Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
Он погладил пальцем ее щеку.
– Но ты хочешь, чтобы я прятался здесь?
– Тут за тобой присмотрит Джордан. Твой личный телохранитель. Ты лучший друг Клэри. Себастьян знает об этом. Из тебя выйдет отличный заложник. Ты должен быть там, где его нет.
– Раньше он никогда не выказывал ко мне интерес. Не вижу причин начинать.
Девушка пожала плечами, крепче обхватывая плащ.
– Он ни к кому не выказывал интерес, кроме Клэри и Джейса, но это не значит, что все так и останется. Он не глуп. – С неохотой сказала она, будто ей было противно признавать качества Себастьяна. – Клэри на все пойдет ради тебя.
– И тебя тоже, Иззи. – Изабель посмотрела на него с сомнением, и он коснулся ладонью ее щеки. – Ладно, если ты уходишь ненадолго, то к чему все это?
Она скривилась. Ее щеки и губы были красноватыми от холода. Саймон хотел прижаться своими ледяными губами к ее, полным крови, жизни и тепла, но не мог, так как за ними наблюдали ее родители.
– Я слышала, как вы прощались. Она сказала, что любит тебя.
Саймон уставился на девушку.
– Да, но не в том смысле… Иззи…
– Да знаю я, – запротестовала она. – Просто она говорит это с такой легкостью, и ты тоже, а я никогда никому такого не говорила. Не считая родственников.
– Но если скажешь, то тебе могут сделать больно. Поэтому ты этого не делаешь.
– Тебе тоже могут. – Ее глаза были большими и черными, отражая звезды. – Я могу сделать тебе больно.
– Знаю. Знаю, и мне плевать. Джейс однажды сказал, что ты потопчешься по моему сердцу на своих каблуках, и это меня не остановило.
Изабель тихо ахнула и засмеялась.
– Он так сказал? И тебя это не отпугнуло?
Парень наклонился к ней; если бы у него было дыхание, то оно бы задело ее волосы.
– Я бы посчитал это большой честью.
Она повернула голову, и их губы соприкоснулись. Ее были поразительно теплыми. Она что-то делала руками – расстегивала плащ, подумал он на мгновение, но, конечно, Иззи не стала бы раздеваться перед всей семьей? Не то чтобы Саймон нашел в себе силы ее остановить. В конце концов это была Изабель, и она почти – почти – призналась ему в любви.
Ее губы задвигались у его кожи, когда она заговорила:
– Возьми его, – прошептала девушка, и Саймон почувствовал что-то холодное на затылке, а также гладкий бархатный материал, когда Иззи отодвинулась, и ее перчатки задели горло парня.
Он опустил взгляд. На его груди блестел кроваво красный камень. Рубиновая подвеска Изабель. Это была реликвия Сумеречных охотников, заколдованная на обнаружение демонической энергии.
– Я не могу его взять, – пораженно сказал он. – Из, он, должно быть, стоит целое состояние!
Она расправила плечи.
– Я его одалживаю, а не дарю. Сохрани его до нашей следующей встречи. – Она погладила пальцем рубин. – Существует старое поверье, что оно попало в нашу семью от вампира. Так что все сходится.
– Изабель, я…
– Стой, – перебила она, хоть парень сам не знал, что собирался сказать. – Не говори этого, пока не надо. – Она уходила от него. Позади виднелась ее семья, все, что осталось от Конклава. Люк прошел через портал, Джослин была на полпути. Алек, выходя из-за угла Института с руками в карманах, оглянулся на Изабель и Саймона, приподнял брови и продолжил шагать. – Просто не встречайся ни с кем, пока меня не будет, ладно?
Парень уставился ей вслед.
– Значит ли это, что мы встречаемся? – спросил он. Но Изабель только ухмыльнулась и побежала к порталу. Саймон видел, как она взяла Алека за руку, и они вместе прошли через него. Мариза пошла следом, затем Джейс и, наконец, пришел через Клэри, стоящей рядом с Катариной, окруженной мерцающим голубым светом.
Она подмигнула ему и прошла сквозь портал. Тот закружился, а затем девушка исчезла.
Саймон коснулся рубина на своей шее. Казалось, он чувствовал биение внутри камня, пульсацию. Он будто снова обрел сердце.
3
Птицы в горах
Клэри поставила свою сумку на пол у двери и огляделась по сторонам.
Она слышала, как вокруг нее ходили мама с Люком, складывая на пол свой собственный багаж и освещая ведьминым огнем жилище Аматис. Клэри обхватила себя руками. Они все еще до конца не понимали, как Себастьян смог забрать Аматис. Хотя члены Совета уже успели проверить дом на предмет опасных материалов, Клэри знала своего брата. Будь он не в духе, он бы разгромил в доме все, просто чтобы показать, на что он способен – диваны бы разнес в щепки, зеркала разбил на осколки, окна – вдребезги.
Она слышала, как ее мать слегка выдохнула с облегчением и поняла, что Джослин думала, скорее всего, о том же самом, что и Клэри: Чтобы ни случилось, в доме было все в порядке. Ничего в нем не указывало на то, что бы Аматис был причинен вред. Книги стопкой лежали на кофейном столике, полы пыльные, но в порядке, фотографии на стенах висели ровно. Клэри с болью посмотрела на недавнюю фотографию рядом с камином, на которой были она, Люк и Джослин на Кони-Айленде, они стояли, обнявшись за руки с улыбками на лицах.
Она подумала о том, что в последний раз она видела сестру Люка, когда Себастьян заставлял Аматис испить из Демонической Чаши, пока она сопротивлялась и кричала. То, как из ее глаз исчезла ее индивидуальность, после того, как она проглотила содержимое Чаши. Клэри стало интересно, это то же самое, что смотреть, как кто-то умирает? Не то чтобы она до этого не видела смерти. Валентин умер у нее на глазах. Конечно же, она была слишком молода, чтобы иметь так много призраков.
Люк пошел, чтобы посмотреть на камин, и фотографии, что висели вокруг него. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к одной, на которой стояли два голубоглазых ребенка. Один из них маленький мальчик, который рисовал, пока его сестра с обожанием за ним наблюдала.
Люк выглядел изможденным. Их портал переместил их в Гард, и они прошли через весь город к дому Аматис. Люк все еще морщился от боли, что причиняла ему не до конца зажившая рана в боку, но Клэри сомневалась, что это ранение так на него влияло. Тишина в доме Аматис, уютные коврики из лоскутков, что лежали на полу, которые ненавязчиво будили в нем воспоминания – все говорило о том, что привычный ритм жизни был прерван самым ужасным способом.
Джослин подошла к Люку и положила свою руку ему на плечо, подбадривая его словами. Он развернулся в кольце ее рук и прислонил свою голову к ее плечу. Это было скорее ради утешения, чем проявление романтики, но Клэри все равно почувствовала так, будто вторгается в их личное пространство. Не произнося ни звука, она подняла вою сумку с пола и пошла наверх.
Комната для гостей нисколько не изменилась. Маленькая, стены выкрашены в белый; окна, как иллюминаторы, круглой формы – там было окно, через которое однажды ночью пролез Джейс – и все тоже стеганное одеяло на кровати. Она бросила свою сумку на пол рядом с прикроватным столиком. Тем самым, на котором Джейс оставил свое письмо одним утром, сообщая о том, что он уходил и не собирался вернуться.
Она села на край кровати, пытаясь стряхнуть воспоминания. Она и не подозревала, как это будет тяжело опять вернуться в Идрис. Нью-Йорк – это дом, нормальный дом. Идрис – это война и разруха. В Идрисе она впервые увидела смерть. В ушах застучала кровь. Она хотела видеть Джейса, видеть Алека и Изабель – они бы они дали почувствовать ей почву под ногами, предали бы ей чувство нормальности. Она могла еле-еле слышать, как ее мама и Люк передвигались по первому этажу дома, наверно даже звук чашек на кухне. Она встала с кровати и подошла к квадратному сундуку. Это был тот самый сундук, который ей принесла Аматис, когда она была здесь в прошлый раз, чтобы Клэри поискала в нем себе одежду.
Сейчас она встала на колени и открыла его. Та же самая одежда, аккуратно сложена между слоями бумаги: школьная форма, практичные кофты и джинсы, еще более формальные рубашки и юбки, а под ними то платье, про которое Клэри в первый раз подумала,что оно было свадебным. Она его вытащила. Сейчас, когда она ближе познакомилась с Сумеречными Охотниками и их миром, она поняла, что это было за платье.
Траурная одежда. Белое, простое платье и такой же пиджак, с серебряными траурными рунами, выведенными на ткани – на манжетах, практически невидимый рисунок птиц.
Цапли. Клэри аккуратно положила одежду на кровать. Она могла видеть, в своем подсознании, как Аматис носила это платье, когда умер Стивен Эрондейл.
Как она ее надевает, расправляет ткань на платье, застегивает жакет на все пуговицы, все для того, чтобы скорбеть по мужчине, за которым она больше не была замужем. Вдовья одежда для той, которая не могла называть себя вдовой.
– Клэри? – это была мама, прислонившаяся к дверному проему, и наблюдавшая за ней, – Что это… О. – Она прошла через комнату и прикоснулась к ткани на платье, и вздохнула. – Ох, Аматис.
