Лилия Касмасова - Если свекровь – ведьма
Я все же добралась до диванчика, инспектор протянул мне руку, и я уселась. Теперь, по логике, яхта должна была бы развернуться, но она так и продолжала не то чтобы скользить, но скакать задом наперед в сторону открытого моря. Несколько зрителей на судах и суденышках, мимо которых мы проходили, махали нам руками и что-то кричали.
Но слов было не разобрать – их уносил ветер. Да и что они там могут кричать. Что-нибудь типа «Вы неправильно плывете!».
Но Орхидее, похоже, было наплевать. Ей хоть боком плыви на этой яхте. Она явно кайфовала. Потом яхта остановилась, Орхидея резко крутанула штурвал, и мы снова чуть не улетели с дивана. Зато потом наш кораблик поплыл уже как все его нормальные собратья, то есть носом вперед. Но плыл он опять какими-то дикими скачками. А паруса так и остались закрыты. У этой яхты – что, мотор есть? И причем какой-то дерганый…
– Я не понимаю, – сказала я Бондину. – Как эта яхта движется?
– Я тоже, – сказал он. – Но можно попробовать узнать.
Бондин надел гламурные очки, пополз по дивану к краю кормы и выглянул наружу. Потом расхохотался. Я тоже поползла и, повернув перстень, выглянула.
Вот это да! В корму упирались донцами с десяток гигантских бутылей с шампанским. Бутылки стреляли. По очереди. Выстрелившая бутылка исчезала, а потом на ее месте появлялась новая, уже закупоренная пробкой.
Бондин сказал:
– Орхидея гений.
– Правда? – Я вспомнила, как он удивлялся, что я вообще могу соображать. – Если она такой гений, то почему мы плывем, так по-дурацки дергаясь?
– Моряки говорят – не плывем, а идем.
Когда это он моряком заделался? Пять минут назад парус от палки не мог оторвать, а теперь он, видите ли, идет.
– Мы не идем, – сказала я, – а прыгаем.
– Зато с такой скоростью мы доплывем минут за двадцать, – сказал инспектор.
– Если не выпадем за борт, – сказала я, при очередном толчке хватаясь за край дивана.
Орхидея, по-прежнему стоявшая за штурвалом, повернулась к нам и крикнула:
– Куда плыть-то?
Бондин поднялся, подошел к Орхидее, открыл телефон и стал ей что-то объяснять, показывая рукой на берег, вздымавшийся скалами слева от нас.
Остров был живописен: темные горы, яркая зелень. И скалы были такие необычные, странные: одни похожи на лежащую на боку огромную лестницу, другие на составленные вплотную друг к другу столбы и столбики, третьи шли гладкими вертикальными уступами, будто кто срезал с них ломти гигантским ножом.
– А ты слышала, что нам в порту кричали? – поинтересовался Бондин, возвращаясь на диван.
– Что?
– «Вы забыли раскрыть паруса!»
Я рассмеялась. Он – тоже. Я спросила:
– Правда?
– Не-а, я тоже ничего не расслышал. Но можно предположить.
Я усмехнулась. А он бывает смешным.
Тут зазвонил его телефон – безо всяких мелодий, именно протренькал, как старые аппараты в черно-белом кино.
Он прижал трубку к уху:
– Да, Жасмин. Что?.. Какой еще…
Жасмин? Хочет продиктовать еще один список нарушений?
Бондин убрал трубку от уха:
– Отключилась.
– Что там у них? – обеспокоилась я.
Инспектор поглядел на меня озадаченно:
– Было плохо слышно, потому что она говорила шепотом. Но она сказала… что там… хм… джин. Потом кто-то подошел, и она сказала, что перезвонит позже.
– Джин… – удивилась я. И вдруг вспомнила свою похожую утреннюю ошибку: – Да не джин! А Жи-эн! Это повара так зовут! Жан-Натаниэль! Я тоже утром не расслышала.
– Повара? – улыбнулся он. – Значит, он появился.
Бондин то приближал, то отдалял карту на экране телефона и поглядывал на скалы. Потом сказал, махнув рукой на берег:
– Вон она, вилла.
Скалы тут заканчивались, и берег дальше был плоский, песчаный, поросший невысокими лохматыми деревьями. За деревьями белело одноэтажное строение с плоской крышей и большими окнами. В воду далеко выходил широкий и ладный деревянный пирс.
Инспектор надел очки, а я повернула перстень. Берег и в серебряном сиянии выглядел так же. Разве что… Зловеще-фиолетового цвета облачка курсировали в нескольких метрах над землей и над водой.
– Что это? – спросила я.
Инспектор снял очки и выругался:
– Чертов Весловский.
Потом Бондин быстро набрал что-то на телефоне. Подождал несколько секунд, сотовый пропел тихое «ку-ку», инспектор открыл сообщение, стал читать текст на экране телефона, бормоча:
– Ага, ага. – Потом закрыл телефон, поднялся и сказал мне: – Ты останешься на яхте. А мы с Орхидеей сойдем на берег.
– С чего это я останусь? Охранять яхту, что ли?
Он сказал:
– Да. Охранять.
– Сам ее охраняй. А я за Мишей.
Он не ответил, достал из кармана что-то вроде толстой авторучки, нажал на кнопку, авторучка засветилась голубоватым светом. Пробормотал:
– Ага. Работает.
– Что это?
– Что-то вроде отмычки, – ухмыльнулся он. Потом посмотрел на меня: – Виллу сторожат, и очень серьезно.
– Собаки?
– М-м… Что-то вроде того. Поэтому тебе лучше остаться здесь, – и он крикнул: – Орхидея, причаливайте. Только осторожно. И молча! На причале…
Молча? Он сказал «молча»?
– Почему это молча?! – возмутилась Орхидея, оборачиваясь.
Яхта вдруг резко и боком прыгнула в сторону. Бондин, который стоял на ногах, улетел к самому борту, а меня просто сбросило с дивана на палубу.
– Извините! – завопила Орхидея. – Я немножко потеряла контроль над ней. Щас налажу!
Похоже, капитана за штурвалом лучше не волновать.
Инспектор на четвереньках полз обратно и обзывал кого-то идиотом и бестолочью. Мне показалось, самого себя.
Мы почти вплотную подошли к причалу. А яхта, вместо того чтобы замедлиться, вдруг рванула вперед, и еще, и еще. Было такое чувство, что вместо одиночных выстрелов шампанское стало разряжаться аккордными залпами.
Я так понимаю, фирменная фишка колдовства Орхидеи – это когда вместо желаемого результата творится полный кавардак. В этом наши стили похожи.
Орхидея прокричала что-то невразумительное, типа:
– Свистать всех наверх!
Но это ничего не изменило. Яхта со всего маху с оглушительным треском врезалась в пирс, так что деревянные доски его настила разломались в щепы. Вот это катастрофа, я понимаю.
Тут мы остановились. А из причала вырвался сноп разноцветных искр и, будто фейерверк, осыпал яхту.
На меня и инспектора искры не попали, а вот Орхидею задело. Ее подкинуло в воздух, как волейболисты подкидывают мяч, и она вдруг оказалась сидящей на самой верхней перекладине мачты. Орхидея обняла руками мачту, чтобы не упасть, и завизжала.
Бондин и я смогли наконец подняться на ноги. Я выключила око.
– Там веревочная лестница, видите? – крикнул инспектор Орхидее. – Спускайтесь по ней!
– Ни за что! – прокричала Орхидея. – Она меня не выдержит! Я толстая!
По этому признанию я поняла, что Орхидея не просто боится, она потеряла голову от страха.
– Эта лестница выдержит и пятерых! – крикнул инспектор.
– Она не слезет, – сказала я.
– Тогда я полезу за ней, – сказал Бондин и подошел к лесенке.
Орхидея поглядела на него одним незажмуренным глазом и завопила в панике:
– Куда вы?! Вы расшатаете мачту! Вы сдурели, Бондин?
– Я вам помогу!
– Не смейте подниматься! Вы порвете лестницу!
Инспектор продолжал молча взбираться наверх.
– Я вас предупреждаю, еще один шаг и вам не поздоровится! – тонким голоском прокричала Орхидея.
Но инспектор медленно, но верно продвигался наверх.
– Я вас предупредила, – сказала Орхидея и шевельнула рукой.
Тут на инспектора свалилась прямо из воздуха куча яблок. Да не просто свалилась, а яблоками будто из пушки выстрелили, так что бедный инспектор не удержался на веревочной неверной лесенке и свалился на палубу.
Я подбежала к нему, но он уже поднялся, потирая ушибленное плечо.
– Вы сдурели, Орхидея! – возмущенно крикнула я обезумевшей тетке.
– Я же предупреждала, – чуть не хныча, сказала она в ответ. – Я же боюсь!
– Тогда спасайтесь сами! С помощью магии! – сердито крикнула я.
– У меня что-то воображение не работает, – ответила она плаксиво.
Ага, как Бондина яблоками закидывать, так оно работает, а как снять свой зад с дикой высоты и устроить где-нибудь в безопасности, так оно не работает!
Тут Орхидея, не переставая обнимать мачту, ухитрилась достать из кармана сотовый и приложить его к уху. Воскликнула она при этом что-то вроде:
– Вот и проверю его чувства!
Ей грозит свалиться с трехэтажной высоты, а она все свою песню – чувства чьи-то проверять вздумала!
Она что-то там бормотала в телефон.
– Что это за фейерверк в причале оказался? – спросила я Бондина. – Почему Орхидею на мачту закинуло?
– Я ведь пытался предупредить, – виновато сказал он, – только не успел. Это первая ловушка. Но нам еще повезло, что яхта ее разрушила, а то бы она сработала в полную силу.
– Ловушка? – не поняла я.
– Весловский скрыл от меня, что дом защищен. – И он пояснил: – Ловушками. Чтобы посторонние не проникли. У кого ключ – зайдет без проблем.
