Город тысячи богов (СИ) - Кожин Олег Игоревич

Кто-то заперхал, громко, часто. Гор не сразу сообразил, что это короткими очередями кашляет автомат в руках второго бородача. Выскочив в центр, он поливал наступающих тварей свинцом, и грохот стоял такой, что не слышно было крика из перекошенного ненавистью рта. Гор пополз к последней уцелевшей машине – драться он и не думал. Бой проигран, надо уносить ноги, пока еще есть, что уносить.

Держась за колесо, он поднялся на ноги и обернулся. Как раз, чтобы увидеть, как поднятый на бивни умирает бородатый стрелок. Широкая пасть закрылась, перекусывая тело пополам. Ноги в зеленых камуфляжных штанах упали на траву, следом мокро шлепнулся клубок внутренностей. Гор еще успевал запрыгнуть в машину, у него оставались шансы, чтобы выбраться из этой заварушки живым. Но уже поставив ботинок на подножку, он увидел ее.

Возле костра, каким-то чудом уцелев в самом центре побоища, стояла рыжая ковбойша. Плечи, обвитые тонкими руками, вздрагивали. Взгляд ее терялся среди вытоптанного щедро политого кровью мха, не смея подняться, увидеть, как неспешно бредут к ней горбатые чудовища.

Черный как смоль вурдалак остановился напротив, втянул ее страх вывернутыми ноздрями. Морщинистый лоб перекатывался, будто тварь глубоко задумалась, переваривая незнакомый запах. Вурдалак ударил внезапно, не выходя из задумчивого оцепенения. Будто тяжелая лапа-ковш жила своей жизнью. Рыжая качнулась, охнула испуганно. Выпирающие из ее дрожащей спины острия когтей сочились красным. Ноги в ковбойских сапожках поднялись над землей, забились от крупной дрожи. Вурдалак обхватил девушку второй лапой, почти бережно, и с силой рванул тело в разные стороны.

Гор отвернулся, пряча лицо в темноте. Разворошенный костер дотлевал, отбрасывая на борт джипа тусклое багровое зарево. Ночь, плотоядно облизываясь, подбиралась ближе. С нею, бесшумно ступая грубыми лапами, шла молчаливая смерть. Заскрипел кузов, и Гор услышал, как над ним сопит чернота.

Не так он себе это представлял. Не так. Все кувырком, все наперекосяк из-за беспечности, из-за глупости. За юбкой побежал, приключений искать, дур-рак! Гор устало сполз по холодному боку «грэйт уолла». Он закрыл глаза и расслабился, готовясь встретить смерть. Дрожащий палец вцепился в серьгу, натянул так, что сделалось больно. Ладони покалывало, в сердце кипело варево из злости пополам с обидой. Как все-таки глупо, как мелко…

Что-то свистнуло, заставив задрожать испуганный воздух. Над головой у Гора зашипело, будто кто-то растапливал на сковороде огромный кусок сала. Завоняло жженым волосом и горелым мясом. В кузов грохнулось тяжелое тело, так что джип подпрыгнул на рессорах.

Распахнув глаза, Гор чуть не ослеп. Лагерь секли молнии. Толстые, как канаты, они появлялись из темноты, безошибочно разя трупоедов. Гор тряхнул руками, сбрасывая напряжение. До рези в глазах он всматривался в убийственный мрак, исторгающий молнии, пока не различил бегущего мужчину. В коротких вспышках он успел разглядеть лишь осунувшееся бородатое лицо, да запавшие глаза. Хлеща поляну электрическими дугами, незнакомец насквозь прожигал вурдалаков, которые, Гор не верил своим глазам, не обращали на это никакого внимания. Обжигаясь, падая замертво, все они, вся стихийная стая, рвались к нему, и незнакомый ом опережал их лишь самую малость.

Он добежал до Гора, рукой придерживая бок, задыхаясь от быстрого бега. Не останавливаясь, налетел, сбил с ног, накрыл собственным телом. В руке его почему-то была зажата сандалия с картонными крыльями. Он только и успел выдохнуть

- Держись!

как мир тряхнуло, подбросило, хорошенько встряхнуло еще раз, и Гор оказался в незнакомой квартире. Словно вывалился из барменского шейкера, больно ударился локтями. Незнакомый ом стоял рядом, упираясь руками в колени, в попытке унять одышку.

- Не вставай, - просипел он. – Это очень… очень…

Но Гор упрямо встал. На ногах оказалось, что мир все еще трясется в шейкере. От рези в желудке Гор согнулся пополам, и его вывернуло наизнанку.

- …очень дорогой ковер, - грустно закончил ом.

VI

На вторые сутки, после того, как Егор ушел из дома, Ольга поймала себя на мысли, что подолгу простаивает возле статуэтки Седого Незрячего. Сложив широкие лапы на животе, Магьян Кербет недовольно щурил подслеповатые глазки на падающий из окна свет. Весь его вид, от звездообразного рыла, до атрофированных задних лап, лучился самодовольством. Никуда ты не денешься, говорил он. Бросишься к моему алтарю, как миленькая, еще и умолять будешь, чтобы я удостоил тебя милостью, глупая заносчивая крыса!

Ольга смахивала с него пыль, как делала изо дня в день, и уходила заниматься другими делами, чтобы через десять-пятнадцать минут, через полчаса, через час, вновь обнаружить себя у потайной ниши, с закушенной до крови губой. Рой шершней в ее голове терзал и жалил воспаленный мозг. Седой Незрячий не тот, кого стоит беспокоить по пустякам! Но Егор не пустяк! Нет, конечно, нет! Но Седого Незрячего лучше не беспокоить, даже если повод серьезен. Лучше вообще его не касаться, обходить десятой дорогой, чтобы, не приведи боги, эта звездорылая мерзость не привиделась во сне! Но ведь Егор там! Он! Там! Один!

Ольга чувствовала, еще немного, и она захлебнется в истерике, начнет вытворять глупости, забудет об осторожности, и годы труда, самоотречения, приспособления, постыдных пряток, пойдут коту под хвост. Она сорвется, она выкинет что-то такое, что не скроешь, и перепуганные соседи сообщат куда надо, телефон доверия висит в каждом подъезде, рядом с контактами Управляющей компании.

Один звонок, и за ней приедет специальная группа захвата, экипированная последними разработками ведущих оружейников Бограда. Или вооруженные кликуши из Господних Псов. Или бородатые бойцы Зеленого Знамени. Или радикальные буддисты. Или кого там еще не успели законодательно внести в список Запрещенных богов? Они придут за ней, с крестами и четками, автоматами и гранатами, с вилами и факелами. Это их мир, поэтому правда и закон будут на их стороне. Таким, как Ольга, место в Бограде.

Она заказывала телефонные переговоры и бесстрастный голос, чином не ниже майора, дотошно выпытывал у нее подробности, куда, кому, зачем. Да, у нее была железная причина – ведь ее сын уехал в Боград. Но ее звонок был крайне подозрительным – ведь ее сын уехал в Боград. Призрачный майор допрашивал Ольгу добрых полчаса, прежде чем согласовал десятиминутные переговоры с круглосуточной службой поддержки.

Сонный оператор, молоденький низкоуровневый ом, отвечал заученными фразами. Да, Егор Богданов прибыл экспрессом в семь пятнадцать, в составе группы из Москвы. Как будто могли быть группы откуда-то еще! Да, территорию Бограда не покидал, за услугами фирм-эскортов не обращался. Нет, прямая связь с господином Богдановым невозможна. Да, невозможна. Да, даже если вы мать. Но напоследок, видимо вняв скрытой мольбе ее взвинченного голоса, напоследок, он все же сказал ей – не волнуйтесь, он еще жив. И повесил трубку.

- Пока жив! – заорала она, брызжа слюной в экран мобильного. – Пока жив, тупой ты ублюдок!

Короткие гудки отвечали предельно однозначно – в Бограде никому нет дела до тебя и твоего упрямого сына. А Ольга еще долго кричала в никуда, угрожала, требовала, молила, звала. В этом был свой плюс – вынужденный прослушивать ее истерику шпик полностью уверовал в образ свихнувшейся матери, и донимать ее расспросами не стал. В конце концов, обессилев, Ольга упала на кровать Егора и отключилась на два долгих, тревожных часа. Сон напоминал теплые сухие пещеры, где ворочалось что-то большое, белое, ноздреватое, похожее на полную луну в черном небе. Такие сны не сулили ничего хорошего, особенно человеку, который в них разбирается.

Пробудившись, Ольга первым делом прошлась вдоль потайных ниш. Воскурила благовония, капнула жабьей крови из пробирки, а кое-кому пожертвовала своей, взрезав привычное незаметное место на внутренней стороне предплечья – каждому по его потребностям. И только черная статуэтка Седого Незрячего не получила ничего. Даже бесполезный Иваисепо, гигантский горный заяц айнов не остался обделенным. Но каждый раз минуя нишу Седого Незрячего, Ольге слышался издевательский клекот белоглазой чуди.