Сергей Пономаренко - Седьмая свеча
– На Чикатило тоже никто бы не подумал, что тот убийца, – возразила другая женщина и после паузы добавила: – Хотя на Глеба я бы подумала в последнюю очередь.
– Убивал или не убивал – это другой вопрос. Главное, что после того, как Глеб попал в тюрьму, отношения у Варавы и Ольги значительно улучшились, можно сказать, они максимально сблизились.
– Да что вы здесь такое говорите, у гроба покойницы! – вмешалась в разговор третья женщина. – Как вам не стыдно!
– Галя, неужели это ты? – услышала она, обернулась и с удивлением увидела бабу Марусю из Ольшанки.
Рядом с ней заметила еще нескольких односельчан. Галина сдержанно поздоровалась с ними.
– Галя, ты теперь совсем городской стала! – одобрительно сказала баба Маруся, оценив внешний вид девушки. – Вот только какая незадача! Мы узнали, что с Олечкой приключилось, – она вытерла платочком слезящиеся глаза, – и приехали забрать ее тело, чтобы похоронить на родине, в Ольшанке, рядом с Ульяной, Манькой, а этот плешивый, – она указала пальцем на Ивана Степановича, который как раз произносил прощальную речь, – не отдает. Говорит, что ей здесь место. А мне председатель автобус дал и подмогу, чтобы Олечку сопроводить домой. А плешивый не дает! Нельзя ее здесь хоронить, да и время уже позднее. – Она с досадой махнула рукой. – Пошли, Галочка, еще разик попросим его.
Галя послушно поплелась за бабой Марусей. Иван Степанович после речи вновь обмахивался шапкой, точно веером.
– Что, соколик, притомился? Может, одумался и отдашь тело Олечки, чтобы захоронить его на ее родине, в Ольшанке? – ласково спросила баба Маруся.
– Гражданка, не несите ересь! – Маленький человек даже покраснел от возмущения. – Институт взял на себя организацию похорон гражданки Костюк и сделает это. А вы здесь не мельтешите. Приехали прощаться – значит, прощайтесь! А меня больше дурацкими вопросами не отвлекайте! – И он отвернулся.
Баба Маруся огорченно вздохнула. В это время рыжий поп начал отпевать покойную. Баба Маруся достала из кошелки несколько свечек, перетянутых шпагатом.
– Галя, возьми свечку. Никого из родных Олечки здесь нет, так хоть мы ее помянем. Жаль, певчих с собой не взяла! Пойду раздам свечки нашим односельчанам, для Олечки мы здесь самые близкие. – И она исчезла в толпе.
– Иван Степанович, возьмите свечку и прочитайте про себя «Отче наш»! – услышал Варава голос рядом с собой, и с удивлением уставился на худощавую девушку, протягивающую ему горящую свечу. Что-то в ней было необычное, скорее всего, большие черные глаза, которые словно рентгеном просвечивали, при этом ничего не выражая. Он хотел, по своему обыкновению, «взбрыкнуть», а получилось застенчивое:
– А зачем это?
Девушка приблизила свое лицо к нему и прошептала:
– Вы ведь любили ее и были любимы! Я это точно знаю, как и то, что той ночью в Ольшанке она была не одна, а вместе с вами. Но об этом известно только мне!
Ивана Степановича охватил леденящий ужас. Он вспомнил ту страшную ночь, когда по просьбе Ольги отвез ее в Ольшанку, вспомнил, как она прибежала к нему, перепуганная, и уже потом, гораздо позже, он узнал, что она кого-то ранила в том селе, одного или двух человек. По этому факту было возбуждено уголовное дело, и только смерть Ольги положила конец расследованию. А теперь эта девчушка с черными глазами, которым нет сил сопротивляться, заявляет, что знает об этом!
Он послушно взял свечку и начал едва слышно читать молитву «Отче наш», хорошо знакомую ему из деревенского детства. И отрешился от всего окружающего, будто этим мог помочь любимой женщине, которая теперь лежала в гробу на холодном каменном постаменте.
Когда он пришел в себя, странной девушки рядом не было, так же как и свечки, которую он только что держал в руке, ощущая, как горячий воск стекает по пальцам. Остались лишь следы воска и ощущение, знакомое ему в детстве, как будто он только что как следует выплакался.
– Просто наваждение какое-то! – прошептал он и непроизвольно перекрестился.
Сегодня все шло не так, из-за массы недоразумений они настолько задержались. Началось с того, что в морге не могли найти тело Ольги, хотя санитар помнил, что подготовил его и уложил в гроб. Лишь потом выяснилось, что его по ошибке погрузили в другой автобус, а выяснилось это, только когда приехали на место. Интересно то, что ее тело перепутали с телом пожилого мужчины. Иван Степанович представил себе лицо вдовы, когда подняли крышку гроба, и она обнаружила под ней вместо горячо любимого супруга молодую красивую женщину. Он, неожиданно для себя, громко хихикнул, но сразу же спохватился, покраснел, и получилось какое-то хрюканье.
Распорядительница скомандовала:
– А теперь родственники, друзья, знакомые могут попрощаться с Ольгой Викторовной.
Галя подошла к гробу, склонила голову, последний раз посмотрела на Ольгу и похолодела от ужаса. Ольга открыла глаза и насмешливо посмотрела на нее. Галю будто пронзила эта холодная зелень глаз! Ее тело парализовало от ужаса, она зажмурилась. Когда открыла глаза, ничего необычного не заметила. Покойница лежала с плотно закрытыми веками, лишь на лице немного поплыл грим. Окружающие вели себя как обычно; послышалось негромкое рыдание – это Нюра, бывшая одноклассница Ольги, приехавшая вместе с бабой Марусей, не смогла сдержаться.
«Неужели ЭТОГО никто не заметил?!» Галя не могла прийти в себя после увиденного. А Ивану Степановичу показалось, что покойница ободряюще улыбнулась ему, и он решил на ночь выпить снотворного, чтобы не приснился кошмар. Галя решила не сопровождать гроб до могилы, а поскорее возвратиться домой, чтобы ей еще что-нибудь не померещилось. У выхода из траурного зала ее задержала баба Маруся.
– Галюся, а свечку ты положила в гроб? – встревоженно спросила старушка.
– Да. Как и положено, в ноги. Что-нибудь случилось? – спросила Галя, желая как можно скорее выйти из зала: ее стало подташнивать, сильно болела голова.
– Я раздала семь свечей, а в ногах обнаружила только шесть. Ошибиться я не могла. Нет седьмой свечи! – быстро сказала баба Маруся. – На похоронах Ульяны тоже недосчитались свечки, а чем все это обернулось!
– Свою я положила, баба Маруся. Извините. Извините, но я себя плохо чувствую, хочу поскорее добраться домой, отдохнуть. До свидания. Буду в Ольшанке, обязательно забегу.
И она поспешила прочь, уже не слыша, что ей говорила старушка. А баба Маруся сетовала на то, что уже сгустились сумерки и поп не будет присутствовать при захоронении Ольги, а значит, не запечатает могилу. Она-то землицы наберет и отвезет отцу Никодиму для запечатывания, но не знает, когда у нее будет возможность вернуть эту землицу на могилу.
По дороге домой Галя не выдержала и заехала на квартиру, где до недавнего времени проживала Ольга и куда вскоре должен был вернуться Глеб, и не один, а вместе с ней, Галей. Выходка была крайне безрассудной и опасной, так как ее могли увидеть соседи. Но все сошло ей с рук. Она переходила из комнаты в комнату и воображала, какая здесь будет стоять мебель, что она оставит, а что поменяет. Квартира, в которую она, дрожа от страха, совсем недавно тайно проникала и в которой, казалось, даже стены источали враждебность, вдруг превратилась в заботливо убранное, уютное гнездышко, манящее покоем. Теперь Галя почувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Не беда, что пройдет еще месяц, а то и два, прежде чем Глеб вернется из заключения и приведет ее сюда уже как законную супругу.
В комнате, которая служила Ольге магической лабораторией, Галя решила сделать спальню, а в той, которая была раньше спальней, оборудовать детскую. В спальне висело зеркало в массивной бронзовой оправе, оно было завешено черной материей. Она сорвала ткань, бросила на пол и начала рассматривать себя.
– Не такая уж я и дурнушка! – пришла к выводу Галя, закончив исследование.
В последние месяцы она стала много внимания уделять своей внешности, и это дало положительный результат. С растительностью на лице и прыщами было покончено.
«Теперь бы одеться покрасивее, стрижечку модную сделать, а то надоели эти космы. А еще макияж умело наложить, походочку выработать неспешную, как у моделей. Для всего этого нужны деньги, а их пока нет. Ничего, Глеб вернется, жизнь наладится, – подумала она, умиротворенно улыбаясь. – Маня, Ольга – теперь это прошлое, о котором следует поскорее забыть». Галя всматривалась в зеркало, пытаясь силой воображения представить себя «прикинутой».
Неожиданно в зеркале вместо себя она увидела Ольгу, одетую в серый костюм, с тусклыми изумрудами открытых неживых глаз, в которых читалось: «Смерть!» Ольга зловеще усмехалась, словно говорила: «Никуда ты от меня не денешься!»
Не помня себя от ужаса, Галя выскочила из квартиры, в мгновенье ока промчалась по лестнице и оказалась на улице без сил, с бешено колотящимся сердцем. Не могла вспомнить, захлопнула ли за собой дверь, но ни за какие блага на свете не могла себя заставить вернуться к двери страшной квартиры. Теперь она представлялась не уютным семейным гнездышком, а хитрой западней.
