала. Лекс не стал ее будить, а тихонько вышел, прикрыв дверь с той стороны.