Юля Лемеш - Дверь
– Я могу тебе чем-то помочь? – спросила я.
– Если добровольно, то – да.
Тогда впервые он порезал мне руку и напился крови. Ничего эротичного в этом не было. Было больно и противно, была невыносимая слабость. Но я вытерпела. Отлежалась, трясясь от какого-то внутреннего холода. Странное дело, порезали кожу, а болело и плечо и локоть и даже пальцы.
– У тебя хорошая кровь. Сильная, – от этих слов я пришла в себя.
Попыталась стать веселой. Чтобы не расстраивать Сварта. Который выглядел довольным и деятельным. Заново собирал всякую мерзостную силу в волшебную палочку. Днем у него не очень получалось. Потом свистеть начал. Выводя затейливую, как завитушка мелодию. Приманил несколько крыс. Заразил одну злом и вдумчиво наблюдал, как она расправилась с остальными. Когда крыса растерзала своих собратьев, он одним движением прикончил ее. Хрустнули позвонки. Зубы впились в крысиное горло.
– Прекрати! Меня сейчас стошнит!
– Не смотри, если не нравится.
До ночи мне так и не удалось хоть на миг раскрыть книгу. Сварт все время поблизости ошивался. Словно чуял что-то неладное. Ночью, в качестве поощрения за очередную порцию моей крови, он выполнил обещание насчет длинных волос, хотя я не очень-то напрашивалась на такие перемены.
Велел стоять неподвижно. Это трудно было – меня шатало и коленки подгибались. Он ходил вокруг меня. Трогал мою стрижку. Морщился. Менял цвет волос. Я не могла видеть на какой, не получалось.
– Ну что ж, попробуем исправить это безобразие.
Сварт вел себя как скульптор перед бесформенным куском мрамора. Меня никогда в жизни столько не ощупывали. Из всего, что я смогла ему предложить, одобрены были нос, подбородок и руки. Одна из которых висела как плеть, перевязанная обрывком моей футболки.
– Ты мне еще спасибо скажешь, – деловито уверял меня Сварт.
Достал из кармана плаща обыкновенную деревянную расческу. С усилием воткнул ее мне в волосы, немного провернул, накручивая волосы на зубцы, а оптом начал вытягивать их понемногу. Прядь за прядью они становились все длиннее, и мне действительно казалось, что они где-то были спрятаны в моем черепе, а он их просто выуживает.
Хотя происходило настоящее волшебство, мне было больно. Когда-то давным давно, в другом мире, мама тоже мечтала отрастить мне длинные волосы. Не доверяла мыть и сама расчесывала. Они после мытья были спутанные и не хотели распрямляться. Мама, сначала терпеливая и ласковая, превращалась в садиста, дергала мою голову, словно хотела оторвать скальп и даже обзывалась. Все это безобразие длилось годами, пока я не взяла ножницы и не решила проблему за один миг.
Сварт устал, но продолжал действовать осторожно, даже бережно. Любуясь результатом. Каждое движение прибавляло длинны на ладонь, не больше. Челка давно закрыла мне обзор. Зачем мне такая длинная челка? Я же теперь ничего не вижу. Только пол башни. Свои кеды тоже вижу. Пока не развалились.
Голова кружилась и от потери крови и от неподвижного стояния. Мне уже начало казаться, что башня решила повторить судьбу Пизанской и сильно поклонилась земле. Это было удивительно, но одновременно смешно.
– Я сейчас упаду, – предупредила я.
Поддержав меня за шею, Сварт пригрозил «только попробуй» и продолжил манипуляции с расческой.
– Ну вот, теперь почти то, что нужно.
Теперь мне позволили сесть. Двумя руками разделив волосы, я выглянула наружу. Прямо пред моим носом колыхался плащ Сварта.
Выход на крышу башни когда-то закрывался крышкой, как у люка. Но потом она по какой-то причине оторвалась и получилось неудобное сиденье, гораздо ниже табурета, но лучше чем ничего. Голова перестал кружиться. Мысли в голове еще путались, но уже захотелось поговорить. Как в приступе бреда.
– Если бы ты сделал тут небольшой домик с крышей, я была бы счастлива. Знаешь, с такой остроконечной крышей и загнутыми вверх углами. Как меленькая пагода. Мне очень нужна крыша. Ведь когда-то начнутся дожди…
Скорее всего, Сварт не хотел отвечать.
– Мне неуютно здесь, на башне. А внутри железного города мне еще хуже. Тут хоть небо видно, воду, и немного берега… А главное – днем тут много солнца. А там, внутри темно…
– Мне не нравится твой голос, – это единственное что я от него услышала в ответ.
Ну, уж тут он не прав. На мой голос никто не жаловался. Он у меня хороший, я точно знаю. Не визгливый. Им даже петь можно.
Неожиданный удар по макушке, даже странно, что волшебная палочка не сломалась.
– Все. Готово. К волосам претензий у меня теперь нет.
Теперь я могла заплести косы до земли. Но Сварту больше нравились распущенные волосы. Наверное, у него было хорошее настроение и в придачу к волосам меня наградили новым лицом. Он нарисовал его странной краской из меленькой круглой коробочки. Нанося светящийся грим на мое лицо указательным пальцем. То еще ощущение.
Потом сажей с котелка обвел глаза, брови и даже губы. Всмотрелся в результат. Остался им почти доволен. Еще немного подвел глаза. У меня не было зеркала, чтоб увидеть, кем я стала. Я смогла лишь видеть довольное лицо Сварта.
– А как же я теперь буду готовить? Волосы ветром забросит в огонь…, – пробормотала я.
Мне показалось, что он задумался. Губу нижнюю смешно вперед выкатил. Вот уже точно ничего красивого. Если бы Пиксель такую рожу состроил, я бы ему в миг высказалась. Типа – не смей рожи корчить, а то мне ночью приснишься и я орать буду. Но Сварту замечаний делать не стоит. Он вообще критику не воспринимает. Он ее как оскорбление понимает.
Волосы были тяжелые и с непривычки у меня начала уставать шея.
– Мне не нравится твой голос, – снова повторил Сварт.
Огрызнуться хотелось очень. Я даже придумала как, но не успела. Сварт сначала приложил ухо к моей шее, требуя чтобы я медленно говорила «Ааа».
– Понятно, – важно сообщил он тоном великого доктора.
После чего крепко сжал мое горло. Но ведь он не дал указаний замолчать. Поэтому я некоторое время курлыкала как индюшка.
Операция по изменению голоса оказалась гораздо болезненней, чем я ожидала. Сварт колдовал. И после каждого вмешательства заставлял меня говорить «а». От боли получалось «а…ииии». В остальное время я глотала слезы и давилась соплями. Теперь вместо индюшки меня можно было перепутать с водопроводным краном, в котором закончилась вода, но остатки воздуха рвутся на свободу.
– Лучше пой что-нибудь. Медленное.
Своей просьбой он поставил меня в тупик. Все песни тут же повылетали из головы, оставив в памяти «степь да степь кругом», причем кроме этих слов я ничего вспомнить не смогла, наверное, и не знала никогда. Тогда я начала пытаться спеть «Гудбай Америка…», но у меня быстро закончился голос. И тут на меня нашло. Я вспомнила нужные слова. Хоть и спеть не получится, зато я могу прочитать с выражением.
– Мне мама в детстве выколола глазки, Чтоб я в шкафу варенье не нашел. Я не пишу, и не читаю сказки, Зато я нюхаю и слышу хорошо.
Сварт сначала не оценил ни слова из моего выступления. Потом вдруг смеяться начал как сумасшедший. Ржет и горло мое пальцами давит. Чуть насмерть на задушил, придурок.
– Ну вот, голос теперь у тебя что надо.
– Ты не голубой, случаем? У меня теперь почти мужской голос. Разве это красиво?
Оглох он, что ли? Для него смысл моих слов перестал быть существенным. Звук ему нравился, а что я говорю – плевать. Он только себя слушает, а меня нет.
А, может, он и правда, голубой? Это бы многое объясняло. А что – школа, в которой обучаются одни мальчики, напуганные, замученные, доросшие до половозрелого возраста. Ведь он сам рассказывал, как они мародерствовали, принаряжаясь в одежду со столичных покойников? Ради кого?
– Ты постарайся спину прямо держать. Так красивее. И безопаснее – на волосы не наступишь. Я оставлю тебя ненадолго.
Он наполовину исчез в люке, усмехнулся и повторил стишок слово в слово. Довольный такой – словно ему крысу в шоколаде дали.
Я спорить не стала. Надо так надо. Дождалась, пока не утихли его шаги. Дрожащими руками достала книгу. Попросила показать свое лицо. В данный момент меня оно волновало больше всего на свете. Увидела. Взвыла тихим волчьим воем. Это я? Нет. Это не я. Это – мертвая невеста из мультика. Даже хуже в сто раз! Что за рожа? Панда какая-то. И плакать нельзя – сажа потечет и сделает меня еще страшнее. Зато волос – на трех таких как я.
– Ладно. Зато я теперь ему нравлюсь, – сообщила я книге.
Спросила про ребят. Без прежнего интереса. Даже самой странно. Они где-то там, решают мою судьбу, волнуются за меня. Придумывают как извести Сварта.
На картинке новое собрание государственной думы. Казаки пишут письмо турецком султану. Азартно размахивают руками и снова спорят. Только собака курит себе потихоньку.
– Смешные вы. Меня тут изуродовали. Быть может, навсегда.
Мне стало стыдно – что я все за себя беспокоюсь. Погладила книжную страничку, на которой красовалось карикатура на Тоника. Интересно, а как народ отнесся к нарядам моих друзей? Небось, удивили они всех своим нездешним видом.
