Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Из дневника Джонатана Харкера, 7 октября…
Опять идет снег. Все за окнами скрыто непроницаемой белой завесой. Из окна своей спальни я часто наблюдаю за дорогой, ведущей к замку, с каждым днем она все больше скрывается под толщей снега. Если граф не вернется в самое ближайшее время, я просто не представляю, как смогу уехать отсюда. Полагаю, можно было бы попросить, чтобы за мной приехал экипаж из ближайшей деревни, но боюсь, что такое своеволие может обидеть хозяина, который может вернуться со дня на день.
Я беспокоюсь о моей дорогой Мине. Уже больше месяца я не получал от нее никаких известий, но, если быть до конца откровенным, я отчасти даже рад своему невольному заточению, поскольку библиотека продолжает раскрывать секреты и указывать пути, по которым, я уверен, ни один англичанин никогда прежде не проходил.
Не хочу показаться смешным и сверх меры увлекшимся мистикой, но кое-что все же не дает мне покоя. Вот над чем стоит задуматься: каждый мой день похож на предыдущий, я исследую книги в библиотеке, систематизирую их и заношу в увесистый гроссбух. Однако с наступлением ночи, когда я, плотно поужинав, удобно устраиваюсь в уютном кресле перед камином и углубляюсь в чтение выбранной книги, меня охватывает легкая дремота, я погружаюсь в легкое полузабытье… и тогда со мной, то ли во сне, то ли наяву, начинает происходить что-то невероятное, пугающее и ошеломляющее, такое, что мне сложно даже описать это.
Иногда с наступлением ночи все пространство библиотеки заполняется полчищами летучих мышей. Слепые грызуны с невероятно острыми зубами мечутся по комнате, расправив свои перепончатые крылья и распространяя в воздухе удушающий смрад гнили и плесени. Порой на замерзших окнах возникают картины, на которых почившие предки Влада Дракулы в ярости отсекают голову поверженным врагам. Появляются люди, насаженные на острые металлические прутья, в беспамятстве агонии испытывающие непристойное наслаждение. Даже сам граф проявил уважение, я видел однажды его темные глаза на худом бледном лице, пристально глядящие на меня сквозь снежную дымку в попытке сократить пропасть между двумя нашими цивилизациями. Иногда в неясном отблеске лунного света мне являются женщины.
Ах, женщины!
Они совсем не похожи на наших чопорных англичанок, они не аккомпанируют себе на фортепиано и не вышивают, уютно устроившись у камина. Их искусность и мастерство относятся к совершенно иной области. Медленно раздеваясь, они встают передо мной на колени, нежно ласкают друг друга, в ожидании поворачиваясь ко мне округлыми задами. Мне безумно хочется сказать, что я сопротивляюсь этому изо всех сил, думаю о моей дорогой невесте, с нетерпением ждущей меня дома, читаю псалмы в надежде укрепить силу духа и разум. Но, увы, это не так, и будь я проклят за то, что совершаю, дабы утолить свои порочные желания.
Кто эти люди, которые являются мне в полуночном томительном забытьи? Почему они исполняют любое мое желание, каким бы странным и нездоровым оно ни было? Будто сам граф знает мои самые потаенные мечты и стремится превратить их в явь. И все-таки я знаю совершенно точно, что в замок он еще не вернулся. Я часто смотрю из окна своей спальни на заснеженные просторы и бесконечную белую ленту дороги, не тронутую колесами экипажа.
Временами я просто не представляю, как можно покинуть замок, каким бы устрашающим он ни был, — это означало бы, что я оставляю библиотеку. И все же, по-видимому, наступил тот самый момент, когда необходимо собрать чемоданы и отправиться в Лондон. Меня обнадеживает мысль, что я смогу забрать некоторую часть книг с собой и тем самым спасти их от исчезновения. Мощь и сила библиотеки заключены в них.
Из дневника Джонатана Харкера, 15 ноября…
Теперь я знаю, что где-то между сном и явью есть иная сфера жизни, неведомая, потаенная, скорее воображаемая, чем реальная. Обитель иллюзий и неизведанных ощущений. Вот куда я попадаю каждую ночь, когда тьма окутывает притихший замок. Иногда это восхитительно, временами болезненно, порой ободряет и возносит на самые вершины наслаждения, но бывает настолько порочным и отталкивающим, что не оставляет никакой надежды на спасение. Все это происходит в пределах библиотеки; от ее обитателей, находящихся в состоянии неприкрытого возбуждения, исходит телесный смрад. Эти омерзительные существа оскорбляют, соблазняют, унижают, позорят и обольщают меня, хватаясь за полы моей одежды и увлекая за собой, пока я не оказываюсь среди них, неотличимый от них, охваченный восторгом от их прикосновений, пристыженный собственными желаниями.
Мне кажется, я болен.
В течение дня мой мир все так же спокоен и упорядочен. И никаких изменений, способных дать мне утешение и надежду. Дорога, соединяющая замок с остальным миром, стала совершенно непроходимой. Граф так и не вернулся, и мы ничего не знаем о его планах. Моя работа в библиотеке почти закончена. Книги, за исключением одной полки, систематизированы и изучены.
Я, кажется, постиг паразитическую сущность хозяина замка. Подбор определенного рода литературы обнаруживает его истинные желания. Здесь собраны книги на разных языках, но из тех, что я успел прочитать, наиболее важными в этом смысле считаю такие, как «Инферналия Нодье», «Письма иудеев» д'Аргена и «Оккультные источники романтизма» Виатте. Бесспорно, периодические издания по медицине и определенные экземпляры «Лондонской газеты» о многом говорят и позволили мне привнести немаловажные черты в портрет графа. Конечно, я знаком с легендами и преданиями о его предках, они тесно переплелись с историей его народа. Невозможно путешествовать по этой стране и не услышать их! Здесь, в замке, выдумки эти бросают вызов реальности. Я слышал и читал о том, как предки графа убивали своих врагов и выпивали их кровь, вбирая в себя их силу. Но я не принимал во внимание самые зловещие из легенд: о том, как потомки валашских господарей продолжали жить после смерти, что для жизни им не нужна была телесная оболочка, а их чувства и способность воспринимать окружающее обострялись настолько, что они могли заранее предугадывать несчастья. Конечно, в случае с графом все можно было бы объяснить наследственной болезнью, такой же, которой страдают королевские альбиносы: злокачественной анемией, бледной кожей, спавшими венами, воспалением глаз, упадком сил и повышенной утомляемостью. Вот чем можно объяснить его стремление прятаться от яркого света и людей в сумраке уединенного замка.
Но если причина всего этого лишь заболевание, то почему же я оказался во власти непристойных фантазий? Какой магической силой обладает граф, если способен держать меня в рабстве? С каждым днем мне становится все труднее воскрешать в памяти его образ, поскольку запретные откровения ночи все дальше уводят меня от реальности. И все же его сущность находится здесь, в библиотеке, ею пропитана каждая страница его бесценной коллекции. Возможно, это я болен. Я боюсь того, что мои чувства обострились до предела и мой рассудок может помутиться, проиграв в борьбе с этой новой силой.
За последние шесть недель я много потерял в своих объемах: я всегда был стройным и подтянутым, но этот худой костлявый человек, отражение которого я каждый день вижу в зеркале, никак не может быть мною — он похож на какого-то престарелого больного родственника. Днем я шатаюсь по замку, словно связка выбеленных досок, я совершенно обессилел, теперь я полноценно живу только ночами. Купаясь в отсветах радушной зимней луны, мое тело обретает былую силу, мой дух переполняется болезненной мощью, и я снова живу.
Я должен попытаться уйти отсюда.
Из дневника Джонатана Харкера, 18 декабря…
Наконец вернулся граф. И его появление подействовало на обитателей замка словно глоток свежего воздуха. Я не знаю, когда он приехал, поскольку из окон моей спальни не видна дорога, ведущая к замку. Вчера вечером он спустился к ужину, и я не припомню, чтобы он когда-нибудь бывал в столь превосходном расположении духа. Усталость и меланхолия оставили его, он выглядит совершенно здоровым, как будто даже стал выше ростом. Осушив кубок крепкого вина, он рассказал, какие захватывающие приключения пришлось ему пережить за время длительного путешествия, но теперь он снова вернулся в свой фамильный замок и намерен изучить мой отчет о проделанном.
Он настоял на том, чтобы мы, не откладывая, вместе закончили работу в библиотеке. Я очень устал — действительно в конце трапезы я даже попросил Клава помочь мне подняться и выйти из-за стола, — но вынужден был согласиться на его требования, успокаивая себя тем, что осталось разобрать всего лишь небольшую стопку книг.
Вскоре мы уже сидели в просторной библиотеке, уютно расположившись перед пышущим жаром камином, а рядом па столике стоял графин со сливовицей, предусмотрительно принесенный Клавом.
