Юлия Сиромолот - Правдивый чай
Обзор книги Юлия Сиромолот - Правдивый чай
Юлия Семёновна Сиромолот
Правдивый чай
Я знаю силу слов…
Ярко-желтая вывеска, клоунская физиономия с торчащим, как у пса, ухом — да, похоже, до приюта «Варфоломей» я все-таки добрался. Долгая дорога оказалась, устал ужасно. Но Форд, во-первых, настоятельно рекомендовал, а, во-вторых, у меня в рюкзаке был подарочек для хозяйки гостиницы. Такие сантименты были совершенно не в Фордовом духе — наверное, поэтому я согласился.
Дверь под вывеской была заперта. Я постучал, с той стороны залаяли собаки — голосов на пять. Замок клацнул. Здоровенный дядя в зеленом хирургическом костюме отворил дверь, на ходу подхватывая зверей помельче и отпихивая тех, что покрупнее.
— Мне бы… э-э-э…. Лилию Исаковну?
Хирург (он-то что здесь делает?) кивнул — туда, мол. Я вошел, и понял, что приют, конечно, здесь есть, но, кажется, ветеринарный. Об этом-то Форд не упоминал… В темном коридоре вдоль стен стояли клетки и переноски. Некоторые — точно обитаемые: жильцы шуршали, сопели, пару раз сверкнули глаза. Я пробился через пластиковую занавеску, какие устраивают в заводских цехах, и оказался в полутемном помещении. Мерцало стекло, отсвечивало дерево, пахло уже не ветлечебницей, а корицей. Настольная лампа, стол, за ним старушка — лицо, как печеное яблоко, паутинная седина.
— Добрый вечер, — сказала она. — Я Лилия Исаковна. У вас там кто? Ну, кого вы привезли? Или вы забрать?
— Я вообще-то думал, здесь гостиница… Форд сказал, чтобы я остановился именно у вас и… — тут я как раз успел нашарить коробку, — и он еще вам просил передать. Вот.
У старушки по лицу побежали тени: непонимание, удивление, усмешка.
— Форд? Кто это? Ах, да, припоминаю… такой очаровательный иностранец, инженер, кажется? Бывал тут, да… У него бульдог. Ну, так что же вы стоите, пойдемте!
Мы вышли через какую-то другую дверь и стали подниматься по лестнице. Насчет Дэви Форда, конечно, было правдой, что он иностранный инженер, в остальном я был не очень уверен. Очаровательным я бы его точно не назвал, а уж интересоваться насчет домашних любимцев… Он и сам был вылитый бульдог.
— У нас тут приют для животных, как видите, — продолжала старушка, бодро шагая впереди. — Ну и время от времени бывают выставки, соревнования… а гостиница не всякая пускает с животными, поэтому несколько номеров у нас есть. Вот, собственно, сюда.
Щелкнул замок, вспыхнул свет.
— Отлично, то, что надо, — выдохнул я, не кривя душою. — Спасибо. Сколько за ночь?
— А завтра, завтра все, — от Лилии Исаковны остался только легкий голосок, эхо, «топ-топ-топ» в коридоре.
Я присел на застеленную пестрым лоскутным одеялом кровать. Ноги мои… шея… в глазах, кажется, вся дорожная пыль собралась… Забавный у них тут стиль… как это? Колониальный? Обои с букетами, везде шторы, подвязанные внизу, камин. Полочки, вазочки, сухой букет, большущие настольные часы, о, уже поздно все-таки… Рядом с часами — фото в рамке: молодая женщина, очень красивая, в свадебном платье, а на руках у нее, словно какая-то невиданная дуэнья — пышные юбки, фартук, белый чепец — маленькая собачка с суровым выражением на длинной черной мордочке.
* * *Утром на «даме с собачкой» первым остановился взгляд. Потом я снова разглядел занавесочки, букет и камин с часами. Боже, что за бабушкина дача… А, ну да. Собачий приют… Семь утра. На завод к десяти, значит, пора вставать. Неизвестно еще, позавтракать дадут ли. А то насыплют сухариков миску да воды нальют — кушайте, гости дорогие. Однако внизу в приемной старушка Лилия Исаковна пила чай с бутербродами.
— Доброе утречко, — сказала она. — Как спалось? Присоединяйтесь. Вам кофе или чаю?
— Отлично спалось, спасибо. Чаю было бы неплохо.
— Выбирайте тогда, какой заварить.
Хозяйка пододвинула мне китайский сундучок, набитый разнокалиберными пакетиками, коробочками и баночками. Я не люблю зеленый чай и не очень жалую травяные смеси, но одна из коробочек сильно пахла мятой и анисом, как леденцы. На ней была надпись от руки: «Правдивый чай».
— Запах такой приятный. Как в детстве.
— Вкус тоже приятный, — заметила Лилия Исаковна.
— А что там? И почему «Правдивый»?
— Ну, наверное, потому, что настоящие травы: бадьян, шиповник, пустырник, будра. Это, вообще-то, лечебный чай, витаминный и успокаивающий, но можно и просто так. А еще он иногда помогает слышать правду.
— Как это?
Старушка пожала плечами.
— Не знаю. Но считается, что если его выпить, то все как-то… проясняется, что ли. От головной боли, во всяком случае, помогает.
Хм. Голова у меня не болела, но вот ясность и спокойствие… Не то, чтобы я чего-то опасался на заводе, наоборот, но место новое, и установку их я до этого никогда не видел. Вдруг что-то не так пойдет, спокойствие мне бы не помешало, да и ясность тоже. Так что я заварил себе правдивого чаю и, ожидая, пока он настоится, прошел за Лилией Исаковной к рабочему столу. Мне нужно было заплатить за ночлег, а там у нее был терминал, я заметил, когда спускался.
— И что вы так торопитесь расплатиться? И откуда знаете, сколько тут пробудете?
— Ну, это очень просто: мне послезавтра в главконторе надо быть, а туда сутки почти ехать. Значит, все дела надо закончить сегодня.
— Ну, вам виднее, э-э-э… О, что здесь написано, я правильно прочла? «Яноро»?
— Да. Это цыганское имя, означает «январь».
— Неужели?
— Ну, строго говоря, в честь святого Януария. Но меня назвали в честь января, да. Бабушка постаралась. А так вы можете звать меня Ян.
Интернет у нее был очень неторопливый — пока машинка считывала карточку, я успел и чаю отхлебнуть (он и на вкус отзывался леденцами), и рассмотреть на рабочем столе среди всякой канцелярской мелочи смешную чугунную статуэтку. Высотой в ладонь, она изображала, кажется, запорожца — широкие штаны с напуском на сапоги, вышиванка, трубка в одной руке и большая соломенная шляпа в другой — вот только вместо положенного чуба и длинных усов — большие висячие уши и вытянутая морда гончей. У этого запорожца была собачья голова!
— Вот ваша карточка, Ян, — сказала наконец Лилия Исаковна. — Хорошая вещица, правда? Уж и не знаю, где наш друг Дэви такую раздобыл. Передайте ему от меня большое спасибо.
* * *«Я знаю силу слов» — было написано на плакате у дороги. Я усмехнулся. Иногда это бывает забавно: вот, к примеру, сколько раз я слышал в детстве песню о том, как «вышел в степь широкую парень молодой», а теперь вот эти самые «курганы темные, солнцем опаленные» тянулись справа от дороги. Только были они не темные, а самых невероятных цветов — розовые, красные, словно в самом деле солнцем опаленные, светло-фиолетовые и даже зеленые, поросшие лесом. Между ними стелились золотые поля — бесконечный подсолнечник, а выше было только синее небо без единого облачка.
У поворота на завод «Мак-Леннан» тоже росли подсолнухи, огромные — я таких сроду не видел. С поля доносился смех. Какие-то русалки полевые в курточках с фирменным логотипом фотографировались там посреди гигантских цветов. Мне помахали руками и что-то такое прокричали веселое. Я не расслышал, но помахал рукой.
Завод жил полной жизнью. На проходной стояла очередь из грузовиков. Стаи одурелых от счастья голубей топтались по тентам и курлыкали, как пьяные. Охранник что-то пробурчал в противопылевую маску. Я показал ему паспорт, получил пропуск на цепочке и прошел на территорию. Первым делом предстояло познакомиться с директором. Вслед за щебечущей секретаршей (полон рот резинки у нее, что ли? Ни слова не разобрать было) я поднялся на второй этаж, прошел мимо целого улья сотрудников, сидевших в стеклянных клетушках и пожал руку загорелому дядьке с казацкими усами.
— Хэло мистэр…эээ…Шерни…Черни…
— Чернышевский, — сказал я. — Да там с другой стороны по-русски написано.
Директор облегченно вздохнул. Еще бы — после Дэви-то, который, кроме английского и некоторых смачных валлийских выражений, никаких других языков не знал. На радостях он забормотал что-то дружелюбное. Голос у него был тихий, да еще эти усы… Я бы и переспросил, но тут директор хлопнул меня по плечу: «Лады?» — «Лады», — отвечал я, потому что в целом догадывался, что ничего особенного он мне сказать и не мог, во всяком случае, не в первые же пять минут знакомства.
Но все-таки было в этом что-то странное. Время от времени на столе включалась рация. Секретарше директор тоже что-то такое сказал, когда она выходила — и не в усы, конечно. Пока мы друг другу представлялись, заглянул еще кто-то из заводчан и тоже обменялся с директором парой слов. И я, конечно, все это слышал.
И ничего не понимал. Сначала я подумал, что дело в непрерывном шуме — мимо администрации то и дело проезжали грузовики, где-то на территории вскрикивал маневровый тепловоз, цеха издавали не очень громкий, но все-таки ощутимый гул, да еще эти голуби — все это должно было, конечно, сливаться в белый шум. Но никогда раньше такого не было, чтобы я слышал, что мне говорят, а разобрать не мог, кроме некоторых слов: как будто люди не то свистели птицами, не то журчали ручейками… Странное было ощущение, я уже стал понемногу напрягаться.
