Наталья Нечаева - Внук котриарха
Вова, опорожнив стакан, берет гитару. Начинает наигрывать новую песню БГ. «Под небом голубым, – доверительно сообщает он, – есть город золотой…»
Сальватор, перехватив стакан, уносится к автомату – вернуть тару на место. Это – закон. Они не одни такие умные, стакан может в любой момент кому-то другому понадобиться.
Остальные подтягивают Вове. Все знают, песня о них, об их городе, именно золотом – вот же оно, золото, разлито по площади, Неве, крышам…
– Корифаны, – возвращается Сальватор, – встаем. А то Гостинка закроется.
Гостинка, а точнее, отдел грамзаписи на первом этаже, вот уже пару недель – непременное место посещения перед долгим зависанием в «Сайгоне».
– Риглис, завязывай, – торопит Вову Сальватор, – опоздаем.
– Сам ты Риглис, – цедит Вова, но встает. Он очень не любит, когда друзья зовут его так. Но – приклеилось.
Вообще-то он очень интеллигентный чувак – мама преподает в консерватории скрипку, папа поет в Малом оперном. С последних гастролей предок привез сыну целую упаковку жвачки «Риглис», посредством которой предприимчивый отпрыск развернул настоящее коммерческое предприятие, выменивая на заветные дольки пиво, беличьи кисточки для товарищей-художников и даже дефицитные тени для Крючи.
Недавно Вова заглянул в Гостинку за подарком для отца ко дню рождения. Потосковал, перебирая советскую эстраду, порылся в симфонической музыке – ничего стоящего! В уголке на полу, прямо на стопке пыльных пластинок, сидел наглый черный кот. Утомленный поисками, Вова зарычал на кота, изображая собаку. Кот лениво взглянул на шалопая, соскочил с пластинок и, не сводя желтых глаз с Вовы, несколько раз стукнул лапой по стопке, на которой только что сидел. Потом еще и мяукнул, да так, что Вова точно разобрал: ищи тут.
– А что это у вас там? – немедленно спросил Анисин у продавщицы.
– Некондиция, – отмахнулась та, – конверты истерлись. Приготовлено на отбраковку.
– Можно глянуть?
– Гляди, жалко, что ли?
Первым в стопке лежал черный конверт с белыми расписными теремами, теткой в кокошнике и злобными узкоглазыми лицами. «Князь Игорь».
Пока Вова рассматривал картинку, наглый кот терся возле самого уха и будто бы шептал: послушай, послушай…
– Можно послушать?
– Да крути, все равно никого нет.
Продавщица зевнула, извлекла из-под прилавка вязанье и застучала спицами.
Вова установил диск на обшарпанную магазинную «Электронику», кот, немедленно вспрыгнувший на прилавок, следил за каждым его движением. Когда пластинка закрутилась и Вова примеривался опустить головку, понятно, на самое начало, кот вдруг ткнулся мордой под ладонь, заставив иголку съехать в самый центр записи.
– Здоров ли, князь?
Что приуныл ты, гость мой?
Что ты так призадумался?
Аль сети порвались?
Аль ястребы не злы и с лёту птицу
не сбивают?
Возьми моих!
– забасил Кончак.
– И сеть крепка, и ястребы надёжны,
– грустно загундосил в ответ князь Игорь, —
Да соколу в неволе не е…
– Что? – аж подскочил от неожиданности Вова и уставился на продавщицу: слышала?
Та что-то припевала в такт спицам. Совсем из другой оперы.
Конечно, сын музыкантов Анисин знал творение Бородина чуть ли не наизусть – отец много лет пел именно князя Игоря, начнет распеваться, хоть из дома беги.
Вова завел пластинку еще раз. Послушал Кончака, напрягся.
– И сеть крепка, и ястребы надежны, – снова пожаловался Игорь с каким-то странным акцентом: «сЭть крЫпка», «да сЁколу в неволе не е…»
Не ошибся! Не показалось! Игорь старательно выпевал совершеннейший мат! Обозначающий самое сладкое в природе действие! Кот, разлегшись прямо на прилавке, довольно щурился, будто с его помощью вершилось чудо.
– Ну ты… котяра, – восхищенно сказал Вова. – Корифан! – Достал из кармана половинку заветной жвачки. – Хочешь?
Кот равнодушно отвернулся. Анисин перевернул конверт: в исполнителях князя значился народный артист Болгарии.
– А можно ее купить? – заволновался Вова, засовывая пластинку в конверт.
– Сказано же – некондиция, не продается.
– Мне папе на подарок, он всегда мечтал…
– Возьми новую, вон стоит.
Увы, новый конверт был совершенно с другой картинкой и с другими исполнителями. Советскими. От этих точно сюрприза не дождешься.
– Я эту хочу, – заканючил Вова, – пожалуйста, тетенька!
– Иди, иди, мальчик. Нет денег, нечего тут крутиться.
В тот же вечер Анисин поделился чудесной историей с друзьями, и они все вместе двинули в Гостинку. Тетка за прилавком сидела другая, против прослушания не возражала – проверяла школьную тетрадь тощей девчонки, видимо, дочки.
Диалог Кончака с Игорем слушали раз десять, пока не явился какой-то толстый хмырь в очках и не возжелал оценить перед покупкой качество записи Скрябина.
– А кот где? – вспомнила Вовин рассказ Крюча. – Покажите нам вашего замечательного меломана-кота!
– Какой кот? – оторопела продавщица. – Откуда? Кто б нам разрешил тут котов держать?
– Как же? – не меньше нее поразился Анисин. – Я днем заходил, тут кот сидел. Черный такой, здоровый. Чисто Бегемот.
– Сам ты бегемот, – обиделась продавщица. – Пить меньше надо, – унюхала, видно, только что употребленный портвейн, позавидовала. – Зальют зенки с утра, потом черт-те что мерещится.
Уже в «Сайгоне», обсуждая уникальную запись, сообща решили, что кто-то из коллег подшутил над болгарским солистом, научив петь текст именно так. Нечто подобное Вова слыхал на домашних застольях. Вопрос: как до сих пор этого никто не обнаружил? Явно в партии не одна пластинка была?
– Кто ж такую прелесть обратно в магазин понесет? – резонно заметила Маруся. – Дома наслаждаются, гостей развлекают.
Все согласились.
С того вечера чуть ли не через день друзья повадились захаживать в Гостинку. Поскольку восторга своего от приятелей-знакомых не скрывали, каждый раз компания обрастала новыми любителями классического жанра. Кто-то один заходил, просил послушать, второй тут же затевал с продавщицей тягомотный разговор, тошнотворно занудствуя и тем самым отвлекая от оперы, остальные прятались за колоннами, давясь от хохота и восторга. Что удивительно, ни одна из продавщиц, а их там посменно дежурило аж четверо, никакого подвоха ни разу не заметила.
Увлекательная история закончилась внезапно и печально.
Каким-то образом – тайну никто из этого и не делал – слухи о любителях классической музыки, собирающихся вечерами у Гостиного двора для коллективного прослушивания опер, дошли до обкома комсомола.
– Я говорил, – вдохновенно вещал третий секретарь, – нашей молодежи скоро надоест кривлянье под чуждую музыку. Рок, диско, джаз – кому они нужны? Видите, молодежь сама развернулась к классике, и мы обязаны это поощрять!
К «правильным» меломанам немедленно отправили инструктора узнать, чем обком может помочь: организовать ли лекторий при филармонии, создать ли новый молодежный клуб по интересам в противовес действующим развратным рок– и джаз-клубам.
Воодушевленный и важный инструктор пришел к Гостинке в строгом черном костюме с комсомольским значком на лацкане, чем немало удивил присутствующих.
Запел Кончак. Собравшиеся, зная слова наизусть, вдохновенно подпевали, правда, тихонько, чтоб не нарушать гармонию произведения. Инструктор растрогался: такое трепетное отношение к классике он видел впервые. И тут заголосил князь Игорь.
Вся тоска, вся боль его невостребованного в половецком плену тела воплотилась в последних словах:
– Да соколу в неволе не е…
Инструктор смешался, решив, что ослышался, двинул к прилавку:
– Можно еще раз этот фрагмент прослушать?
– Нельзя, – отрезала продавщица. – Заездили уже пластинку, вся хрипит и заедает. Завтра приходи.
Инструктор вытащил удостоверение, помахал перед носом женщины.
– А, так тебе для работы, – сообразила она. – Ну слушай.
Направившаяся к выходу компания притормозила: не отказывать же себе во вторичном удовольствии. Да и реакция комсомольского аппаратчика интересовала всех.
Инструктор заветного места на пластинке не знал. Поставил сначала. Народ чуть не умер с тоски. И вот, наконец:
– Здоров ли, князь?
Что приуныл ты, гость мой?
Толпа затаила дыхание, даже подпевать не стали.
– И сеть крепка, и ястребы надёжны, – всем одновременно показалось, что тон князя Игоря стал другим – явно издевательским, даже язвительным, – да соколу в неволе не е…
– Молчать! – заорал инструктор. – Директора сюда! – и хлопнул кулаком прямо по пластинке…
Черные треугольники разлетелись по желтому кафелю пола. Крюча один из них подобрала, до сих пор лежит дома в коробке среди таких же памятных сокровищ юности. Когда нагибалась за обломком, увидела под прилавком черного кота. Видимо, того самого. Кот слегка махнул ей хвостом.
