Саманта Шеннон - Сезон костей
– В смысле?
– У меня адские боли. Нужно как-то отвлечься.
– Можно подумать, тебе есть дело до моей болтовни! – вырвалось у меня.
– Есть, – кивнул он. Поразительное хладнокровие, особенно если учитывать обстоятельства. – Не мешает знать человека, с которым делишь кров. Мне известно, что ты убийца, – спокойно сообщил страж, не замечая моего окаменевшего лица, – но у тебя наверняка имеются и другие достоинства. Если нет, то я ошибся в выборе.
– Тебя никто не просил меня выбирать.
– Тем не менее выбор сделан.
Я методично промывала рану, надавливая сверх меры. Нечего с ним церемониться, не заслужил.
– Родилась в Ирландии, – сухо перечисляла я, – в городе Клонмел. Мать была англичанкой, в свое время сбежала из Сайена.
Рефаит поощрительно кивнул, призывая продолжить рассказ.
– Мы жили с отцом и его родителями в южной провинции Голден-Вейл, славящейся своими пастбищами. Там очень красиво. Не чета цитаделям. – Я отжала тампон и снова намочила. – Но аппетиты Абеля Мэйфилда росли, и ему понадобился Дублин. По всей стране вспыхивали Мэллоуновские восстания, а после случилась знаменитая Мэйфилдская резня.
– Мэйфилд, – повторил страж, уставившись в окно. – Да, припоминаю. Неприятный тип.
– Вы знакомы?
– Мне доводилось встречать всех лидеров Сайена, начиная с тысяча восемьсот пятьдесят девятого года.
– Выходит, тебе лет двести как минимум?
– Да.
Справившись с удивлением, я снова сосредоточилась на деле.
– Мы думали, нам ничего не угрожает, но вскоре юг тоже попал под удар. Пришлось срочно уезжать.
– А что стало с твоей матерью? Она осталась?
– Она умерла. Отслойка плаценты. – Я вытерла пот со лба. – Показывай, где еще лечить.
Страж снял рубашку. Всю грудь до живота пересекали алые полосы, оставленные то ли зубами, то ли когтями.
– Дальше.
Ага, выходит, со мной не так уж и скучно.
– Когда мне было восемь, мы переехали в Лондон.
– От безысходности?
– Нет. Просто отца направили в СТОРН.
Повисла пауза.
– Сайенский технологический отдел по развитию науки, – расшифровала я, решив, что куратор не понял.
– Знаю. Зачем его туда направили?
– Мой отец – судмедэксперт, патологоанатом. Сотрудничал с ирландской полицией. Сайен велел ему выяснить, почему люди становятся ясновидцами и почему душа не исчезает после смерти, – со злостью сообщила я. – Отец считал, что ясновидение – своего рода болезнь. Нужно лишь найти лекарство.
– И про дочурку папенька даже не догадывался?
– Он невидец. Куда ему…
Страж никак не отреагировал и задал новый вопрос:
– Дар проявился у тебя с рождения?
– Не совсем. Ауры и духов чувствовала с младых ногтей, а потом на меня напал полтергейст. – Я устало поморщилась. – Сколько еще протянешь?
– Не могу сказать. Соль отсрочит неизбежное, но ненадолго, – равнодушно бросил рефаит. Вот это выдержка! – Когда ты научилась высвобождать дух?
Странным образом разговор придал мне уверенности. Лучше не врать, наверняка страж сам все прекрасно знает. У Наширы имеется на меня досье – мало ли до чего они докопались, а сейчас хотят проверить мою особу на вшивость. Ладно, буду говорить правду, и ничего, кроме правды.
– После нападения полтергейста мне начал сниться один и тот же сон. Вернее, казалось, что это сон. – Я вылила остатки раствора рефаиту на плечо. – Снилось, как будто бегу по цветочному полю. И чем дальше бегу, тем темнее становится вокруг. И так ночь за ночью, бегу все дальше и дальше. И вот однажды добегаю до обрыва, прыгаю… и лечу прямиком в эфир, прочь из тела. Очнулась я в карете «скорой помощи». Отец сказал, у меня был приступ лунатизма, мол, вышла в гостиную и перестала дышать. Врачи диагностировали кому, – заключила я, не отрываясь от раны.
– Но ты выжила.
– Как видишь. Мозг, к счастью, не пострадал. Но мог бы, из-за кислородного голодания, – неохотно выдавила я.
Раскрывать рефаиту душу нет ни малейшего желания, но пусть лучше знает. Знает, что пребывание в эфире для меня крайне опасно.
– Мне повезло.
Страж наблюдал за мной из-под полуприкрытых век.
– Выходит, эфир ты посещаешь редко, боишься, но во всех тонкостях разбираешься неплохо.
Я отвела взгляд.
– Инстинкт. Послушай, твою лихорадку не сбить без лекарств.
В моих словах была доля правды. Инстинкт инстинктом, но рефаиму не обязательно знать, что главарь мимов всячески поддерживал и развивал мои способности, предварительно подключив меня к системе жизнеобеспечения.
– После стычки с полтергейстом остались шрамы? – спросил вдруг страж.
Вместо ответа я стянула перчатку с левой руки.
Он внимательно осмотрел рубцы. Действительно, редкий случай, чтобы начинающего ясновидца так шибануло эфиром.
– Должно быть, у меня имелся потенциал к восприятию эфира, а полтергейст помог его раскрыть.
– Полагаешь, эфир проникает в тебя?
– А твое мнение?
– Предпочитаю держать его при себе. Но обычно ясновидцы думают, что это они проникают в эфир, не наоборот, и тем самым тревожат мертвых. – Не дожидаясь моей реакции, он продолжал: – Мне случалось сталкиваться с подобным. Дети особенно уязвимы к резким перепадам ясновидения. Если допустить их до эфира слишком рано – раньше, чем сформируется аура, – неуравновешенность гарантирована.
Я возмущенно отстранилась:
– Я вполне уравновешенна!
– Ты – да, а вот твой дар – нет.
И не поспоришь! Мой фантом уже убивал, причем без моего ведома.
– У меня некроз, – сменил вдруг тему страж. – Для рефаита это равносильно смерти. Организм человека легко с таким справляется. – Он явно на что-то намекал; ладно, пусть выскажется. – Некроз купируется кровью, человеческой кровью. При нормальном кровотоке небольшой укус погоды не сделает. – Он выразительно покосился на мое запястье. – Пинты будет достаточно.
Меня затошнило.
– Хочешь выпить моей крови?
– Да.
– А ты, случайно, не вампир?
– Ого! Рядовая жительница Сайена читала про вампиров. Сюрприз.
Внутри у меня все сжалось. Черт, угораздило же так проколоться! Доступ к сверхъестественной литературе был лишь у верхушки Синдиката. Что до вампиров, мне раз попался сборник страшилок «Вурдалаки Воксхолла» авторства анонимного медиума с Граб-стрит, который собственноручно насочинял кучу историй а-ля Дракула, дабы хоть как-то разбавить культурный вакуум. Сюжеты брались из народных сказок и легенд, а названия говорили сами за себя: «Трапеза с тассеомантом», «Фиаско фей». К слову, тот же автор написал парочку годных рассказов о ясновидцах, типа «Загадки острова Иакова». Мне понравилось. Тогда. Сейчас думаю, что лучше бы вообще не читала!
Страж принял мое молчание за тревогу.
– Не волнуйся, я не вампир, плотью и кровью не питаюсь. Не будь я при смерти, не стал бы просить, удовольствия в этом мало. Но так уж вышло, что в данный момент только твоя кровь может меня спасти.
– На умирающего ты не очень-то похож.
– Тем не менее это так.
Почему-то не хотелось выяснять, как рефаиты узнали про целебные свойства нашей крови. И правда ли это вообще.
– С какой стати я должна тебе верить?
– С такой, что я избавил тебя от унижения выступать вместе с шутами надсмотрщика. Веская причина?
– А если мне мало одной?
– Хорошо, окажу тебе услугу.
– Какую?
– Любую. Кроме свободы, – уточнил он, прежде чем заветные слова сорвались у меня с языка.
Понятно, никто меня не освободит. Глупо было надеяться. Однако услуга от рефаита дорогого стоит.
Подобрав с пола осколок, я чиркнула им по запястью и поднесла руку ко рту стража. Тот мешкал.
– Давай, пока я не передумала.
Он впился в меня глазами и прижал запястье к губам. Язык скользнул в рану. Пальцы сдавливали мне руку, усиливая кровоток. Рефаит пил спокойно, не торопясь, тщательно отмеряя глотки, как пьют простое лекарство.
Но вот все закончилось. Я плюхнулась на постель, но не рассчитала. Слишком быстро.
Страж уложил меня головой на подушку.
– Вот так, не спеши.
Потом поднялся и бодро зашагал в ванную. Вернувшись, помог мне сесть и, придерживая за плечи, дал выпить подслащенной воды.
– Нашира в курсе? – полюбопытствовала я.
Страж резко помрачнел:
– Кстати, она может спросить насчет моих отлучек. И увечий.
– Значит, не в курсе?
Рефаит молча подсунул мне под голову тяжелую бархатную подушку. Слабость почти прошла, но рана кровоточила. Тогда страж достал из тумбочки бинт. Мой бинт, который был в рюкзаке! Выходит, рюкзак тоже у него. Да, плохо дело… Стоп! Памфлет! Нашел ли он его? Прочел?
Пальцы в перчатках заботливо бинтовали порез. В знак благодарности, не иначе. Когда кровотечение прекратилось, страж заколол повязку булавкой и положил мою руку на грудь.
– Не знаю, что и думать, – сообщил вдруг он. – У тебя талант выручать меня из передряг. Откуда такое милосердие? Вместо того чтобы дать мне умереть, ты делишься кровью, врачуешь раны. Зачем?
