Галина Гончарова - Волшебникам не рекомендуется
Меня ломало и корежило, как наркомана в последней стадии. Я никогда не думала, что это будет так больно.
Сразу, как только я дочитала заклинание, рассеянная по округе остаточная сила начала стекаться ко мне. И я только головой покачала. Как же ее было много! И как мало использовали! Без сомнения, если бы сюда не выкинуло меня с моими великими планами, все некроманты мира не справились бы с той дрянью, которая появится тут через пару лет. Свято место пусто не бывает? Проклято место тем более пусто не будет.
Честно говоря, если бы от меня потребовалось что-то сложное, я бы не выдержала. Но мне очень повезло. Когда сила начала стекаться в меня, я протянула обе руки в сторону медальона. И отстраненно, сквозь выступившие на глазах слезы, наблюдала, как мои ни в чем не повинные конечности расплываются, удлиняются – и погружаются в саму сущность медальона. Медальон виделся мне тоже по-другому. Невероятно сложным хитросплетением нитей ярко-зеленого цвета. А где-то внутри этого клубка находился черный комочек, который и был сущностью Рона Джетлисса. А мне нужно было как-то добраться до него. И я отлично знала, что стоит мне оборвать хотя бы одну ниточку – и Рона уже не спасти. Да и меня, наверное, тоже. Но я же недаром в свое время занималась макраме! Чем я только не занималась, хватая по кусочкам и там и сям, стараясь завести как можно больше друзей и знакомых. Душа любой компании, страдающая от одиночества…
А на стене, дома, у меня до сих пор висит сова, сплетенная из серых, желтых и зеленых ниток…
Очень сложно расплетать узлы, когда у тебя почти что судороги по всему телу и пальцы сводит. Но я справилась. И аккуратно потянула за одну ниточку, за вторую, за третью…
Они обжигали пальцы, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что я уже испытывала. Поэтому я просто закусила губы – и взялась за дело.
Мне же не требовалось расплетать клубок до конца, мне нужно было только освободить себе проход.
Да, эту клетку можно было разрушить только снаружи и только с такой силой, как у меня. Не моей силой, заемной, но разве это важно? Важно то, что я все-таки проложила для себя дорогу. И рванула, вытащила, почти выцарапала из клетки маленький угольно-черный клубочек. Он покоился в моих туманных ладонях, как новорожденный котенок, и мне ужасно хотелось погладить его пальцами. Но я сдержалась. Рон и так должен был испытывать дьявольскую боль, когда я проходила мимо запечатывающих его заклятий. Кто знает, что ощутит его сущность от моего прикосновения?
Я осторожно протянула руки к телу юноши. И черный клубок мягко опустился ему прямо на сердце, растекся по поверхности тела так, словно хотел закрыть его от посторонних взглядов. На миг так и произошло. Черное пятно обволокло распростертое на земле тело – и начало впитываться внутрь. Впиталось – и исчезло.
Я внимательно посмотрела на него. Да. Теперь сущность Рона Джетлисса обрела новое тело. Я видела последние энергетические всплески, пробегающие по нему. Волшебник устраивался в новом доме. Но это будет ненадолго, если я не сделаю кое-что еще.
Я с усилием свела руки перед собой – и развела их в характерном жесте. Крест-накрест, в стороны и вниз.
– Амэнно!
Забавной была перекличка этого слова с привычным мне «аминь». Возможно, христианство имело какое-то отношение к волшебникам, или кто-то из волшебников развлекался, насаждая новую религию в новом мире…
Я отбросила все посторонние мысли. Мне было решительно не до того. Сейчас наступал очень сложный момент. Если я прерву заклятие, мне придется начинать все сначала. Если я его не прерву – я не смогу довести до конца сложное дело оживления Рона Джетлисса. И все опять пойдет насмарку.
Можно было разделить свою проблему на два этапа, но пропускать эту гадость через себя второй раз мне просто не хотелось. Это не ромашковое поле, а сила, полученная путем пыток, боли и страданий, путем полного уничтожения души.
Отвратительно.
А что делать?
Я мягко двинула глазами.
Руками шевелить я попросту боялась. Но глаз оказалось достаточно. Телекинез мне давался не просто легко, а очень легко. Фактически сейчас я могла передвинуть на пару метров даже груженый самосвал. Что уж говорить о прочих мелочах? Чашка с живой водой, стоящая на подставке почти рядом с головой Рона Джетлисса (теперь уже Рона), опрокинулась так, что ее содержимое вылилось прямо в рот лежащему мужчине.
Он проглотил. Наверняка проглотил часть. Иначе так быстро не подействовало бы. Или просто сказалось количество? Обычно трех капель достаточно, чтобы оживить мертвеца, это я по Вышеславу знала. А я угрохала почти половину своего запаса. Этого хватило бы человек на двадцать. Но какая разница?
Чашка скатилась в траву. И я увидела, как ранее безжизненное тело окружает новая, пока еще незнакомая мне аура. И отчетливо различала в ней пятна горечи и злобы, отблеск недавнего заточения, ярость и страсть алого цвета, зеленое здоровье (кажется, это тело в жизни не страдало ни от каких болезней)… стоп!
В ауре я отчетливо видела две золотые полоски. Одна – и это я отчетливо знала – была и у меня. Она появлялась после прохождения сада Двенадцати Дев. А вторая?
Я прищурилась, не обращая внимания ни на боль, ни на силу, рвущуюся в меня. Сейчас, сейчас я ее использую, вот только посмотрю, в чем там дело…
И тихо выругалась. Правда, про себя. А то неизвестно, что могло бы получиться. Например, воронка размером с Марианскую впадину. Очень даже.
Дети, будьте очень осторожны при работе с различными формами магической энергии.
Это не было второй полосой, оставшейся в ауре после сада Двенадцати Дев. Не-ет!
Все оказалось гораздо хуже. Я наблюдала остаток личности того юноши, которого использовала. Хотя остаток личности – это слишком громко сказано. Только то, что связано с телом.
Память, возможно, навыки, возможно, аллергия на апельсины. Отпечатки особенно сильных чувств. Если этот мальчик любил кого-то, любил так, что и жизни не пожалел бы, то Рон сохранит эту любовь. Вначале. Он ощутит это, когда проснется. Но это ведь небольшая плата за свободу – остатки чужой души? Правда, небольшая. Если Рон пожелает, со временем он полностью вытравит эту полоску из своего разума и ауры.
Но думать об этом почему-то было очень горько.
А мне и не следовало думать. Прыгать надо!
И я прыгнула.
Подняла руку, направила ее точно на мерзкий алтарь и на город, лежащий за ним, и произнесла всего лишь одно слово:
– Огонь!!!
И с моей руки рванулось пламя.
Оно было невыносимо яркого алого цвета. И я даже знала почему. Кровь человека, принесенного в жертву, навеки впиталась в мою силу. Теперь и я должна буду почувствовать все то же, что и он.
Когда я освобождала Рона, я всего лишь пропускала через себя энергию. Я почти не придавала ей форму и даже почти не контролировала. Но теперь…
Боль пронзила мое тело. На руке открылись вены, и я понимала, что раны заживут очень не скоро, но какое это имело значение?
Важно было только то, что струя огня била из моей руки, мчалась по тому месту, где когда-то был алтарь некроманта, – и охватывала город.
Мертвый город.
Если бы я могла, я бы заплакала. Я часто плакала, когда читала или смотрела о человеческих жестокостях, но сейчас, сейчас, когда я вспоминала маленькую девочку, разрубленную надвое…
…и троих мужчин, которые готовы были защищать ее до последней капли крови…
…и щенка, отдавшего жизнь за свою маленькую хозяйку…
Город горел. И я горела вместе с ним.
Кажется, я кричала. И что?
Я все равно не остановилась бы. Даже если бы мое сердце не выдержало. Но я справилась. Я пропускала сквозь себя энергию, пока на месте города не осталось только одно большое черное пятно.
«Здесь еще сотню лет ничего не прорастет, – подумала я, медленно сваливаясь в обморок. – Но даже если бы платой стала моя смерть, все равно я поступила правильно. Кто бы ни были эти люди, что бы они ни совершили, они не заслуживают такого обращения. Не важно, каким обрядам отдано предпочтение здесь. Огонь уравнивает всех – и дает достойное посмертие освободившимся душам. Я поступила как человек».
И я провалилась в обморок с чувством выполненного долга и самодовольства.
Обморок был какой-то странный. Словно я вылетела из своего тела – и сейчас парила над городом. И видела, как с пепелища медленно поднимаются серые тени.
Они взлетали вверх – и растворялись в небесной синеве. Откуда-то я знала, что это освобожденные души. Они все смотрели на меня. Кажется, они были благодарны мне. Они ничего не говорили, только смотрели – и поднимали руки в знак приветствия. И лица четырех из них оказались мне хорошо знакомы.
Трое мужчин.
И девочка.
Она прижимала к себе щенка и улыбалась. А щенок норовил лизнуть ее прямо в полупрозрачную щеку.
