Варя Медная - Принцесса в академии
Он поперхнулся на полуслове, раздраженно хлопнул себя по уху и громко заявил:
– Не смейте так больше делать!
– Мне уже начинать смеяться?
Озриэль встряхнул головой:
– Прости, Ливи, так о чем мы говорили?
– Ты что-то упомянул про тему вечеринки…
– Ах да, в общем, подозреваю, эту идею с костюмами подал Индрик, потому что… – Он снова вздрогнул и заорал, глядя в одну точку: – Я уже совершеннолетний! Это моё дело, и только моё!
Эхо крика прокатилось под сводами арки. Несколько находившихся поблизости студентов нервно подпрыгнули. Я в их числе.
Ифрит снова стукнул себя по уху, а потом повернулся ко мне и мрачно сообщил:
– Извини, нужно бежать, семейные дела. Увидимся вечером: я крикну филином, чтобы ты поняла, что это я.
– Но…
Он перекинул рюкзак на другое плечо и скрылся за поворотом.
– …я не знаю, как кричит филин.
* * *Поскольку Озриэль упомянул о том, что вечеринка будет костюмированной, я решила серьезно подойти к делу и озаботилась созданием соответствующего образа. Чудесное (прекрасное, восхитительное, сногсшибательное) платье у меня уже имелось, но само по себе не являлось костюмом. И мне пришла в голову гениальная по своей простоте мысль: я переоденусь принцессой! Принцесса, переодетая в принцессу, чтобы в ней не признали принцессу, – такая хитрая комбинация показалась мне довольно надежной защитой от разоблачения.
Однако беглый осмотр пары-тройки витрин с ювелирными украшениями показал, что ни одно из них мне не по карману. Даже вот та овальная брошь с бегущими по ободку и крохотными, как муравьи, изумрудиками. Поэтому я заскочила в лавку карнавальных костюмов в Шебутном переулке и сразу нацелилась на стоящий возле двери ящик с блестящими побрякушками. После непродолжительных поисков я выудила оттуда проволочную диадему с блестящим стеклышком посередине и розовую палочку со звездочкой на конце, от которой расходились сверкающие нити мишуры (звездочка так и норовила отвалиться, поэтому торговец в придачу снабдил меня тюбиком рыбьего клея). А что, буду принцессой фей!
* * *Эмилию я застала на площадке второго этажа. Она стояла у кабинета хозяйки с подносом, на котором разместилась чашка чая и лимонная меренга, а из-за двери доносились глухие рыдания. Я остановилась рядом.
– Что это с мадам Гортензией?
– Рудольфо устроил ей незабываемый праздник, – невесело сообщила Эмилия, а потом поставила поднос на верхнюю ступеньку и, порывшись в переднике, протянула мне медальон. – Гляди, что он подарил.
Я покрутила безвкусный кругляш с большой буквой «Г» в центре: слишком легкий и блестящий для настоящего золота. Дутая дешевка. В цепочке оказалось больше совести: она даже не пыталась притвориться драгоценной.
– Мадам оплакивает отсутствие у него вкуса? Так это ещё на примере зеленых лосин было ясно…
Эмилия молча отвела меня в сторону и открыла медальон. Оттуда выпорхнуло сиреневое мерцающее облако. Оно сложилось в сердечко, а потом распалось на дюжину крохотных гномиков, исполнивших поздравительную песню… для Гилоты.
– Теперь ты понимаешь?
– Похоже, он сделал в имени мадам восемь ошибок.
Девушка вздохнула:
– Если хочешь знать, я считаю, что это к лучшему: он ей не пара. Они разные, как… кирка и алмаз.
– Как родинка и прыщ.
– Как месяц и кожурка от лимона.
Я постояла, а потом решительно схватила медальон и направилась к двери кабинета:
– Ну уж нет! Сегодня в этом королевстве будет на одно разбитое сердце меньше!
Эмилия следовала по пятам.
– Что ты делаешь, Ливи?
Я молча нажала на ручку и шагнула внутрь.
Мадам сидела в кресле за столом, уткнувшись лицом в ладони. Когда мы вошли, она подняла голову и слабо замахала:
– Уходите! Я никого не хочу видеть.
– Не могу. Кое-кому срочно требуется ваша помощь, – заявила я.
От удивления она даже всхлипывать перестала:
– Кому это?
Я обошла стол, взяла её за руку и отвела на середину комнаты.
– Моему чувству прекрасного, – ответила я и бросила на пол медальон. – А теперь наступите! Со всех сил.
– Что? Зачем? Нет… это всё равно ничего не изменит, – пробормотала она, но с места не сдвинулась.
– Ну, скажите, разве вам самой этого не хочется? Только взгляните на неровную спайку и отслаивающуюся краску. Этот медальон позорит звание гномьей работы.
Мадам трубно высморкалась:
– Это создал кто угодно, только не гномы! Дешевая подделка с третьесортной барахолки. Он никогда не отличался щедростью. Конечно, ведь жалованье приходилось делить на дюжину подружек. – Она убрала платок, откинула упавшую на лоб прядь и сверкнула глазами: – Сделаю-ка одолжение этой Гилоте: с него ведь станется передарить!
Высокий каблук с размаху опустился на блестящий кругляш. Раздался хлопок. Когда она убрала ногу, мы увидели, что на месте медальона осталась тусклая пыль. Она тут же почернела, как угольная труха, и оттуда вынырнули полупрозрачные привиденьица-гномики. Исполнив напоследок свою ритуальную песню глухими невыразительными голосами, они воспарили к потолку и исчезли, как души, освобожденные из царства безвкусицы.
– И как ощущения?
На заплаканном лице проступила бледная улыбка.
– Оказывается, я ошибалась: немного полегчало…
Мадам вытерла глаза тыльной стороной ладони и неуверенно спросила:
– И что дальше?
– А дальше план «Три П»: платье, подруги и потрясная вечеринка.
Глава 18,
В которой я знакомлюсь с подружкой Магнуса и снова надеваю волшебный плащ
Когда дело с мадам было улажено (Эмилия осталась, чтобы помочь ей привести себя в порядок и подобрать наряд к сегодняшнему вечеру), я отправилась к себе.
За всей этой суматохой я совершенно забыла об осторожности и безо всяких предуведомлений толкнула дверь. Уже открывая её, я услышала, как Магнус кому-то игриво сказал:
– А не пора ли проверить мою паутинку на прочность?
Я попыталась удержать дверь, но моя масса, помноженная на ускорение, неумолимо несла деревяшку по оси до тех пор, пока та не стукнулась о противоположную стену.
Последовала немая сцена. Не знаю, кто опешил больше: я, Магнус или его гостья.
– Так это и есть твоя подружка? – выдохнула я.
Паук ещё не оправился от изумления, но попытался вернуть контроль над ситуацией:
– Да! – с вызовом ответил он.
– Магнус, но она… бабочка!
– И что?
– А ты паук!
– И что? – с нажимом повторил он.
– А то, что пауки питаются бабочками!
Он на секунду окаменел, а потом отвернулся от меня и погладил лапкой трепещущее, как лепесток мака на ветру, крылышко:
– Прости, любовь моя, мне жаль, что тебе пришлось это услышать.
– А ей что, мама-бабочка и папа-мотылек не рассказывали?!
Магнус не удостоил меня ответом.
Гостья была изумительно красива: широкие, как парус, алые крылья с золотистой окантовкой, сплошь в кружеве переливающихся прожилок, два фиолетовых пятнышка на каждом и изящно изогнутые усики с гагатовыми капельками на конце. Она дрогнула ими в мою сторону, видимо, о чем-то спрашивая на языке, понятном только Магнусу, и не издав при этом ни звука.
– Да, думаю, сейчас это будет лучше всего, – поспешно ответил он извиняющимся тоном.
Бабочка снялась с места и, ласково мазнув его на прощание крылышками, вылетела в форточку. Как только она скрылась из виду, паук снова повернулся ко мне, всем своим видом демонстрируя, что разборки предстоят нешуточные.
– Как ты могла! – напустился он на меня.
– А что я такого сказала?
– Ты намекнула на то, что я могу её съесть!
– Я ни на что не намекала, а так прямо и сказала. О чем ты думал, влюбляясь в бабочку?
– А о чем все думают, влюбляясь?! Да ни о чем! Иначе влюбленных на свете не существовало бы.
– Да, но бабочка? – не унималась я.
– Почему это вампирам можно влюбляться в людей, а мне в бабочку нельзя?
– Вампиры – это всё сказки, Магнус, а ты уже взрослый паук.
– Я современный паук, – возразил он, – которому чужды подобные предрассудки. Кстати, меньше всего ожидал от тебя подобного снобизма!
Чувствуя, что спор набирает обороты, я постаралась придать тону спокойствие и, как мне казалось, убедительность:
– Ты наверняка принял за любовь какое-то другое чувство. Вот я, например, тоже люблю имбирные пряники, но мне в голову не приходит влюбляться в них! Чувствуешь разницу?
– Не смей сравнивать Арахну с имбирным пряником! – разозлился он.
– Кого?!
– Арахну! Её так зовут, – возликовал он и забегал по подоконнику, возбужденно размахивая лапками. – Это знак, указующий перст! Где это видано, чтобы бабочек так называли? Нет, всё неспроста! Она предназначена мне судьбой!
