Макс Фрай - Я иду искать
– Хотел бы я посмотреть на этого человека, – сказал Иллайуни. – Возможно, мне найдется чему у него поучиться.
– Надеюсь, посмотришь. Он обещал мне присниться. И ишку, в смысле, вместилище смерти принести.
– Мы так не договаривались.
– Знаю. Но у меня не было выбора: или так, или никак. Одного он меня в этот сон не отпустил бы.
– Ладно, – неожиданно смягчился Иллайуни. – В любом случае, мне не следует сетовать о напрасно потраченном времени. Любопытно взглянуть на пространство твоего сновидения. Забавное место. Совсем иначе я представлял себе твои сны.
– Я и сам иначе их представлял. Это место раньше мне не снилось, – начал было объяснять я, но некстати подавился таки этой грешной ракушкой. Закашлялся, выплюнул ее и временно онемел.
– Это тоже чрезвычайно интересный момент, – заметил Иллайуни. – Сон не чей-нибудь, а твой. По идее, ты должен быть тут хозяином положения, а на деле даже говорить толком не можешь. Интересно почему?
– Не знаю. Скорее всего, без каких-то особых причин. Потому что так получилось, – сказал я. На этот раз все-таки обошелся без ракушки. – О, видишь! Уже нормально с тобой разговариваю. А ты так… необычно выглядишь по моей воле? Или все-таки по своей?
– В сновидении я всегда таков, как необходимо, – ответил он. – Сновидение – это работа, а на работе следует оставаться простым, собранным и постоянным. Быть удобным инструментом для самого себя. Это наяву можно позволить себе расслабиться и течь, куда понесет.
– Обычно у людей все наоборот.
– И очень глупо, – отрезал Иллайуни. – Какой смысл сохранять постоянство в мире, который и без наших усилий невыносимо плотен и тверд? И совсем уж недопустимое легкомыслие – проявлять распущенность в сновидении, где реальность столь непостоянна, что ей нельзя доверять.
– Золотые слова, – сказал сэр Шурф.
Вот кто-кто, а он в моих снах всегда вполне похож сам на себя. И вносит в них хоть какое-то подобие стабильности.
Он оказывается уже какое-то время лежал на животе на краю пирса и смотрел вниз, на темные волны.
– Ты кто такой? – строго спросил его Иллайуни.
– Думаю, этот вопрос следует задать Максу. Я же – просто часть его сна. Он не то чтобы великий мастер, но обычно вполне ясно понимает, кто именно ему приснился.
– Это один мой знакомый людоед, – сказал я. – Давно мечтал съесть бессмертного кейифайя, а тут такой случай…
– Что?! – возмущенным дуэтом взревели оба.
– Извините, соврал. На самом деле это начальник нашей полиции, генерал Бубута Бох, очень бдительный человек. Строго следит за сновидениями граждан, и когда ему кажется, что нам снится что-то неподобающее, лично приходит нас штрафовать…
Я добился своего: Шурф наконец перестал таращиться в морскую бездну, поднялся на ноги и теперь приближался ко мне с довольно угрожающим видом. Как будто он – еще один бригадир строителей, которым я крепко задолжал. Однако – вот прекрасная новость! – в руках мой друг держал половинку Танитиной ишки. Выглядела она во сне ровно так же, как наяву.
Надо же, все-таки принес.
– Простите, ваше величество! – воскликнул я. И объяснил Иллайуни: – Я снова соврал. Конечно же это король… но правда, не наш. Какой-то иноземный монарх. Вечно они мне снятся и норовят затеять дипломатический скандал на пустом месте, сам не знаю, за что мне такое наказание, наверное, я читаю слишком много газет…
Они переглянулись.
– Ужас, да? – сказал Шурф.
– Если бы он был моим учеником, я бы утопился, – согласился Иллайуни.
– Если бы он был моим учеником, я бы давным-давно утопил его самого. К сожалению, с друзьями так поступать не принято. Приходится терпеть.
– Да ладно вам, – сказал я. – Тоже мне нашли великое бедствие. Великое бедствие это у нас вот что, – с этими словами я ловко выхватил ишку из рук Шурфа.
Наяву ни за что бы с ним не справился, но тут получилось. Все-таки это был мой сон. А в своих снах я очень сильный и проворный. И вообще герой хоть куда.
Шурф, впрочем, тоже вполне себе герой, даже в моих снах, и с этим ничего не поделать. Вот и сейчас поднял меня за шиворот, как кошка котенка, встряхнул и насмешливо спросил:
– А дальше что?
– Вот на хрена мне такие ужасы про тебя снятся? – вздохнул я, беспомощно болтая ногами в воздухе. – Вроде бы никого особо вредного на ночь не ел…
– Самые настоящие безумные угуландские колдуны, как из анекдотов! – восхитился Иллайуни. – Однако пора бы вам успокоиться, пока не проснулись.
Не то чтобы мы согласились с его предложением – просто не успели. Но нашего согласия и не требовалось. Миг спустя мы уже почему-то сидели на дальнем краю пирса, Иллайуни стоял между нами с ишкой в огненных руках, а его пернатая кошка ласково бодала меня в плечо своей дурацкой слепой ушастой башкой. Хвала Магистрам, хоть не мурлыкала, а то пришлось бы мне умирать на месте. Вопреки прогнозам, от умиления.
– Теперь это мой сон, – строго сказал Иллайуни. – Поэтому вы будете вести себя так, как я считаю нужным. Извините, но в рабочем сновидении иначе нельзя.
Мне это совсем не понравилось. Как это – его сон? С самого начала был мой, моим и остался. Здесь я все решаю.
Но я не стал спорить, а просто смотрел вниз, на темное море, пока под тяжестью моего взгляда оно не стало пронзительно-желтым, как взбесившийся лимон.
Так-то лучше.
Удивительно, но Иллайуни, похоже, не заметил этой перемены.
– Конечно, вы оба вольны проснуться в любой момент, – сказал он. – Вы не мои ученики, поэтому я не считаю возможным удерживать вас в этом сновидении силой. Да и врагов в вашем лице не хотелось бы нажить. Но пока вы здесь, извольте не отвлекаться на ерунду и не вносить хаос.
– На твоем месте я поступил бы так же, – откликнулся Шурф. – С нами иначе нельзя. Мы оба пока довольно неопытные сновидцы. К тому же, Максу обычно снится, что мы впадаем в детство, а я ему в этом потакаю, потому что…
– Потому что, подобно большинству людей, относишься к сновидениям, как к возможности отдохнуть и развлечься, – нетерпеливо кивнул Иллайуни. – Это понятно, не стану тебя осуждать. Я сам примерно так же веду себя наяву. Не в точности как вы, но тоже отдыхаю и развлекаюсь. А теперь хватит болтать. Вы когда-нибудь видели, как выглядит человеческая смерть? Смотрите внимательно. В ученики я вас теперь не возьму, хоть убейте, так что это, пожалуй, ваш единственный шанс.
Он размахнулся и швырнул обломок ишки в мое лимонное море. Пока я смятенно думал: «Вот и все», «Бедная Танита», «Ай, ерунда, это сон, наяву она никуда не делась», «Теперь он велит нам за нею нырять?» – и прочую ерунду в таком духе, Иллайуни сел между нами, сложил свои огненные ладони лодочкой, и мы увидели, что в них лежит бесцветный, прозрачный, словно бы ледяной цветок с пятью лепестками, узкими и острыми, как шипы.
– Удивлены? – спросил он. – Не ожидали, что все так просто? Ну и правильно, молодцы. На самом деле смерть конечно же так не выглядит. Откровенно говоря, она не выглядит вообще никак. Смерть – это слепая сила, стремление, импульс, удар. Но в сновидении она легко обретает зримую форму. Моя, к примеру, выглядит так, – он ласково потрепал по загривку свою пернатую кошку. – Но ее облик – наша общая заслуга, мы приложили много усилий, чтобы прийти к устраивающему нас обоих компромиссу, и потратили много лет, чтобы его воплотить. А обычная смерть обычного человека, который никогда сознательно не занимался ее приручением, в сновидениях, как правило, похожа на лезвие, наконечник, коготь, иглу, кинжал, непременно что-нибудь острое, чаще прозрачное; впрочем, порой встречаются совершенно удивительные цвета. Но на вашу долю досталось самое редкое зрелище: смотрите, как интересно они срослись – не остриями, а основаниями. Сам до сих пор ничего подобного не видел. И отпускать их на волю придется одновременно. Дать каждой возможность устремиться к своей цели – единственный способ их разлучить.
– И что из этого следует? – спросил Шурф.
Он выглядел очень спокойным и всем своим видом демонстрировал намерение внимательно слушать. Но я совершенно не сомневался, что мой друг уже приготовился проснуться и немедленно начать тормошить меня. Хотя, готов спорить, окажись он тут один, остался бы, не раздумывая.
– Совсем дураком надо быть, чтобы проснуться в самый интересный момент, – укоризненно сказал я.
Он ничего не ответил.
– Можешь не слишком спешить, – подмигнул ему Иллайуни. – Я не дурак и не враг – ни вам, ни себе. Без предупреждения их не отпущу и умирать никого не заставлю. Просто даю вам возможность полюбоваться редким зрелищем. Это очень красивый и напряженный момент: когда мастер держит смерть в своих руках, она неподвижна, но дрожит от вожделения, чует, что вот-вот отправится в свой вечный, первый и последний полет. Когда я остаюсь один на один с чужой смертью, я позволяю ей взять меня. Пользуюсь тем обстоятельством, что для смерти нет разницы между сновидением и явью, а для меня – есть. Я могу честно, с полной самоотдачей умереть, а потом проснуться в той реальности, где мы со смертью никогда не встречались, и я по-прежнему жив, но ее все равно больше нет. Уверен, вам обоим легко было бы освоить это искусство. Вы упрямы и всегда норовите повернуть все по-своему. Довольно неприятное свойство характера, но бесценное качество для того, кто хочет уметь воскресать. А умирать и учиться особо не надо, смерть все сделает сама, достаточно ей разрешить. Но я не стану предлагать вам попробовать. Их здесь пять, а нас всего трое. Меня не устраивает такое соотношение сил. Поэтому я твердо намерен отпустить их восвояси.
