Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц
– Он тебя испугал? – Брокк положил руки на плечи, и Кэри запрокинула голову.
Темный какой.
И хмурый.
– Не знаю… неприятный.
– Он больше не появится здесь.
– Хорошо.
Брокк сел рядом, и Кэри прижалась к нему.
– Огонь беспокоится. – Она прижала горячую ладонь к щеке Брокка.
– Ты не первая, кто это говорит. Я и сам слышу. Кэри… после бала тебе придется уехать. Ненадолго… неделя или две.
Он сдавил ее руку.
– Будет прилив, и оставаться в городе небезопасно. Пожалуйста, поверь мне. Я не хочу тебя отпускать ни на неделю, ни даже на час, но еще меньше я хочу, чтобы ты пострадала.
Прилив.
И небезопасно.
Пламя действительно волнуется, но… оставить дом.
Его?
– Кэри, почему ты молчишь?
– Не знаю, что сказать.
Далекий бой часов избавил от необходимости говорить.
– Мне надо переодеться. – Она высвободила руку.
…и подумать.
Прилив. Гости, которые принесли с собой беду. Его бессонница, появляющаяся лишь когда Брокк и вправду всерьез обеспокоен. Он злится и не отступит.
– Любит, – Кэри провела по гладкой поверхности туалетного столика, в котором отражались бусины опалового ожерелья, – не любит… плюнет… поцелует…
Бусина за бусиной. Кто гадает на ожерельях?
Уйти или остаться?
Лэрдис останется. Она не исчезнет и случая не упустит. Газеты вновь напишут о романе… а Кэри останется верить, но газетам или мужу? Безумный выбор.
Она сама справилась с платьем.
…особая ночь. Самая длинная в году, а послезавтра бал… и все-таки нужно что-то решать. Кэри оглянулась на пламя, на шелковый экран, где сказочный лес тонул в рубиновых снегах. На зеркало, в котором отражалась она, бледная девушка в белой нижней рубашке.
Любит? Не любит?
Выяснить просто… всего-то надо решиться. И Кэри улыбнулась своему отражению.
Брокк ждал у подножия лестницы. Дерево уже вынесли, и котел с кухни, надо полагать, переместился во двор…
– Я выгляжу странно?
…широкое платье с непомерно длинными рукавами, которые приходится подвязывать к поясу. И пояс массивный, расшитый золотом.
– Ты выглядишь чудесно.
Он касается губами виска.
И височные кольца, древние, верно видевшие совсем иной мир, звенят. Княжий венец тяжел, и Кэри страшно уронить его. Или потерять массивные браслеты. На левом узкомордый корабль пробирается по барашкам волн. И солнцем в золотом небе пылает янтарь. На правом охотники гонят оленя с рубиновыми глазами. А под копытами его змеею вьется янтарная же жила. Покачиваются на груди золотые подвески, и вспыхивают камни квадратной огранки.
– Княгиня. – Брокк поклонился, и Кэри ответила же ритуальным:
– Князь.
…ночь духов.
Перелома.
И мир, скользящий из года в год, сгорает в огне, чтобы возродиться из пепла.
А Брокк серьезен. Ему к лицу и черный строгий наряд, и тяжелый обруч из белого никеля. Поверх старомодной бархатной куртки лежит толстая цепь. На руках браслеты – парные.
Обручальные.
И скрывающие иной узор.
– Княгиня. – Он протянул руку, и Кэри ее приняла.
– Князь.
…позвякивают вплетенные в косу колокольчики. Гаснут свечи, затирая шаги, один за другим, словно время съедает прожитые года. И холод бьет в лицо, наотмашь, до обледеневших губ и сердца, которое замирает на мгновение.
Ступени.
Пламя, по ним растекшееся. Оно приседает в издевательском полупоклоне, чтобы в следующий миг расправить рыжие крылья. Искры вьются оброненными перьями.
Гаснут.
У порога, закрепленное в чугунном треножнике, высится зимнее дерево, оно блестит, облитое маслом, и обындевевшие ленты ловят снежных мух.
– Княгиня. – Брокк держит ее руку крепко. И Кэри, цепляясь за него, вновь отвечает:
– Князь.
…с ним легко шагнуть в огонь, который покоряется, отползает, освобождая ступень за ступенью. До самого дерева, и запах ароматного масла становится вовсе невыносим.
…в прошлом году все было иначе: долина и дом все-таки чужой, необжитый, непривычный к ритуалам, которые по ту сторону гор казались нелепыми. Здесь же в крови бушевало истинное пламя.
Как не сойти с ума?
Удержаться на краю, цепляясь за протянутую руку, железную и… надежную.
– У тебя глаза рыжие…
…а ресницы белые почти, ледяные.
– И у тебя.
Пальцы переплетаются с пальцами. И невесомое прикосновение к губам.
– Снежинка…
– Уже пора, да? – Она не способна взгляд отвести, и Брокк кивает.
Пора.
Пламя в лодочке ладоней, обвивает запястья, раскаляя браслеты. И золото тянется к золоту, сливаются змеи янтарных жил особым узором, и два оленя, отраженные в огне, летят, спасаются от охотников-псов. Полыхают рубины.
И ветер играет на колокольчиках в косе.
Еще мгновение.
Две руки, которые становятся одной, и она, наполненная огнем, пытается удержать его. Вдох и выдох. Темнота вокруг. И грохот материнской жилы, такой вдруг близкой, достаточно потянуться, и она…
– Нет, – шепчет Брокк.
И пламя пробирается сквозь сплетенные пальцы, падает капля за каплей на ленты, на широкие лапы зимнего дерева. Оно гаснет, впитываясь в масло, и кажется, что темнота – уже навсегда.
…до следующего удара сердца.
Сосна вспыхивает сразу, опаляя жаром, заставляя покачнуться.
Не отступить.
Позволить огню коснуться лица, вдохнуть раскаленный, гудящий воздух.
– Все хорошо. – Брокк рядом и держит.
Хорошо.
Зимнее дерево полыхает, и столб живого дикого огня тянется к небу. Тотчас, отзываясь на голос его, вспыхивают костры в саду, и тяжелые широкогорлые вазы, и бумажные фонарики, и поминальные свечи. Пламя тянется к пламени, свиваясь причудливыми узорами.
Пляшут искры.
И запах горелого масла перешибает все прочие.
Дымно.
Шумно. Кто-то ударяет в медный гонг, и на звук этот откликаются часы в холле. Удар за ударом, и каждый причиняет боль…
…почти.
– Моя княгиня. – Брокк ведет по выжженным ступеням. И гудящее пламя опадает. Кружится пепел, а снег становится дождем.
Запах угля.
Дыма.
…не оборачиваться, пусть и слышатся за спиной шаги, словно крадется кто-то, ступая осторожно, подбираясь близко-близко, дышит в волосы. И безотчетный страх гонит.
Быстро.
И еще быстрее.
Оглянуться, оттолкнуть то, что тянется по ее же следам.
Удержаться.
…плохая примета – оборачиваться на пороге. И не приведи жила, руку выпустить. Впрочем, Брокк не позволит, удержит один за двоих.
Дышится легче.
И Кэри глядит перед собой.
Темно.
Вдруг и сразу. Пылающий мир вдруг гаснет, словно бы навсегда.
– Княгиня? – Брокк толкает дверь и вдруг подхватывает Кэри на руки, прижимает к себе, шепчет: – Не бойся, я тебя не отпущу, не потеряю. Веришь?
Верит и цепляется за ледяные звенья ожерелья, они же впиваются в ладонь сточенными зубами драгоценных камней. А за дверью живет темнота. Она выбралась из зеркальных ворот, расплескалась, обжила дом. Она переходила от камина к камину, мягкими лапами сминая догоревшие угли, сминала свечи, затягивала окна морозными оковами.
Темнота была непроглядной.
Плюшевой.
И Кэри скорее почувствовала, чем увидела белую свечу на ритуальном столике.
– Стоишь?
Брокк опустил ее бережно и придержал, точно не до конца доверяя ее способности держаться на ногах. И вновь рука к руке, браслет к браслету, и металл холодно царапает металл, звенят, ободряя, колокольчики в косе.
– Все получится, – шелест-шепот.
И теплое дыхание гасит холод височных колец. А на кончиках пальцев появляется пламя. Оно проступает сквозь розоватую истончившуюся кожу рыжей кровью.
…живым железом, выплавленным из тела.
Оно скатывается по сплетенным пальцам, падает на свечу, опаляя воск. И медленно распускается на острие фитиля цветок.
– Княгиня моя…
Огонек отражается в мертвых глазах зеркал, знаменуя возвращение сожженного мира.
Вдох.
И выдох. Улыбка, пойманная во взгляде ее князя, – полуночный, переломный титул. Полупоклон. И стол под черной скатертью. Сладкий аромат зимнего пирога. Нож с длинной рукоятью, слишком неудобной для одной Кэри, но если вдвоем… и рука Брокка накрывает ее ладонь.
– В детстве это было самой любимой частью ритуала, – мягкий шепот, ласковый голос. – Я не мог дождаться, когда начнут пирог резать. И боялся, что мама отрежет маленький кусок…
Клинок разломил корку из холодного шоколада.
– А мне, – также шепотом ответила Кэри, – всегда наверх приносили…
…леди Эдганг и в переломную ночь не желала видеть бастарда. Но воспоминания эти больше не причиняли боли.
Слуги подходили один за другим, принимая на свечу обновленное пламя и свой кусок «черного хлеба», который давно уже перестал быть хлебом.
– Хочешь облизать? – Брокк протянул нож, к клинку которого прилипли кусочки шоколада, и, наклонившись, на самое ухо произнес: – Этот шоколад самый вкусный. Поверь мне, я знаю.
…он же снимает с губ шоколадную крошку и смеется.
