Наталья Нечаева - Внук котриарха
«Ступай домой, – ласково прозвучало в голове. – Ты все сделала правильно. Так надо. Ступай домой и – забудь». Голос был ласковым, домашним, он как бы гладил голову изнутри, орошая вскипевший мозг прохладным приятным душем, вымывая из него страх и непонимание.
Маргарита Владимировна спокойно вернулась в лабораторию, собрала сумку, оделась, сполоснула под струей воды воняющий чёрт-те чем пластик, бросила в урну. Свет, сигнализация, пост охраны.
Вечер выдался прелестный. Отмытый до хрустального блеска многодневным дождем город сверкал крышами, шпилями, реками, каналами, окнами, витринами, улыбками, боками троллейбусов и атласными лентами асфальтов. Истосковавшиеся по людям звезды висели прямо на электрических проводах спелыми виноградинами.
Безветренное влажное тепло ластилось к щекам, бережно приглаживало волосы. Ехать в такую погоду на общественном транспорте представлялось совершеннейшим кощунством, и Маргарита Владимировна пошла пешком. Шла по Дворцовой, Невскому, Большой Морской, Гороховой, любуясь таким спокойным, чистым, умиротворенным и прекрасным городом – своим городом.
Дома заглянула к спящей маме, кивнула зависшей перед монитором дочери, забралась в постель. Кошки тут же пристроились рядом, тихонько мурлыча и ласково поглаживая ее лапами, в которых совсем не было когтей. Заснула быстро и спокойно. Ей снился Эрмитаж, какая-то огромная, во всю стену, картина с привычным сюжетом склонившейся над младенцем Девы Марии. В левом углу полотна жевали свежую траву лошадь и корова, рядом с ними лежала красивая серая кошка, с пушистым хвостом и яркими желтыми глазами. «Это ты, Сара?» – спросила Маргарита Владимировна. Кошка хитро прижмурилась, махнула лапой и улыбнулась.
Последний рубеж
Техас огромными прыжками мчался по лестнице, еще по одной, не рассчитав расстояния, с последних ступенек скатился кубарем, вскочил, отряхнулся и ринулся к дверям. Проскочил рамку и лбом впечатался в прозрачное дверное стекло. Затравленно огляделся, ища выход.
– Ах ты, засранец хвостатый! – услышал над собой голос охранника. – Пробрался все-таки! Где прятался весь день, а? Теперь домой хочешь? Давай, выметайся скорее, пока никто не видит. Смотри, еще раз сюда заберешься, точно хвост прищемлю!
Дверь открылась, и Техас наконец оказался на воле. Вдохнул полной грудью ночной холодок, огляделся, нет ли какой опасности, и бросился в родной подвал.
В подвале было пусто. Техас принюхался: по ощущениям, кошек вокруг было полно, но ни одна не показывалась.
– Эй, – позвал Техас, – вы где?
– Техас! Техас! – прошелестело по помещению, и одновременно во всех углах зажглись кошачьи глаза.
– Ты откуда? – удивленно спросил Бихар.
– Оттуда! – грубо рявкнул Техас и прильнул к ближней миске: он был смертельно голоден!
– Да погоди ты жрать, – хлопнул его по хребту сильной лапой Бен Ладен. – Мы тут в засаде сидим, ждем, когда Галя вас в клетках понесет.
– Уже несет, – не отрываясь от миски, сообщил Техас. – Сейчас от шока отойдет и прибудет.
– А остальные где?
– Где-где, в переносках сидят, ждут своего счастья.
– Галя одна?
– Втроем. Три бабы, три клетки.
– Отлично! – Бен Ладен приосанился. – Батальон, готовность номер один! Передать по цепочке! Все помнят? Рассредоточиваемся вдоль стен, сливаемся с окружающей обстановкой. Штурм по моему сигналу. Буря и натиск! Шум и ярость! Психическая атака! Орать, не жалея глоток, первая задача – сбить противника с ног и напугать. Потом вступаем в ближний бой. Драться, не убирая когтей. Авангард добивает поверженного противника, арьергард освобождает пленников. Как только узники окажутся на свободе, операция прекращается, все разбегаются по местам.
– Ну ты… – утоливший первый голод Техас с уважением взглянул на Бен Ладена, – стратег! Где обучался?
– Да как-то так, – Бен Ладен заскромничал. – По знаниям я давно десятка полководцев стою, только войны подходящей не случалось. Все больше по мелочи.
– Полундра! – ворвался в подвал большой черный кот. – Котофанки идут!
– Кто это? – ревниво напрягся Техас.
– Наши, – успокоил его Бен Ладен. – Кэльфы.
– Кэльфы? – Техас кругом обошел вошедшую вслед за черным котом красивую белую кошку, прищурился и добавил загадочно: – После боя лучшее достается победителю…
– Вы не оглохли? Котофанки идут! – нервно повторил Богарди.
– Да в курсе, – махнул лапой Бен Ладен. – Не видишь, что ли? – кивнул на Техаса. – Разведка уже донесла.
– Все готовы? – спросила Шона. – Второго шанса не будет…
– По местам! – приказал Бен Ладен.
Кошки одна за другой потянулись к лазам. Последним телепался Тихон. Через пару минут в подвале остались только Пуська и Мурка. Одна по состоянию здоровья, вторая – по глубокой беременности.
На улице Шона и Богарди заняли отведенное им место за квадратной массивной урной. Двор выглядел совершенно пустым. Однако если хорошо приглядеться, кое-где вдоль стен почти у самой земли посверкивали настороженные огоньки кошачьих глаз. Такие же светлячки висели на ветках деревьев. Штурмовой отряд был на «товсь».
В тени под деревом тяжело вздыхал Тихон.
– Тихон, может быть, вам не участвовать, – пожалела Шона, – все-таки возраст?
– Лучше один раз напиться свежей крови, чем всю жизнь хавать мертвую кашу, – гордо прошамкал Тихон. – И потом, – он погрустнел, – отряд не заметит потери бойца…
В это время котофанки с клетками уже подходили к служебной лестнице второго этажа. Первой шла Белая куртка с Филей. Кот вел себя совершенно спокойно, лениво наблюдая за уплывающими назад стенами и окнами. Кошки во второй клетке, тесно прижавшись друг к другу, тоже притихли. А вот самой Гале с каждым шагом становилось все тяжелее: казалось, странный рыжий кот все рос и рос, и в новомодной импортной переноске не осталось уже и крошечки свободного места.
– Погодите секунду, руки перехвачу, – попросила Галя, – сил уже нет этого лося нести.
– Смотри, как клетку расперло, – повернулась доктор, – того и гляди по швам треснет!
– Не успеет, – легкомысленно отмахнулась Галя, – через минуту в машине будем.
Схватила клетку двумя руками, пытаясь взять поудобнее, в это время практически окоченевший от неподвижности Мимир тяжело дернулся, раздался хруст, и задняя стенка переноски вывалилась из пазов. Вместе с ней на пол шлепнулся Мимир. Встряхнулся и, прихрамывая, юркнул за ближний угол.
– Стой! – беспомощно пискнула Галя, все еще обнимающая пустую клетку.
– Ага, – хохотнула Белая куртка, – сейчас он тебя послушается, вернется и сам залезет в камеру!
– Да что ж за день такой, – Галя всхлипнула, – как заколдованный! Все наперекосяк! Сдались мне эти кошки, своей работы будто нет. Все! Ноги моей больше возле них не будет! Пусть живут, как хотят.
– Так, может, и этих выпустим? – иронично поинтересовалась докторша. – До кучи?
– Ты что?! – вытерла слезы Галя, – хоть кому-то добро сделаем.
– Хорошее добро, – хихикнула Белая куртка, – что ж ты разъяснительную работу не провела? Глядишь, серый с рыжим прониклись бы и сдались добровольно.
– Все равно поймаем, – буркнула Галя. – Пошли.
– Пойдем, навозник мой ненаглядный, – директор поднялся со ступенек, прижал руку к груди, ощутив под ладонью бугорок укутанного в платок скарабея. – Предупредим охрану, что кошки во дворце. Вот, оказывается, куда они пропали! Переселились. Надоело им жить в подвалах, решили поменять свой социальный статус. Вопрос: как они сюда пролезли? Все пятьдесят? И где прятались днем, если их никто не видел. Что скажешь, скарабей? Ты же волшебник! Ну-ка, помоги папочке с отгадкой!
В такое позднее время Дмитрий Борисович редко ходил по Эрмитажу. На работе, конечно, частенько засиживался допоздна, но в служебном крыле, в своем кабинете.
В полутьме резервного освещения дворец выглядел загадочно и таинственно. Стоило прислушаться, как со всех сторон налетали скрипы, шорохи, масса иных странных звуков, похожих на тихое перешептывание. Все это директора совершенно не пугало, в отличие от большинства, он совершенно точно знал: дворец живой. И его отдельная самостоятельная жизнь не прекращается ни на секунду. Уважая дворцовые тайны, он никогда даже не пытался выяснить происхождение этих многочисленных непостижимых звуков, знал: если дворец захочет, откроется сам. Не захочет – все равно ничего не поймешь, как ни старайся.
Проходя мимо лестницы, спускающейся в Египетский зал, он вдруг почувствовал какой-то странный запах и совершенно явственное шевеление во внутреннем кармане.
– Думаешь, надо зайти? – спросил скарабея, продолжая принюхиваться.
Ларионов мог поклясться: так в Эрмитаже не пахло никогда! Из Египетского несло, как из открытой двери дешевой рюмочной. Запах налетал волнами, словно где-то открывали и закрывали дверь
